Галина Александровна все-таки говорила про знакомого, который занимает в профилактории важный пост!.. Господи, при чем тут Галина Александровна? Она-то, вообще, не вписывается в общую картину... Хотя... О Боже, об этом потом! Я подумаю об этом потом. А сейчас о желтом. Опять о желтом. О том, что я нисколько не удивлюсь, если Анатолий Львович сейчас распахнет шкаф и, прибитые к дверце, на меня глянут Ван Гоговские 'Едоки картофеля'. Или 'Подсолнухи'... Еще эти чертовы семечки в кармане, как предчувствие, как нелепое, но символическое совпадение...
- Анатолий Львович, - проговорила я, от ужаса давясь слюной, но изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, - тот пациент, перед тем, как зайти в лифт, сказал одну фразу: 'Все желтое'. И это почему-то поразило того врача, который пропал.
Дверца шкафа не распахнулась. 'Едоки картофеля' не обнаружились ни за шторой, ни в ящике стола, ни на тыльной стороне зеркала. А Шайдюк не принялся кидаться в меня кроваво-красным виноградом.
- Он был грамотный врач, - спокойно сказал он. - Я понял, о ком вы говорите: он был грамотный врач. И очень возможно, что вы правы... Зрительные галлюцинации, при которых все окружающие предметы кажутся желтыми или зелеными - симптом длительной гликозидной интоксикации... Ваша медсестра, наверняка, спрашивала про строфантин?
'Строфантин', 'гидрокортизон'. Названия препаратов вдруг с такой ясностью всплыли в памяти, что мне даже сделалось страшно.
- Да. Строфантин, - я кивнула.
- Я так и думал, - Анатолий Львович вздохнул и провел по волосам пятерней вместо расчески. - Понимаете, Женя, есть такие очень интересные лекарства - сердечные гликозиды. Они лечат разные болячки, в том числе, аритмии. Но фокус в том, что при длительной передозировке они сами эти аритмии и вызывают. Изменения на ЭКГ, функциональные расстройства сердечной деятельности, тахикардия, брадикардия, даже мерцание предсердий и трепетание желудочков... Впрочем, вам такие подробности знать совсем не нужно... Н-да... Особенно, если на фоне мочегонных, которые вымывают калий из организма! Потому как дефицит калия понижает толерантность, - заметив, что теперь я мучительно сощурилась, он махнул рукой: - Короче, так: вашему больному в течение длительного времени могли каким-то образом вводить препараты наперстянки. Вообще-то, они, в основном вводятся внутривенно, но есть и таблетки: 'Целанид', 'Медилазид', 'Дигоксин'... Он, естественно, в конце концов, почувствовал себя плохо, начал лечиться 'Корвалолом'. Поэтому, когда приехал в больницу, совершенно честно сказал, что сердце заболело не с бухты-барахты, а беспокоит вот уже несколько месяцев... Конечно, надо было очень точно рассчитать дозировку, но...
- Но это вполне могло быть убийством, причем убийством, запланированным заранее? - не дав ему договорить, спросила я.
- Да, - сказал он, глядя мне прямо в глаза. И в его глазах - светлых, по-лягушачьи смаргивающих, сверкнул ответный вопрос.
- Почти все участники этой истории уже мертвы, - прошелестели мои губы. - Во всяком случае, те, которые могли быть в чем-то виноваты...
Пока я шла до остановки, а потом ехала на автобусе, подпрыгивая вместе с задним колесом на каждой кочке, все или почти все сложилось у меня в голове. Во всяком случае, относительно тех моментов, которые касались Тамары Найденовой.
Да, она привозит мужа в больницу на своей машине, потому что 'Скорая помощь' её совершенно не устраивает. Да и не забрала бы его 'Скорая', пока состояние было не таким тяжелым. Он - состоятельный бизнесмен, который может себе позволить вызвать среди ночи какого-нибудь доктора наук из Москвы, но любимой жене удается убедить его в том, что лучше поехать в спокойный, надежный стационар, где все сделают не ради денег, а ради здоровья пациента. Естественно! Ей надо попасть в больницу именно в ту ночь, когда дежурит Большаков.
Тамара, конечно, поднимается вместе с Большаковым наверх. Для чего? Для того ли, чтобы отвлечь медсестру или для того, чтобы не подпустить никого к постели мужа в критический момент. Одно она знает точно: 'любимого супруга' через какой-нибудь час убьют. Инъекция? Неподключение к кардиостимулятору?.. Она знает, что совсем скоро станет владелицей крупного долларового счета, квартиры и процветающей торговой фирмы. Свою долю получит и Константин Иванович Большаков, который разведется с женой и переедет в, наконец-то, приобретенное 'гнездышко' с дражайшей любовницей...
