Мадам улыбнулась.

— От этого я только выиграю. Бесплатная реклама «Игривых куколок».

— А на нас вам наплевать?

— Хорошо, — согласилась Блюто, — мы тем временем перебросим новеньких к «Девочкам в красных чулках». Даже полиции неизвестно, что половина этих девок мои…

— Вы — кладезь мудрости, мадам, — расцвел в улыбке Грейт.

Блюто позвонила по телефону и распорядилась:

— Три машины во двор. И ту, что возит продукты, ну фургон. Как нет шофера? Придет только утром? Ну ладно, я сама поведу ее.

…Ночью в коридоре загремело, и в комнату Генриетты ворвался надсмотрщик.

— Собирайся! — завопил он, сорвав с девушки одеяло.

У Генриетты оборвалось сердце. Значит, мадам сдержала свое слово: ее ждут притоны Южной Африки!

— Я никуда не пойду, ваша мадам не имеет права…

— Я тебе покажу право! — стащил ее с кровати надзиратель. — Одевайся, или пойдешь так?..

Генриетта знала: в «Игривых куколках» не бросают слов на ветер, и надела халат. Все равно она не покорится, что бы ни ждало ее. Уже неделя, как ей давали только хлеб да воду, два раза в присутствии мадам секли розгами, она искусала себе пальцы от позора и отчаяния, но не смирилась.

А как другие?

Незадолго до того, как большинство девушек их партии покорилось мадам Блюто, Генриетту перевели в отдельную комнату, и она не знала, что произошло с другими девушками. Мадам сказала, что все уже подписали контракт и работают в ночном кабаре, она приводила к ней Жюстину и еще нескольких девушек, шикарно разодетых, раскрашенных, с модными прическами. Те улыбались ей несколько виновато, но Генриетта не хотела их слушать, кричала, ругалась. Блюто била ее по щекам и запирала снова.

И вот наконец осуществила свои обещания.

Генриетта вышла в темный коридор. Решила: она не даст издеваться над собой, лучше уж умереть…

Перед подъездом стоял фургон. На него облокотилась Мелани, рядом курили полковник и мадам Блюто. Мадам сказала полковнику:

— Если у вас возникнут осложнения, возвращайтесь к рыжему…

Грейт не дослушал, повернулся к девушкам.

— Быстрее! — показал на фургон.

Надсмотрщик втолкнул Мелани и Генриетту в машину. Генриетта прижалась к Мелани, чувствуя, что нет у нее сейчас на свете ближе и родней человека.

— А мне сказали, что ты… — не договорила. — Я не верила, не могла поверить им…

— Сидите молча! — приказал надзиратель, но девушки продолжали перешептываться, и надсмотрщик был вынужден смириться с этим.

— Ты видела Жюстину? — спросила Мелани.

— Ее приводили ко мне. Она не устояла перед мадам.

— Какая мерзавка!

— Не надо так, просто она оказалась слабее нас.

— Нас, наверно, продали.

— Конечно, зачем бы вывозили ночью, тайно, в фургоне, — сказала Генриетта.

Надзиратель зажег фонарик. Что–то хотел сделать, но передумал и отделался угрозой:

— Приедем, вы у меня еще пожалеете!

— Дурак ты… Мне уже ничего не страшно! — воскликнула Мелани, но прижалась к Генриетте, и та поняла: смелость подруги напускная, Мелани боится так же, как и она.

Фургон недолго ехал по асфальту, скоро его начало бросать на выбоинах, затем несколько крутых поворотов, и завизжали тормоза. Надзиратель взглянул.

— Можно выходить, мадам? — спросил. Та буркнула что–то, и надзиратель открыл дверцу. — Быстрей!

Фургон стоял посреди какого–то двора. Вдали серел двухэтажный коттедж, а рядом протянулось низкое строение, напоминающее гараж. Надзиратель звякнул ключами, открыл двери двух боксов. К одному подтолкнул Генриетту. Мелани указал на соседний.

— Заходите, курочки… — пригласил ехидно. — Теперь здесь будет ваш курятник.

Мадам Блюто постучала кулаком по капоту. Пригрозила:

— Перед дальней дорогой… Даю вам три дня на размышление… А потом уже будет поздно…

***

Вода все поднималась и скоро начала лизать щеки Анри. Севиль раскрыл глаза, перевернулся лицом кверху. Волна набежала, смочила волосы, и это окончательно привело его в сознание. И все же сразу не сообразил, где он и что случилось. Близко, над самой головой, кажется, протяни руку — и достанешь звезды, блестящие и огромные. Их много, они мерцают и перемешаются. Анри впервые в жизни увидел, как двигаются звезды, плывут где–то в просторе, плывут безостановочно, и от этого кружится голова. Кружится и болит.

Слева темнела отвесная стена. Анри долго соображал, откуда и зачем она здесь, и вдруг вспомнил, чуть не потерял сознание, но заставил себя подняться, хотя тело не слушалось его.

Через силу сделал несколько шагов, оперся плечом о стену и поднял камень. Может быть, они уже спускаются сюда, чтобы добить его, — он будет бороться до последнего.

Проходили минуты, но ни один звук не нарушал тишины — только шумело море, накатываясь на берег.

Анри устал стоять, сполз, держась левой рукой за стену, правая не слушалась и болела. Поднял ее немного и сморщился от боли: может, сломана. Поднес часы к уху — стучат. Долго всматривался, пока разобрался в положении стрелок. Неужели в самом деле три часа ночи? Он вышел из «Игривых куколок» где–то около двенадцати или в начале первого… Может, стоят часы?

Но они шли нормально, и наконец Анри понял все и с отчаянием посмотрел на отвесную стену. Ему не преодолеть ее…

Вспомнил о Генриетте. Это воспоминание придало ему сил, и Анри пошел вдоль берега, надеясь найти тропинку, которая вывела бы его наверх. Лез по камням, брел по грудь в воде, а то и плыл. Но все его усилия были напрасны: берег все так же нависал над водой крутыми скалами, и, казалось, нет им конца.

Севиль устал. Рука болела все сильнее, и ноги отказывались идти. В довершение ко всему, огибая очередную скалу, он потерял ботинок и почти сразу же разбил ногу об острый камень.

Анри полз, протискивая тело между камнями, со стонами и чуть не плача от боли.

Перебираясь с камня на камень, вдруг увидел, как недалеко в море что–то вспыхнуло, будто кто–то зажег спичку или на секунду включил фонарик. Прислушался — ни звука. Может, показалось? И все же, ни на что не надеясь, закричал:

— Эй, кто там? Спасите!..

В ответ кто–то крикнул на незнакомом языке и направил на берег луч фонаря.

— Спасите! — уже что было силы закричал Анри и замахал руками.

Его заметили с лодки. Послышался плеск весел, и спустя некоторое время лодка приблизилась к берегу.

Его снова осветили фонарем, и лодка уткнулась носом о камень совсем рядом. Кто–то протянул руку, и Анри, еще не веря своему счастью, в изнеможении перевалился через борт. Рыбаки–марокканцы с любопытством смотрели на него. Анри жестами объяснил им, что упал со скалы, — они цокали языками и недоверчиво улыбались.

— Танжер… — сказал Анри и показал в сторону города.

Рыбаки поняли его, заговорили о чем–то быстро, качая головами. Анри протянул им несколько монет.