— Вот это могли влипнуть! — воскликнул Чпок, запустив двигатель «Тигра». — Какие-то они дёрганые тут все! Бац, и пулемёт тебе в брюхо! Нечто так можно?

— Ещё как! Они на золоте тут сидят, и с этого почти все слегка трёхнутые. — Спокойствию Мистера Шляпы, пристроившегося у амбразуры с «Калашниковым» в руках, мог позавидовать и мраморный памятник. — Это они лет пять как такую фишку придумали, я только сейчас, правда, вспомнил. Расселили тех, кто раньше Монетный двор охранял, да по возрасту и здоровью стал негоден, на всех удобных путях подъезда. Чужаков пугать, ну и если каким пришлым налёт всё-таки удастся, то отступать они будут через сплошные засады. Мне Сармат рассказывал, да я забыл про все эти приколы, ты уж извини, командир… — И он дотронулся до моего плеча.

— Ничего страшного, это я вас не предупредил, что в Бронницах светиться не хочу.

— Так к парому поворачиваем? — спросил Чпок, когда мы развернулись.

— Ни в коем случае! К реке прижмут, и куда мы тогда денемся? Я воевать с местными не собираюсь, да и по этому берегу нам ехать удобнее — застройки практически нет, можно по грунтовкам пробраться. А с той стороны дачи сплошной полосой вплоть до Города идут.

Я развернул карту и показал её нашему водителю:

— Вот, по Большому восемь километров проскочим, потом к Домодедово повернём…

— Да, там проедем, — поддержал меня спустившийся в салон Тушканчик. — Между старым говносборником и позицией ракетчиков. Между вонью и радиацией, так сказать… — И, в ответ на мой вопросительный взгляд, пояснил: — Да не переживай, там очистная станция, почитай, с самой Катастрофы не работавшая, а позиции такие старые, что им только одну мелкую ракету и прислали, на всякий случай, я полагаю. Их почти сто лет назад построили, я в литературе покопался в своё время. Я там многие дороги знаю, так что почти к Лыткарино выскочим.

«Чёрт, ну что мне помешало вчера в Посаде всех расспросить. Расслабился! Давно по чужим землям не лазил! Растяпа!» — костерил я себя на чём свет стоит.

— Слушай, Ваня, получается, мы вообще можем не разделяться?

— Ага, выходит, что так.

Включив рацию, я связался с Саламандром:

— Сергей, это Заноза. Планы опять меняются, всю дорогу вместе будем.

— Понял тебя! — невозмутимо ответил командир второго экипажа.

Тушканчик не обманул, и мы легко пробрались мимо Бронниц. Местность здесь и до Тьмы была не особо застроена, так — редкие санатории и дачные посёлки, разбросанные среди леса, а уж после — и подавно. То есть «живые» населённые пункты встречались, но многолюдьем не поражали. За все шесть десятков километров, что мы проехали, нам встретилось всего пять подвод и две машины, и это — в разгар сельхозсезона!

К Москве-реке мы выехали в том месте, где в неё впадает Пахра, и тут столкнулись с первым серьёзным препятствием — переправы на другой берег не было. Точнее, была, и я ясно видел её в бинокль примерно в полутора километрах от нас, но находилась она на другом берегу Пахры, а обозначенный на карте мост через неё был больше похож на останки какого-то доисторического динозавра — настолько он был разрушен!

— Вот непруха! — Я не сдержался и с досадой хлопнул по капоту. — Вон же это Мячково, прямо на другом берегу, а мы тут как идиоты стоим. Срезали, называется!

— Может, брод какой есть? Командир, глянь на карту, — предложил Сергей.

— Нету, здесь Москва довольно глубокая, да и не нужны раньше броды были, при таком-то количестве мостов.

