Лаконичная телеграмма Дымова ошеломила Васильевых. Особенно потрясен был Андрей Николаевич: убили Игната, фронтового друга! Сколько вместе исхожено дорог, сколько пережито трудных минут, часов, дней — бок о бок, рука к руке. Пусть последние годы редко удавалось видеться, все равно — чувство нерушимой солдатской дружбы сохранялось в их сердцах и ничто — ни время, ни расстояние — не могло развеять его. Семушкин искренне любил своего бывшего командира и гордился тем, что он стал профессором; Андрей Николаевич всегда помнил боевого парторга роты разведчиков и тоже любил его за храбрость в бою, скромность в быту, за чистый и цельный характер. И вот — эта неожиданная страшная весть…

В ночь перед вылетом (от плана поездки на юг в уютном купе мягкого вагона пришлось отказаться) Васильевы почти не спали. Нина Викторовна заканчивала последние приготовления и ежеминутно с тревогой поглядывала на мужа.

С момента получения телеграммы от Дымова Андрей Николаевич сильно осунулся, словно постарел. Он подолгу молча сидел в кресле, глядя в пространство и бесцельно вертя в пальцах незажженную папиросу.

На протяжении всего пути до Мореходного Андрей Николаевич был задумчив и грустен, в промежуточных аэропортах почти не выходил. Нина Викторовна ухаживала за ним, и ей казалось, что даже она, женщина, беззаветно любящая и хорошо знающая Андрея, только сейчас открыла в нем какие-то новые качества, за которые еще крепче, еще сильнее полюбила его.

Мореходный встретил Васильевых знойным полуденным солнцем, палящей жарой. Оставив вещи в гостинице, приведя себя в порядок и наскоро перекусив, Андрей Николаевич и Нина Викторовна сразу же отправились к Семушкиным. Не без труда нашли они знакомый им по письмам Игната домик и долго стучали в дверь на веранду. Наконец дверь открылась, на пороге показалась пожилая женщина. Она низко, по-деревенски, поклонилась гостям и пригласила их пройти в комнаты. Женщина оказалась соседкой, она пришла посидеть возле больной старухи Семушкиной, пока Алексей не вернется с работы.

— Кто там, Авдотьюшка? — донесся слабый голос из соседней комнаты, и Васильевы поспешили туда. А еще через несколько минут Нина Викторовна и Андрей Николаевич, сидя у кровати больной, вели негромкий, задушевный разговор.

Старушка не сводила глаз с Васильева. Много хорошего порассказал ей Игнат о своем бывшем командире. Маленькой морщинистой рукой она гладила руку Андрея, лежавшую на одеяле, и в этой робкой женской ласке было все — и благодарность, и материнская нежность, и горечь утраты.

Скоро, однако, старушка утомилась и закрыла глаза. Васильевы осторожно, чтобы не будить ее, вышли из комнаты. Следом за ними вышла и соседка — она торопилась домой, но боялась оставить больную. Получив заверение, что гости обязательно дождутся Алексея, она облегченно вздохнула и ушла.

Нина Викторовна очень устала с дороги. Она пристроилась в столовой на диване и сразу же задремала, а Андрей Николаевич пошел побродить по дому. Ему было грустно от сознания того, что он уже никогда не увидит хозяина этого дома — длинноногого, немного нескладного и всегда добродушного Игната.

Войдя в комнату, предоставленную Дымову, первое, что увидел Васильев, был раскрытый журнал «Огонек» с почти полностью решенным кроссвордом. Андрей Николаевич невольно усмехнулся. Даже здесь Сергей остался верен себе. Потом Васильев увидел фотографии, развешанные на стенах, и мысль о загадочности смерти Игната особенно настойчиво и властно завладела им.

Васильев стал разглядывать фотографии, но думал совсем о другом. Почему так встревожился Сергей, когда услышал название поселка — Мореходный? Почему он так рано утром позвонил Нине? Какое странное совпадение и переплетение событий: письмо Семушкина, срочный отъезд Дымова, телеграмма об убийстве…

Погруженный в раздумье, Андрей Николаевич не услышал, как кто-то открыл дверь и вошел в комнату. Он вздрогнул от неожиданности только тогда, когда вошедший крепко закрыл ему глаза ладонями.