Отравление гликозидами... Длительная дигитализация... Все желтое... Ван Гог... Какое чудовищное, какое страшное совпадение! Интересно, уловил ли этот почти фарсовый момент Андрей Говоров? Да, наверняка, уловил...
От долгих размышлений и переживаний я окончательно ослабела, поэтому в квартиру ввалилась, как куль. Уронила на пол пакет с журналом и сама чуть не рухнула в объятия Митрошкина.
- Ну что? Есть результат? - спросил он, шаря по моему лицу тревожным взглядом.
- Да, - пролепетала я. - Я уже почти все знаю...
Потом мы сидели в комнате на подоконнике. Курили, высовываясь в форточку чуть не по пояс, чтобы дым, не дай Бог, не достиг чуткого носа Елены Тимофеевны.
- Понимаешь, - горячилась я, - мне почти все ясно. Во всяком случае, в том, что касается начала этой истории, но я не понимаю одного. Точнее, чувствую фальшь... Еще когда в первый раз об этом подумала, мне Станиславский отчего-то вспомнился.
- 'Не верю!' - предположил Леха. - Ну, естественно! Поэт - Пушкин, фрукт - яблоко, домашняя птица - курица, а Станиславский - 'Не верю!'
- Зря смеешься, кстати! Все понятно, а это - нет... Ну, допустим, она знала, что рано или поздно убьет мужа, зачем тогда беременела? Или почему раньше аборт не сделала? Зачем она прется в консультацию на следующий же день после смерти супруга?
- Странные у тебя ассоциации: Станиславский - аборты!
- Подожди, не перебивай! - я выкинула в окошко недокуренную сигарету, спрыгнула с подоконника. Скрестив руки на груди, прошлась до дивана и обратно. - Станиславский... 'Не верю!'... О чем же я тогда подумала? С чего, правда, эта ассоциация вылезла... Система Станиславского... Школа переживания... Нет, не то!
- Ладно тебе! Лучше давай подумаем, что нам со всем этим делать?
- Отстань! Она идет в консультацию, её там видят... О, Господи! тоскливый, протяжный стон вырвался из моего горла. - Понятно. Теперь все понятно. Но как раз теперь это и не имеет смысла... Это было важно тогда, когда мы ещё не знали об отравлении... Я же представила себя на её месте. Представила, как играла бы эту роль и попыталась оправдать для себя её поступки. Если я, допустим, нежно люблю мужа, и он вдруг умирает, то с моей беременностью должно произойти что-то совсем уж критическое, чтобы я побежала в больницу! Не до того! Ты, понимаешь, не до того!.. А если я не любила мужа и счастлива от того, что он умер, то, тем более, не поскачу в консультацию сразу. Хотя бы ради того, чтобы не вызвать подозрений. Это же так логично, так просто!
- Похоже, ты будешь очень предусмотрительной, здравомыслящей женой, вставил Митрошкин.
- Слушай, я тебя по-человечески прошу: отстань! Соображай дальше! Акушерка говорила, что Найденова никогда не была беременна. Ни-ког-да! Если бы она наблюдалась по беременности, хотя бы один раз пришла на прием с такой проблемой, это непременно отразилось бы в карточке. Во всяком случае, акушерка бы знала. А Тамара приходит в консультацию, и её доктор объясняет недоумевающей медсестре, что пациентка тревожится по поводу беременности. А кто её доктор? Борис Андреевич Протопопов! Третья жертва серийного убийцы!.. Тамара идет в консультацию, потому что это - самый легальный и не вызывающий подозрений способ встретиться! Пациентка просто приходит к своему доктору. Кто бы стал потом сверять числа? Это просто счастье - для нас, разумеется, не для неё - что в той же гинекологии тогда оказалась медсестра из терапевтического корпуса!.. Акушерка говорила, что он психолог 'от Бога'! Очень, очень, очень хороший психолог. Он - мозг всего этого. Ты, понимаешь, Леха? Протопопов понял, чего хочет от жизни его пациентка Тамара Найденова и в завуалированной форме ей это предложил. Он нашел Большакова, который мог осуществить задуманное, который нуждался в деньгах на покупку квартиры и который, вероятно, не отличался слишком высокими моральными принципами. Он их свел! Он все это организовал! Он, наверняка, тоже получил очень большие деньги!
Я закончила, помотала головой и устало опустилась на пол, скрестив ноги по-турецки. От такой
