Ноэль раскрыл длинную и узкую старую потрепанную книгу в роскошном голубом переплете — своего рода кабалистический свод, секрет которого он нам поведал. Книга разделена была на группы по шесть страниц, относящиеся к одному из созвездий и состоящие из самостоятельных коротких фраз в несколько строк, заключавших в себе в виде более или менее темного изречения описание человеческой судьбы. Каждая из таких самостоятельных глав была отдельно же и пронумерована.
Паренек быстро листал страницы из прекрасной веленевой бумаги, бывшей теперь такой же грязной и потертой, как и переплет. Через каждые гри листка с верхнего угла наискосок было написано название созвездия, выделявшееся прописными буквами на фоне мелко напечатанного текста. Ноэль остановился на названии ГЕРАКЛ, чьи звезды, как следовало из его выводов, вместе с Сатурном находились на небосводе в момент рождения Фаустины. Он объявил затем, что из шести страниц открытой им главы только первая могла содержать искомую запись, как на это указывала игральная кость выпавшей гранью
Ноэль положил точно посередине страницы
И на этот раз способ разгадывания оказался рациональным. В самом деле, именно от жизненных сил человека и от его темперамента зависело, насколько поднимется по чистой соломинке красная жидкость, указывающая теперь своей крайней отметиной на вещий абзац. Надо сказать, что отрывки текста от начала к концу каждой страницы равномерно усиливали какие либо черты характера, отображаемые в виде притчи или изречений. Вот почему Ноэль прикладывал соломинку к странице началом окрашенной части сверху. После каждого сеанса мальчик доливал в хрустальный шар столько капель красной жидкости, сколько было впитано соломинкой, без чего результат его гадания мог бы оказаться неточным.
Глядя в увеличительное стекло, Ноэль прочел там таинственную запись, которую вместе с ним внимательно слушал и Мопс:
Ноэль принялся толковать рассказ.
Подобно Хризомалло, весело отправляющейся на прогулку, Фаустина тоже когда-то радостно начала роман, предвещавший много счастья. Однако ее любовь, которую сама она поначалу считала легковесной и поверхностной, стала вскоре стойкой и тиранической, пропитанной к тому же мучительной ревностью. Как символ этой погоняющей любви, влекущей свою жертву, несмотря на ее попытки замедлить бег, в роковые неведомые дали, шпора с ее сине-зеленым светом, отбрасываемым на дорогу в темное время, обозначала трагический и пронизывающий свет, которым большая страсть освещает вопреки всему темные страницы жизни.
Необычное правдоподобие рассказа мальчика подтверждали многие громкие безумства, совершенные в прошлом Фаустиной, известной легкостью поведения.
Взволнованная молодая женщина, вся во власти своей пылкой натуры, восприняла с пьянящим чувством мысль о едином сильном пламени, захватывающем ее всю и пронизывающем ее жизнь, пусть даже ценой тысячи мук, светом, олицетворяемым светящейся шпорой.
Ноэль не смог удержаться от смеха, видя, как петух настойчиво протягивает Фаустине, комично дергая клювом, цветок шалфея, сорванный им с веточки, находившейся вместе со всем прочим в коробе. Женщина приняла этот талисман, предназначенный, по словам мальчика, смягчить болезненные последствия ее будущей привязанности.
Четко произнеся для петуха имя Фаустины, подросток установил на столе небольшой металлический мольберт, а на нем вместо полотна закрепил тонкую, как лист, высокую пластинку из слоновой кости. Мопс приблизился к ней и, словно под действием странного тика, несколько раз дернул головой, скручивая при этом вбок шею. После этого петух на мгновение замер, широко раскрыл клюв и выплюнул из глотки капли крови прямо в верхний левый угол пластины, где появилась небольшая красная прописная буква Ф.
Петух кашлянул еще раз, целясь ниже, и под буквой Ф возникла буква А. Буквы вылетали, казалось, уже готовыми из клюва птицы и отпечатывались на пластине. Так падавшие одна за другой буквы образовали в конце концов слово ФАУСТИНА, написанное сверху вниз по левому краю листа из слоновой кости.
Ноэль решил наконец удовлетворить наше все возраставшее любопытство.
Пораженный умом своего ученого петуха, которого он долгое время дрессировал, мальчик подумал, что если бы Мопс умел говорить, то вместо чисто механических слов, обычно выговариваемых попугаями, он мог бы произносить обдуманные и нужные фразы.
Но петуху недоставало какой-то анатомической частички, которой обладают говорящие птицы, и потому он никак не поддавался обуче нию речи, а лапы его отказывались водить карандашом, когда потерявший надежду и терпение Ноэль решил было выучить его писать.
Мальчику пришлось отказаться от своих планов, но случайно возникшее обстоятельство подсказало ему своеобразный путь к успеху.
Однажды утром, прервав на время свои странствия, Ноэль в одиночестве завтракал в сельской таверне, где он останавливался на ночлег, а Мопс прохаживался у его ног. Вдруг в помещение ворвались два мальчугана — хозяйские сыновья, со смехом гонявшиеся друг за другом, ничего и никого не замечая вокруг. Один из них на бегу задел стол Ноэля и опрокинул солонку с двумя отделениями, стоявшую на самом краю. Соль быстрым потоком высыпалась на пол, а рассыпавшийся перец опускался медленно в виде легкого облачка, окутавшего голову Мопса, на которого сразу же напал страшный кашель. Обеспокоенный подросток подошел к петуху и увидел, как тот при каждом приступе кашля выплевывает сгусточки крови, ложащиеся на пол странными и не похожими друг на друга геометрическими рисунками.
Когда кашель утих, Ноэль захотел узнать причину этого необычного выплевывания крови, для чего он раскрыл клюв птицы и обнаружил в ее глотке налитую кровью перепонку, которая могла без труда кровоточить. По густо пронизанной нервами поверхности перепонки пробегала частая дрожь, и от этого
