возможным, Финкенбергер привел Макса в овин. В течение полутора часов мужчины трудились бок о бок, освобождая самолет от сена и камуфляжной сетки, пока наконец «Гонщик» не предстал во всей своей красе. Он все еще стоял на том самом грузовике, на котором его вывезли из Парижа, и напоминал готового сорваться с места охотничьего пса. Финкенбергер сказал, что знает прямой участок шоссе неподалеку, пригодный для взлета. Макс не мог оторвать восхищенного взгляда от плавных, летящих линий красавца «Гонщика».
— Он доставит тебя в Клермон-Ферран в два счета, только не дури, понял? Не пытайся побивать рекорды. А теперь гляди и запоминай, — сказал Финкенбергер.
Макс догадался, что этот человек не только знаток лошадей. Он стал толково объяснять Максу особенности работы двигателей, угол наклона лопастей пропеллеров, вращающихся в противоположные стороны. Инновации касались также системы охлаждения, системы управления закрылками. Ничего подобного еще никогда не создавали. Единственный в своем роде, можно сказать.
— А ты не боишься ответственности? — спросил Макс, зачарованно глядя на самолет. Мысленно он был уже в небе.
— Его первый полет станет актом Сопротивления, — неожиданно произнес Финкенбергер, словно забыв свой грубоватый говор и обнаруживая склонность к патриотической экзальтации. — Патрон бы это приветствовал. Главное — убери его отсюда. Убери, прежде чем его найдут наци. Он не меньше тебя нуждается в спасении.
Ночному полету «Гонщика» из Молсхайма в Клермон-Ферран суждено было стать одной из великих легенд Сопротивления; передаваемая из уст в уста, легенда быстро обрела ореол сверхъестественного, чудесного. Описывали невероятную скорость, с которой самолет пулей пронесся по черному небу на бреющем полете, что мог совершить лишь искусный и не ведающий страха пилот; говорили о неоспоримом, хоть официально и не зафиксированном новом рекорде скорости. Главное же заключалось в том, что благодаря этому полету установленный рекорд теперь принадлежал Франции, а не Германии и сделался символом Победы. Говорилось и о беспримерной дерзости взлета с проселочной дороги, и о еще более рискованном в безлунную ночь приземлении на травянистой равнине, по которой когда-то шли к крепости Жергови легионы Юлия Цезаря, перед тем как их обратил в бегство предводитель овернцев по имени Верцингеториг.
Кое-что из этого соответствовало истине, но в последующие годы Максимилиан Офалс сам способствовал тому, чтобы в памяти людей осталась легенда, а не истина. Летел ли он действительно над самыми крышами домов, или же радар не засек его по чистой случайности, из-за того, что враг подобной дерзости не ожидал? В своих мемуарах о войне Макс Офалс этого не разъяснил. Вместо четкого изложения событий он с присущей истинному герою скромностью писал о том, как ему повезло, и о тех, кто ему помогал, без кого… — и далее в том же духе. «Я подумал о Сент-Экзюпери, — написал он. — О том „состоянии глубокого погружения в себя, когда к тебе приходит ни на чем не основанная надежда“. Да. именно так оно и было со мной».
Опять-таки, придирчивый читатель мог бы усмотреть преднамеренное смешение своего собственного опыта с событиями жизни другого, любимого публикой персонажа. В 1940 году летчик и писатель Антуан де Сент-Экзюпери проявил себя настоящим героем в сражении за Францию, после чего вместе со своей эскадрильей перелетел в Северную Африку, а позже в Нью-Йорк. Тогда он уже был широко известен как автор «Ночного полета», однако когда Макс Офалс в мемуарах ссылался на более позднюю книгу Сент- Экзюпери, он подтасовал факты. В то время, когда он совершал перелет в Жергови, книга «Военный летчик», опубликованная на английском под названием «Перелет в Аррас», была в процессе написания, и даже после ее выхода в свет через год и успеха, который она имела в Америке, правительство Виши ее запретило и весь тираж издания 1942 года был изъят из продажи. Таким образом, Макс во время перелета на «Гонщике» никак не мог еще знать о ее содержании! Не обратив внимания на эту досадную нестыковку, Макс беспардонно передал свои собственные ощущения со ссылкой на текст, которого в то время еще не существовало: «Война для нас значила полный крах. Но так ли это было на самом деле в тот момент, когда Франция, чтобы избежать поражения, отказалась от борьбы? Я в это не верю». Описывая свой собственный ночной полет, Макс с одобрением замечает: «Когда я с гулом мчался над головами своих спящих сограждан, я тоже в это не верил. Я знал: Франция скоро пробудится ото сна». Это недоразумение оказалось не важным. Максу его простили. Даже те из критиков, которые заметили нестыковку, выразились в том смысле, что в художественном произведении подобное вполне допустимо. Герой он и есть герой, и ему можно простить некоторые вольности. Знаменательно, что книга Макса имела большой успех прежде всего в Америке. К тому же Сент-Экзюпери к концу войны был уже мертв, он пропал без вести во время боев над Корсикой, меж тем как Макс Офалс, летчик-ас и герой Сопротивления, человек с внешностью кинозвезды, сделавший сногсшибательную карьеру, продолжал жить, да к тому же перебрался в Соединенные Штаты, предпочтя позолоту Нового Света потрепанной элегантности Света Старого.
