— Сегодня вы встречались с человеком, который выпытывал у вас две цифры шифра…

Шлихтинг наклонился немного и так застыл, как Пизанская башня. Затем проскрипел недовольно:

— Я не люблю шантажистов, господа. Если вы пришли только за этим, считайте разговор исчерпанным.

Гюнтер показал на полковника.

— Это штандартенфюрер СС Людвиг Пфердменгес. Он назовет вам пароль, который стал известен тому человеку… Ну, тому, кто был у вас сегодня.

— Да, — заявил уверенно полковник. — «Хорошо весной в арденнском лесу». Разве вы никогда не ездили туда в эту пору года? — добавил от себя ехидно.

Шлихтинг подумал немного и спросил:

— Но почему создалась такая ситуация? Пожалуйста… — и указал на кресла в углу холла.

— Человек, с которым вы познакомились сегодня, — начал Гюнтер, — сын Франца Ангела. Надеюсь, вам знакомо это имя?

Какая–то искра вспыхнула в прозрачных глазах Иоахима Шлихтинга.

— Конечно, знакомо, однако, тот парень назвался Карлом Хагеном.

— Карл Хаген — журналист, — заявил Гюнтер. — Его отец скрывался под такой фамилией. Но дело не в этом. Просто я объясню, каким образом к Карлу Хагену попал список тех, кто знает шифр. Я помогал ему с самого начала, если хотите, господа, не без корысти, у нас разговор идет начистоту, и я не таюсь перед вами. Карл Хаген обещал мне миллион, пятьсот тысяч полковнику. На какой сумме сошлись бы, господин Шлихтинг?

Шлихтинг втянул голову в плечи, сощурился иронично.

— Вы много себе позволяете, мой дорогой друг! — произнес присвистывая.

Гюнтер продолжал дальше, будто и не слышал ответа;

— Все равно вы не получили бы и пфеннига, поскольку Карл Хаген решил подарить всю сумму, лежащую на счету, полякам на строительство больницы. Во имя искупления так называемых эсэсовских грехов. Только что я был свидетелем его разговора с одной особой, господин полковник знает ее. — Вдруг сорвался чуть ли не на крик: — Им, видите ли, жалко меня, но они уверены, что я пойму этот жест и с радостью отрекусь от своей части! Никогда в жизни!

Шлихтинг спросил:

— Вы знаете первую часть шифра?

Гюнтер уже овладел собой.

— Две цифры известны полковнику, а первые две знает Карл Хаген. Он узнал их…

— У кого?

— Э, нет… — засмеялся Гюнтер. — Если вы узнаете, у кого, то исключите меня из игры.

— Сколько лежит на счету?

— Это уже деловой разговор. Я знал, что мы придем к соглашению, — повеселел Гюнтер. — Двадцать миллионов марок.

— Двадцать! — Шлихтинг так и замер в кресле. — А он сказал мне: десять,

— И вы сошлись?..

— Какое это имеет значение? Двадцать миллионов!.. — Шлихтинг словно все еще не верил. — Нас трое, и это выходит…

Гюнтер предостерегающе поднял руку.

— Человек, который знает первые две цифры, уверен, что эти деньги — собственность «четвертого рейха». Карл Хаген обманул его.

Шлихтинг положил большие, как лопаты, ладони на колени. Сказал безапелляционно:

— Наша партия — вот кто создаст «четвертый рейх»! Тот человек должен знать это. Вы явитесь к нему как представитель партии. Ну и… — задвигался в кресле, — думаю, мы и на самом деле некоторую сумму…

— Каждому по пять миллионов, — заявил Гюнтер решительно. — Нам по пять и пять на счет партии.

— Это представляется справедливым, — наконец подал голос полковник. — Я за такой вариант!

Шлихтинг согласился. Было жаль отдавать десять миллионов какому–то бурбонистому штандартенфюреру и юнцу, который не представляет настоящего вкуса денег и наверняка сразу же растранжирит их. Но не мог не согласиться: каждый держал другого в руках, каждый зависел от другого.

— Хорошо, господа, договорились, — сказал решительно. — Но завтра в четыре часа мы вместе с Карлом Хагеном должны были вылететь в Цюрих. Вдруг он заподозрит, что мы сговорились за его спиной?

— Ну и что? — беспечно махнул рукой Пфердменгес. — Послать его ко всем чертям, и только.

— Не так все это просто, — поморщился Шлихтинг. — Он поднимет шум в прессе, что мне и моей партии в канун выборов ни к чему. Наконец, может предупредить или шантажировать человека, который знает первые две цифры.

Полковник встал.

— Придется этого Карла Хагена убрать… — сказал деловито, словно речь шла о чем–то обычном, скажем, о покупке пачки сигарет.

— Может, все–таки договориться с ним? — спросил Шлихтинг.

— Пустое дело, — возразил Гюнтер. — Я знаю его!

Шлихтинг наклонился к полковнику. Спросил шепотом:

— Ну убрать… Но как?

Пфердменгес засмеялся:

— Я знаю сто способов!

Шлихтинг ужаснулся.

— Но ведь на нас сразу падет подозрение…

Полковник заходил по холлу, заложив руки за спину. Остановился перед Гюнтером.

— У вас есть ключи от «фольксвагена»?

Гюнтер вынул их из кармана.

— Завтра утром ни в коем случае не садитесь в машину.

— А–а… — понял все Шлихтинг. — Только бы не вышла на нас полиция.

— А мы обеспечим себе алиби. Начнем с того, что сейчас поймаем такси и твердо запомним его номер…

…Пфердменгес сел рядом с шофером и всю дорогу разговаривал с ним. Рассказывал, как охотятся на львов в саванне. Расплачиваясь, спросил у водителя, который час. Тот ответил.

— А мне показалось, что нет и девяти… — А когда машина отъехала, полковник сказал поучительно: — Шофер подтвердит, что без трех минут десять мы приехали в «Корону».

— «Фольксвагена» еще нет на стоянке, — заметил Гюнтер. — Когда проезжали, я обратил внимание.

— Это отведет от нас все подозрения, — хрипло засмеялся Пфердменгес. — На стоянке зафиксируют время его возвращения, когда мы уже будем в отеле и у нас будут свидетели.

— Но как?

Полковник приложил палец к губам.

— Пошли, — подтолкнул Гюнтера, — все будет в порядке.

Приятели Пфердменгеса все еще сидели за столом. Полковник незаметно дал Гюнтеру таблетку.

— Снотворное, — объяснил. — Сейчас мы накачаем их… Предложишь Курту переночевать на диване в твоем номере. Таблетку дашь выпить вместе с вином. Утром он будет клясться, что полночи вы с ним болтали. Спустишься ко мне после двух часов ночи, только осторожно, чтобы никто не заметил. Я не закрою дверь.

…Окна номера Пфердменгеса выходили в переулок. Ночью здесь редко попадались прохожие, но все же полковник, приоткрыв окно, долго прислушивался. Наконец отважился, скользнул в окно, держась за