— Поехали… — предложил Карл. Эта поляна, где они чуть не остались навечно, вызывала беспокойство и даже раздражение.

— Да, поехали, — согласился Леребур. — Тем более что осталось нам… Полковник здесь, в городе…

— Вот и хорошо! — обрадовался Гюнтер. — Конец нашим блужданиям.

Он хлопнул Карла по плечу, но тот не разделял его энтузиазма. К, ак–то было все равно: полковник так полковник, есть — пусть будет, нет, то и не надо…

В голове шумело, лицо капитана расплывалось. Знал: эта черная точка, что разрасталась в жерло, теперь будет сниться ему и сны эти будут кошмарны…

— Моя профессия убивать, и я не стыжусь ее! — так начал пресс–конференцию полковник Людвиг Пфердменгес.

Они сидели на веранде большого одноэтажного дома, где расположился штаб батальона «Леопард»… Только что полковнику доложили, что карательная экспедиция Против бунтовщиков–партизан, засевших на западном берегу большого озера, завершилась успешно, и он пребывал в том благодушном настроении, когда все кажется лучше, чем на самом деле, и поэтому тебя тянет на откровенность, язык развязывается, и начинаешь рассказывать то, что при других обстоятельствах сам вспоминаешь неохотно.

— Да, господа, я не стыжусь. Ибо какая же другая обязанность может быть у солдата, тем более здесь, где дикость и первобытные обычаи? Не убьешь ты — убьют тебя, поэтому мы и стараемся убивать как можно больше. Левая пресса — иногда я читаю эти красные листки, господа, — кричит о нашей жестокости, о том, что партизаны ведут справедливую борьбу за права туземцев. Время, господа, покончить с пустой болтовней. Все это выдумки коммунистов, я убежден в этом. С нашей точки зрения, с точки зрения солдат моего батальона «Леопард», война, которую мы ведем против черномазых партизан, справедлива, мы защищаем свои интересы и интересы состоятельных, а значит, самых культурных и самых прогрессивных сил страны. А кто не разделяет эти взгляды, пусть катится ко всем чертям! И мы с удовольствием поможем ему быстрее добраться туда!

Полковник расстегнул пуговицу на рубашке и выпил полстакана газированной воды. Далее продолжал сдержаннее:

— В свое время меня причислили к эсэсовским преступникам, и я должен был эмигрировать в эти паршивые джунгли. За что, спрашиваю вас? Меня. — к преступникам? Я командовал полком, потом дивизией СС, мы воевали как могли, ну, уничтожали партизан в России, но и они уничтожали нас. Война шла без правил! Опыт русской кампании научил меня, сейчас мы используем его: лучше убить десяток партизан, чем оставить одного раненого. Потому что и раненые кусаются.

— А что вы им дадите, если победите? Ваша позитивная программа? — спросил Леребур.

— Пусть с программами выступают другие, — отмахнулся Пфердменгес. — Момбе или кто другой. Они мастера затуманивать головы, их профессия — болтать, а наша — устанавливать твердую власть. Моя программа очень простая: негры должны работать.

Полковник остановился, глотнул воды и продолжал дальше с нажимом:

— Заставляя негров работать, мы делаем великое, благородное дело прежде всего для них самих, для развития нации, господа, если хотите. Мы совершаем великую цивилизаторскую миссию, пробуждаем, я убежден в этом, Черную Африку от вековой спячки.

— У вас есть плантации в этой стране? — спросил полковника Гюнтер.

— Наивный вопрос, — засмеялся полковник. — Эти джунгли и саванны оказались не такими уж и дикими. Плантации кофе, хлопка, масличных пальм… При умелом землепользовании это дает неплохой доход. У меня есть управляющие и надсмотрщики.

Этот самоуверенный убийца давно уже надоел Карлу. Вспоминал черный ствол автомата, наведенный на него, и злоба душила его.

Наверно, у полковника давно уже атрофировались все человеческие чувства, и он ничем не отличался от горилл, живущих в здешних лесах, даже хуже — горилла убивает, защищаясь, а этот подвел под убийства философскую базу: никогда еще Карл не слыхал такого откровенно оголтелого цинизма. Переглянулся с Гюнтером. Видно, тот ощущал то же самое и понял Карла, так как встал, положив конец беседе.

— Я отвлеку внимание француза, — прошептал Карлу на ухо, — а ты поговори с полковником Пфердменгесом.

Карл смотрел на Пфердменгеса. Почему–то вспомнил отца Людвига. Нет, кузены совсем непохожи — жизнь в джунглях и военные невзгоды закалили полковника: подтянутый, загорелый и живой, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет. У монаха, правда, глаза поумнее, а у этого мутные, воловьи.

Гюнтер потянул Леребура к бутылкам в соседнюю комнату. Карл задержал Пфердменгеса.

— Минутку, полковник, два слова…

Пфердменгес остановился, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, и посмотрел недовольно. Карл подошел к нему вплотную.

— Видели ли вы черный тюльпан?

У полковника забегали глаза.

— Вас послали ко мне?

— Да.

— Кто?

— Я не имею права разглашать тайну. Вам необходимо назвать две цифры и не расспрашивать меня ни о чем.

— Эх… — вздохнул Пфердменгес не то с сожалением, не то облегченно. — Прошли те времена, когда я не расспрашивал…

Карл сказал твердо:

— Но вы обязаны сделать это.

— Я сам знаю, в чем заключаются мои обязанности, — огрызнулся Пфердменгес. — Лично я не имею намерения возвращаться в фатерлянд. Мне и здесь неплохо. Мой рейх — моя хлопковая плантация, я завоевал ее сам, а рейх обещал мне имение на Украине, но где оно? Рейх, юноша, еще не расплатился со мной, и я считаю, будет справедливо рассчитаться сейчас. Из той суммы, которую вы получите… Сколько лежит на зашифрованном счету? И где?

Карл неуверенно пожал плечами.

— Ну хорошо, — не настаивал полковник, — меня это интересует мало, но… — задумался, не сводя внимательного взгляда с Карла. — Однако миллион — это, может быть, не так уж много? Я слыхал, что на зашифрованные счета меньше десяти миллионов не клали. Десять процентов — справедливое вознаграждение. Вы мне миллион, я вам — две цифры.

— Ого, а у вас аппетит! К сожалению, я не имею права…

— А я пошлю вас к чертовой матери со всеми вашими паролями! — Полковник помахал пальцем перед его носом. — Забыл цифры, вас это устраивает?

— Хорошо… — подумав, ответил Карл. — Но миллион вы не получите. Четыреста тысяч марок.

Глаза полковника потемнели. Шутя толкнул Карла в бок:

— Ну, парень, мы же не на базаре.

— Да, — согласился Карл, — поэтому пятьсот тысяч — мое последнее слово. И они свалятся на вас. как манна небесная.

— Договорились, — пошел на уступку Пфердменгес. — Пойдем скрепим нашу сделку.

— Цифры? — не тронулся с места Карл. Полковник улыбнулся и подморгнул.

— Не выйдет! — помахал пальцем перед самым носом Карла. — Я поеду с вами и назову цифры только на пороге банка, чтобы мои полмиллиона не уплыли… Пароль — пожалуйста: «Хорошо весной в арденнском лесу». Тогда мы еще не наступали в Арденнах и не бежали оттуда… Боже мой, будто вчера моя дивизия была в Арденнах… Нам бы открыть фронт, а мы поперлись, как последние идиоты…

Карл поморщился: перспектива совместной поездки не радовала. Еще раз попытался отвертеться:

— Мы не имеем права терять время и завтра отправляемся обратно. Я могу дать вам какие–нибудь гарантии…