После приземления в Клермон-Ферране с помощью волонтеров, называвших себя жерговистами, самолет был немедленно спрятан в лесу. Командовал добровольцами бесстрашный Жан-Поль Коши, создатель Роты универсантов, известной также как Рота эрудитов. Это был отряд Сопротивления Страсбургского университета в изгнании, который подчинялся непосредственно Анри Энграну, командиру боевого соединения шестой зоны. Макса отвезли в лесной коттедж, где коллеги — ректор Данжон и историк Гастон Целлер — уже ждали его с бутылкой вина. Поскольку самолично выправленные Максом на себя фальшивые документы были на имя Себастьяна Брандта, его появление в штате требовало определенных официальных подтверждений. Решено было представить его как профессора с юга Франции, и Данжон, который обладал прямо-таки гипнотическим влиянием на пособников нацистов из правительства Виши, обещал всё устроить в лучшем виде.
— Должен заметить, с вашей стороны было крайне неразумно и рискованно присваивать себе широко известное имя, — упрекнул его Данжон. — Можно подумать, вы сами совершали воздушное плавание на «Корабле дураков».
Реальный Брандт жил в Страсбурге в пятнадцатом веке и прославился как автор сатирического произведения «Strultifera Navis», или «Корабль дураков» (1494), иллюстрации к которому были частично выполнены юным Альбрехтом Дюрером. Офалс виновато развел руками: имя действительно было выбрано крайне неудачно.
— Ладно, думаю, сойдет, — успокоил его Целлер, — никто из тех, от кого зависит ваша судьба, вообще никогда не держал в руках книги.
Вскоре после прибытия в Жергови Макс обзавелся еще одним фальшивым именем. Одолеваемый жаждой мести, он стал членом боевой группы «эрудитов» под именем Николо и обучился взрывному делу. Первая и последняя взорванная им бомба была изготовлена ассистентом химического факультета по имени Жильбер: они подорвали дом ставленника вишистов и главы пронацистской ассоциации Жака Дорио. Когда прогремел взрыв, Макса на мгновение захлестнуло непередаваемое чувство собственного всесилия, однако его тут же незамедлительно вырвало. Макс извлек из случившегося двойной урок и запомнил его на всю жизнь: да, террор — вещь увлекательная, однако как бы ни был он оправдан, заниматься этим постоянно ему, Максу, не под силу: для этого надо было бы преступить общепринятую мораль, а он этого сделать не мог. Его перевели в секцию пропаганды, и следующие два года он занимался тем, что уже знал и умел, — фабрикацией поддельных документов. «Классическая для Америки тема перевоссоздания личности вошла в мою жизнь в то страшное время торжества зла в старушке Европе, — напишет Макс в своих мемуарах. — Сознание того, что личность так легко поддается изменению, — открытие опасное. Это как наркотик — единожды испробовав, ты уже не можешь остановиться».
Подделка документов стала для секции пропаганды основным и самым важным делом. Движение Сопротивления набирало силу и становилось все более организованным, все больше людей — мужчин и женщин — вовлекалось в него, потребность в фальшивых документах возрастала — без них невозможно было ничего предпринять. Группа «эрудитов» постепенно наладила связи с подпольем Оверни, с организацией «Алиби» под руководством Жоржа Шароде, с группой полковника Риве Клебе, с «Фалангой» под началом Кристиана Пино, а также с другими боевыми отрядами: «Горячими», чьим символом стал костер Жанны д'Арк, «Митридатом» и ОРА. Установление всех этих связей привело к тому, что Коши, главе секции пропаганды, приходилось надолго уезжать из Клермон-Феррана, и его вызвался заменить высокомерный и хмурый человек по имени Жорж Матье, — практически он руководил всеми операциями группы. Матье был