— Сергей?! — обрадованно воскликнул Васильев.

— Он самый! — отозвался знакомый, с легкой хрипотцой, голос. — Эх, ты, горе-разведчик. Я смог бы сейчас унести тебя со всей мебелью.

Друзья обменялись крепким рукопожатием. Дымов улыбался и, как всегда, выглядел бодрым, энергичным.

— Ты очень устал с дороги? — озабоченно спросил он.

— Нет. А что?

— Прогуляемся немного. Есть у меня одно срочное дело. По дороге расскажу.

Ни слова не говоря, Васильев встал и направился к двери. Но Сергей Сергеевич остановил его и красноречивым жестом показал на раскрытое окно.

— Давай лучше этим путем. А то, пожалуй, разбудим Нину. — Дымов с необычайной для его плотной фигуры легкостью перемахнул через подоконник и оказался в саду. Васильев усмехнулся, но ему ничего не оставалось, как последовать за другом.

Некоторое время они шли молча.

— Что же все-таки произошло? — не выдержал Андрей Николаевич. — Как это случилось?

— Ты уже знаешь из моей телеграммы, — ответил Дымов. — Загадочное убийство.

— Неужели Игната убили из-за каких-то грошей? На что польстился бандит?

Дымов поднял с дорожки тонкий прутик, помахал им в воздухе, будто пробуя его упругость, и ответил медленно и тихо:

— Нет, дело не в деньгах. Семушкин убит совсем по другой причине. Тут действует враг.

— Какой враг?

— Если бы я знал… — покачал головой Дымов. — Ты знаешь, почему я так спешно вылетел сюда?

— Нет.

— В Мореходном есть очень важный военно-морской полигон. Здесь работает специальная испытательская группа — «Осинг». Прочитав полученное тобой письмо Игната, я подумал о том, что вражеская разведка заинтересовалась работами «Осинга». Это меня обеспокоило и заставило немедленно лететь сюда.

— А Семушкин?

— А Семушкин случайно помешал врагу, оказался на его пути. К тому же он завладел деталью, по- видимому, необходимой для дальнейших действий врага. Да-да, у меня почти нет сомнений, что Семушкин убит только потому, что он должен был унести с собой в могилу какую-то тайну. Враг опасался, как бы мы не напали на его следы еще до того, как он выполнит задание. Мне кажется, я даже нашел еще одно звено в цепи преступления.

— Но при чем тут черенцовские следы, о которых писал Игнат?

— Следы, которые увидел Семушкин на берегу, по-видимому, похожи на те, черенцовские следы, которые вы обнаружили в сорок четвертом году. В твоих воспоминаниях, Андрей, записана одна правильная мысль полковника Родина: война окончится, но вражеская разведка останется. Черенцовские следы, появившиеся здесь, еще и еще раз подтверждают эту мысль. Но суть даже не в них…

Сергей Сергеевич коротко рассказал другу все, что ему стало известно о последних часах жизни Игната Семушкина, о его находке на берегу моря, о беседе с сыном Алексеем.

— Час назад, — говорил Дымов, — мне показалось, что я нашел второй и последний икс уравнения — человека, к которому пришел и у которого укрывается враг. — Сергей Сергеевич повернул в обратную сторону и взял под руку Васильева. — Сейчас я не вполне уверен в правоте своих выводов. Есть много «но», которые не укладываются в мою схему. Слушай, Андрей, — неожиданно сказал он, — как ты расцениваешь такую ситуацию? В час, когда врага забрасывают на нашу землю, скажем, в зону А, в зоне Б, на море, терпит бедствие старый опытный рыбак. На помощь к нему устремляется сторожевой катер, до сих пор патрулировавший зону А.

— Странное стечение обстоятельств, — секунду помедлив, отозвался Васильев.

— Я тоже думаю, что это — странное стечение обстоятельств, — согласился Дымов, — но, может