Обиднее всего было то, что два крупных села, обозначенных на карте как Верхнее и Нижнее Мячково соответственно, были явно обитаемы, собственно говоря, их и связывала замеченная в бинокль паромная переправа. В находившемся прямо напротив нас на другом берегу дачном поселении тоже были налицо все признаки разумной жизни. А это означало, что на аэродроме лёгкой авиации нам, скорее всего, ни шиша не обломится — капсюль против гранаты можно поставить. За тридцать лет там всё, что можно открутить или отломать, вывезли. Видать, Андреичу довольно старую информацию под видом свежей толкнули.

— Так, орлы, — протянул я, — две точки с повестки дня снимаем. Ничего мы там не найдём. Полтора километра от людей всего, а торговать нам с ними нечем. Поехали на другие объекты, в Люберцы! Кстати, чтоб потом никому обидно не было, прошу поднять руку тех, кто там бывал!

Говорун, молча, в своём стиле, поднял руку.

— Давно?

— Лет семь назад.

— Где бывал? Чего видел? Давай, Федя, не томи! Чего, мне из тебя инфу клещами тянуть нужно?

— Да насквозь проезжали по дороге в Жуковский. На тамошнем аэродроме мародёрили. Или нет, постой! Аэродром в Быково, а в Жуковский мы за военным барахлом мотались… Но там всё выжгло на хрен! Сам посуди, много ли дачам надо?

— И что, много туда «прилетело»? — спросил Тушканчик, откусывая от купленного в Ликино сдобного калача.

— Прилично. — Иногда немногословие Говоруна может до инфаркта довести! — Сам прикинь — аэродром, связисты какие-то секретные, авиационный центр в Жуковском… Не, мало что уцелело. Мы тогда без хабара практически вернулись.

— А сами Люберцы? — перевёл я разговор на более насущные проблемы.

— Там не так «горячо» было. Народ, похоже, просто подальше от Столицы сваливал. Но я им не завидую — между тремя горячими зонами оказаться… Да и по окраинам явно ударная волна со «светом» прошлась.

Я ещё раз посмотрел на карту, выданную мне Виталием Андреевичем. «Понятно, почему он на памятник нас нацелил — район, где он установлен, с обратной от Города стороны Люберец, и от упомянутых Фёдором мест дотуда километров десять по прямой. Вполне могла „вертушка“ уцелеть. — Я бросил взгляд на часы. — Семнадцать минут четвёртого. Вполне успеем до темноты доехать!»

Фёдор оказался прав — вскоре после того, как мы проехали заброшенное большое село, отмеченное на карте как Чулково, и перемахнули через Москву-реку по красивому, с изящными ажурными фермами, мосту, с правой стороны открылась знакомая картина «ядерной пустоши». Поля, раскинувшиеся вдоль Новорязанского шоссе, заросли бурьяном и кустарником, а вдалеке я рассмотрел развалины каких-то зданий промышленного назначения. Дорога пришла в полный упадок, да к тому же была вся заставлена изржавленными остовами машин, и нам приходилось ехать в основном по обочине. Картина, кстати, весьма характерная для мест, расположенных неподалёку от тех объектов, куда «прилетело». ЭМИ[100] вырубал электронные системы автомобилей, и они оставались стоять там, где встретили наступление конца света, если только их никто не утаскивал с целью поживиться, причём, как правило, чем новее и навороченней была машина — тем сложнее её было восстановить. Потом вспыхивали, напитавшись жаром беспощадного светового излучения, покрышки, пластик и человеческая плоть, а пришедшая стена ударной волны довершала дело.

Собственно, поэтому мы и ехали по обочине — Быково и Жуковский находились как раз справа от дороги и тогда, двадцать девять лет назад, фронт спрессованного адской силой воздуха сдвинул замершие машины к осевой линии. В Островцах и Октябрьском пришлось чуть сложнее — там дома приняли на себя удар, и трасса была заставлена машинами плотнее. Но мародёры поработали и тут — многие машины, особенно грузовики и внедорожники, стояли без колёс и с открытыми капотами, и практически у всех машин были выломаны лючки бензобаков. Ну, тут уж ничего не поделаешь — сами тем же занимались в своё время.

Дорога впереди нырнула под путепровод, а моё внимание привлёк необычный дом, стоявший