- Леха, чего она от меня хочет? - грустно спросил 'рейнджер'.
- А почему, собственно, о присутствующих в третьем лице? - я удивленно расширила глаза (мне, вообще, идет расширять глаза: говорят, что тогда в моем облике появляется нечто 'экспрессивное'). - Спросите меня - я сама вам отвечу. А хочу я всего лишь объяснить вам, что ваш неуловимый маньяк руководствуется Ван Гоговскими мотивами. Он убивает по картинам. Если не верите, сходите в вашу городскую библиотеку и прочитайте. Там есть прекрасная литература с шикарными иллюстрациями, и очень доступно все изложено.
И тогда Селиверстов поднялся, положил дымящуюся сигарету прямо на бутерброд и поклонился мне в пояс. Широко отмахнув рукой и замерев в согбенном состоянии на несколько секунд. Я просто почувствовала неладное, а Митрошкин так и вовсе откинулся на спинку дивана, страдальчески зажмурив глаза. Похоже, он раньше меня понял, что же именно произошло.
- Спасибо вам огромное, Евгения Игоревна! - сказал 'рейнджер' выпрямляясь и пожимая мою вялую от волнения руку. - И что бы мы без вас делали? Завтра же всем управлением внутренних дел кинемся в библиотеку и закажем 'прекрасную литературу с шикарными иллюстрациями'. Да-а! Главное, чтобы с иллюстрациями, потому что без картинок милиционерам не интересно. Они же все тупые - страсть! И где уж кому догадаться, что был такой художник Ван Гог, который рисовал подсолнухи, автопортреты, а так же 'Едоков картофеля' и 'Красные виноградники в Арле'!
Я почувствовала, что краснею стремительно, жарко и позорно. В горле вдруг пересохло, и кровь заколотилась в ушах частыми, назойливыми молоточками.
- Вы, Евгения Игоревна, очень правильно сделали, что пришли ко мне, продолжал между тем рейнджер, - потому что без помощи частных детективов нашей милиции ну, никак не справиться! Вы и книжку любую почитайте: менты продажные, корыстные и недоразвитые, а вот девушки, которые на досуге расследованием преступлений занимаются - те все сплошь гении сыска!..
Леха тихо простонал, закрыв лицо руками, а мне почему-то подумалось, что последнюю фразу он, со свойственной ему гнусностью, непременно запомнит и будет звать меня 'гений сыска' или тоже самое, но через дефис... И опять эти книжки! Эти чертовы книжки! Чего все к ним прицепились? Сначала Митрошкин, теперь вот Селиверстов...
- ... Только этим самым девушкам неплохо бы знать, что всеми убийствами, а особенно серийными, занимается прокуратура, и что у них есть и эксперты, и консультанты, и психологи - неглупые, кстати, люди, как ни странно...
- Все, Олег, извини, - Митрошкин поднялся с дивана и как-то неловко и виновато похлопал 'рейнджера' по плечу. - Это я виноват... Мы уходим. Все, больше тебя не трогаем... Извини ещё раз!
- Да ладно тебе! - Селиверстов вдруг улыбнулся почти по-человечески. Куда собрался? Кофе сейчас будем пить... Я ведь к чему все это говорю? К тому, чтобы твоя девушка не кинулась проводить несанкционированные допросы художников и всяких там пациентов психушки, которые Ван Гогами себя воображают.
- Почему обязательно Ван Гогами? - пробурчала я себе под нос, досадуя на то, что уши мои все ещё постыдно пылают. - Винсент Ван Гог страдал душевной болезнью, поэтому вполне резонно искать среди любых пациентов психушки.
- Искали, Евгения Игоревна, - 'рейнджер' снова подался вперед, уперев руки в широко расставленные колени. - Уж поверьте мне, пожалуйста, искали! И среди психов, и среди художников, и среди коллекционеров, и даже среди рыжих! Только, наверное, продавцов открыток пока не тронули, и то потому что среди них, большинство - бабушки - божьи одуванчики...
Надо же, он знал даже о том, что Ван Гог в юности торговал открытками и картинами! Наверное, на какой-нибудь оперативке весь личный состав в принудительном порядке заставили проштудировать биографию и основные этапы творчества.
- А что, бабушка - божий одуванчик не может задушить другую бабушку подушкой? - обида, замешанная на природной вредности, сделала меня упрямой, как ослица.
Селиверстов тяжко вздохнул, помотав крупной головой, и с мольбой в голосе попросил:
- Может хоть бабушек в покое оставите, а? Ну, пожалуйста, Женя!
