и не стала для него таковой.

Майкл никогда не любил ее. А любила ли его она? Сейчас Синтия с трудом ответила бы на этот вопрос. Да, в молодости она готова была жизнь отдать за Майкла, но было ли это чувство любовью? Быть может, она ошиблась, приняв юношескую влюбленность, увлечение за любовь?

В любом случае юношеская страсть давным-давно прошла. Когда это произошло? Сколько лет назад Синтия перестала испытывать к Майклу какие-либо чувства? Как давно ее душа окончательно омертвела и опустела?

Синтия по-прежнему сидела в кресле роскошно обставленной гостиной номера 'Даймонд голден файв'. Одна… в просторной комнате с видом на широкую водную гладь Мичигана. Она снова, как и много лет назад, осталась одна.

Впрочем, к одиночеству ей не привыкать. Даже в браке с Майклом одиночество не отступало от нее ни на шаг. Оно подкрадывалось даже в самые немыслимые для супружеской пары моменты — мгновения близости. Даже супружеское ложе не спасало Синтию от гнетущей тоски.

Однако теперь все узнают о ее одиночестве.

Это представлялось Синтии немыслимым унижением и наказанием. Дамы будут сочувственно кивать ей при встрече и интересоваться делами, а за спиной шушукаться о том, что ее бросил муж, променял на другую женщину.

'Бедняжка Синтия' звучало куда унизительнее, нежели: 'Она это заслужила. Я всегда знала, что этим и кончится. Какой муж будет терпеть ее возле себя?..'

По щекам Синтии текли слезы. Горькие слезы одиночества.

Она вспомнила о листке, оставленном Майклом. Сквозь пелену слез Синтия начала читать неровные строчки. Боже, это и в самом деле почерк Сэма. Откуда? Кому адресовано это послание? Почему она узнала о нем через столько лет?

Имя адресата — Курт — показалось ей смутно знакомым, но она так и не смогла вспомнить внешность этого человека. Синтия стала читать письмо, и, когда добралась до последнего абзаца, слезы превратились в рыдания.

Сэм до последней минуты оставался все тем же милым, тактичным и добрым парнем. Он вечно боялся кого-то обидеть, причинить боль, уязвить самолюбие. Сэм извинился даже за прощальное письмо, за то, что позволил себе выговориться. Именно роскоши выговориться, облегчить душу, поделиться с близким человеком своими переживаниями столько лет лишала себя Синтия. А был ли у нее близкий человек?

Сэм просил лишь о понимании и прощении.

Он полагал, что его сестра все знает. Да, она действительно знала о том, что ее брат не такой, как все. Однако Синтия и представить не могла, насколько Сэм страдал от своей 'непохожести'. Она была так поглощена собственными переживаниями, что абсолютно не думала о том, что и ее брат может быть на грани срыва.

Они оба были одиноки. Каждый по-своему. Сэм был более чуток и добр, Синтия же родилась эгоисткой. Он заботился о сестре — она принимала его опеку как должное. Он погиб — и вместо того, чтобы винить себя, она нашла другого виновника, Майкла.

Сэм никого не винил. Он был слишком добр, чтобы заставить другого человека страдать. Синтия же оказалась менее мягкосердечной.

Господи, помоги мне! Помоги справиться с этим одиночеством! — взмолилась Синтия. Я не переживу. Я не могу остаться одна. Мне так нужен был Сэм, но он оставил меня и его не вернуть. А Майкл… Можно ли вернуть его?

Кэролайн снова пришла с работы чуть раньше обычного.

— Обожаю, когда ты играешь, любимый. — Она обняла Майкла за плечи и поцеловала в щеку.

— Неужели?

— Майкл, ты до сих пор в этом сомневаешься?! — воскликнула Кэролайн.

— Извини. Привычка.

— Ты о Синтии? — осторожно спросила она.

Майкл кивнул.

— Ее вечно раздражало, если она приходила с работы и заставала меня за роялем.

Кэролайн вскинула брови.

— Не может быть! Я, напротив, готова вообще не ходить на работу, а только слушать твою музыку. Я забываю о всякой усталости, услышав первые аккорды.

— Милая. — Майкл перестал играть. — Ты ведь наверняка страшно устала, а я… Давая я сделаю тебе массаж, хочешь?

Кэролайн улыбнулась.

— Звучит довольно заманчиво, но массаж я отложу на десерт. А сейчас, пожалуйста, продолжай. Я ведь понимаю, что тебе нужно много репетировать. Особенно теперь.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Майкл, сделав вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Не прикидывайся дурачком, — с улыбкой сказала Кэролайн.

— Я и в самом деле не понимаю.

— Я о том, что у тебя снова появился шанс отправиться в турне по Европе. Разве тебе неделю назад не позвонил импресарио?

Майкл сконфуженно улыбнулся.

— Ну, еще ничего точно не известно. Я даже не уверен, что успею прийти в оптимальную форму.

— На мой взгляд, ты играешь не хуже прежнего.

— Не хочу показаться невежливым и обидеть тебя, Кэролайн… Однако ты ведь ничего не понимаешь в музыке.

— Возможно, но я все равно считаю тебя самым лучшим пианистом на свете.

Майкл рассмеялся и снова начал играть.

— Почему ты мне сразу не сказал?

— Тебе наверняка покажется это смешным, но я боялся сглазить. Знаешь, в прошлый раз я растрезвонил о турне по всей Филадельфии и что?

— На этот раз ты решил перестраховаться?

Он кивнул.

— Но хотя бы мне-то мог сказать? Майкл, почему ты вечно все держишь в себе?

— Не хотел тебя лишний раз волновать. У тебя своих проблем навалом, а тут еще я.

Кэролайн вздохнула.

— Майкл, ну когда же ты поймешь, что твои проблемы для меня так же важны, как и собственные?

— Правда?

— Конечно же правда. — Кэролайн крепко обняла его.

— Эй-эй. Не задуши меня. Иначе турне снова придется отложить. Как чувствовал, что не стоит тебе говорить раньше времени, — пошутил Майкл.

Однако Кэролайн отреагировала на его слова без юмора.

— О каком времени ты говоришь? Ты что, собирался поставить меня в известность, поднявшись на трап самолета?

Майкл усмехнулся.

— Поднявшись с тобой на трап самолета.

— Боже, Майкл. Разве можно быть такими счастливыми?! Мы с тобой живем вместе всего две с половиной недели, а 'уже и не представляю, как жила без тебя.

— Да, кстати, ты уже все вещи перевезла из своей квартиры сюда?

— Почти. Остались мелочи.