Потом мы пили кофе с коньяком и бутербродами, досматривали по телевизору 'Фантомаса' с Жаном Маре и Луи де Фюнесом. Я грустила. А Леха с Олегом пытались меня утешать. Убедившись в том, что я пристыжена, обезврежена и более не опасна, 'рейнджер' неожиданно сделался милейшим парнем.
- Да не расстраивайся, Жень, - говорил он, накладывая на ломоть хлеба толстый кусок колбасы и протягивая бутерброд мне, - все нормально... В принципе, ты ведь сама, собственными мозгами, дошла до того, до чего все наши эксперты и аналитики доходили чуть ли не целый месяц.
- Ага, - грустно кивала я, со стыдом и ужасом вспоминая заготовленную победную тираду.
- Она у меня, вообще, умница, - Леха собственнически хлопал меня по спине. - Бешеная, правда, немножко, но это не страшно... Кстати, Олег, а почему, если уже все ясно с Ван Гогом, Женьку на предмет знакомства с убитой допрашивали? И про Шайдюка ты ведь тоже, когда узнал, напрягся?
- Следствие обязано отрабатывать все версии. Под нашего маньяка, как метко заметила твоя девушка, очень легко закосить. Так что...
- А почему тогда никто в городе ничего про Ван Гога не болтает? Про маньяка почему-то все знают, а про Ван Гога ни слова? - встряла я, отпив немного кофе и осторожно поставив чашку все на тот же 'Спорт- экспресс'.
- Потому что 'потому' - окончание на 'у', - глубокомысленно отозвался 'рейнджер'. - Потому что бабулькам на улицах и тетенькам в магазинах вовсе не обязательно все знать. Потому что есть тайна следствия, - он покосился на меня и печально уточнил. - Была... Потому что... Ай, ладно, ребята! Давайте что ли дернем одного коньячку, без кофе? Ну его на хрен этого маньяка! Покрошил он пятерых, но ему, когда мы его поймаем, тоже мало не покажется. А поймаем мы его обязательно. И даже без помощи очаровательных девушек.
- Про то, что пять человек в 'Едоках картофеля', и про то, что он, в точном соответствии с картиной, убил двух мужчин и трех женщин, вы тоже знаете? - тоскливо уточняла я.
Олег кивал. Добродушно и почти виновато. И мы пили терпкий, обжигающий небо коньяк, ели 'Чайную' колбасу, и желтая луна, заглядывающая в окно, была похожа на бильярдный шар из Ван Гоговского 'Ночного кафе'...
Дома, на кухонном столе, ждали рулетики с сыром, выложенные на плетеную тарелку и заботливо накрытые полиэтиленовым пакетом. Бабушка уже спала. Елена Тимофеевна, вяло пожелав нам спокойной ночи, показала где стоит раскрытая банка с вареньем и тоже отправилась спать. Есть мы, понятное дело, не хотели, но чаю выпили - просто для того чтобы согреться после пробежки по ночной улице. Потом Леха отправился чистить зубы, а я, подтянув колени к подбородку и обхватив из руками, осталась сидеть на табуретке. Еще ни разу в жизни у меня не было такого суматошного и вредного для нервной системы дня. За каких-то двенадцать часов я успела один раз насмерть перепугаться, два раза ощутить радость грядущего торжества моего могучего интеллекта и те же два раза опозориться по полной программе.
Но волновало меня сейчас не это. И даже не то, что в относительно деликатной форме мне дали понять: не суй свой нос в чужой вопрос, дурочка самонадеянная... Ван Гог... Это желтое, мертвое солнце... Эти вороны над хлебным полем... Эти подсолнухи - как букет ненастоящих, но все же опасных солнц... 'Я ощущаю огонь в себе, который не могу потушить...' '...Кафе это место, где можно погибнуть, сойти с ума или совершить преступление'... Лампы под потолком 'Ночного кафе'... Лампа в крестьянской хижине... 'Едоки картофеля'... Серые, грубые лица с темными, выпуклыми глазами. И девушка, которая сидит спиной, и не думая обернуться к зрителю. Девушка, лица которой не видно...
- Ну, ты идешь спать? - поинтересовался Митрошкин, выглядывая в коридор и вытирая шею махровым полотенцем. - Или собираешься всю ночь здесь сидеть?
- Не всю ночь, но немножко ещё посижу. Монографию дочитать хотела, ответила я. - Завтра утром до двенадцати отнести надо, а у меня ещё больше, чем полкнижки осталось.
С Лехиными планами на сегодняшнюю ночь мои библиофильские намерения, похоже, никак не согласовывались, потому что он досадливо крякнул:
- А может тебе не обязательно так серьезно творчество Ван Гога изучать? Вообще-то, Олег меня совершенно официально заверил, что без тебя с этим делом как-нибудь разберутся. Трудно, конечно, будет,
