знанием дела. – Потому тут пробка должна быть такая, чтоб выдерживала контакт с серной кислотой. Сначала заливается бензин, потом малыми порциями добавляем серную кислоту. Главное, чтоб оно не загорелось просто от нагрева, из-за смешивания, понимаете? Дальше бутылку снаружи надо помыть, чтоб кислоты не осталось, дать просохнуть и охладить. Для этого мы ее в холодильник поставим, у нас в автобусе небольшая камера есть. Отдельно надо смешать хлорат калия и сахар, чуть-чуть воды добавить…

– Это че за хлорид калия такой?.. – начал Партизанов, и Григоренко ткнул его локтем в бок.

– Вот ты необразованный! Не хлорид, а хлорат…

– Ща двину, Венька! – Партизанов поднял огромный кулак, и Григоренко отпрянул.

– Отставить двигать Веньку! – скомандовал Лабус. – Короче, это бертолетова соль. Ну или калиевая, другими словами.

– Ее и дома можно получить! – подхватил Григоренко. – Спички надо в ацетон бросить и…

– Так это оно вон в миске? – спросил Миша, показав на железную посудину с сероватой кашицей, в которой лежала тряпка.

– Оно. Бертолетова соль, сахар, ну и воды немного добавил. Ткань пропитывается, сейчас мы ее высушим, это тоже недолго, потом рвем на два лоскута и приклеиваем 'моментом' к бутылкам. И готово – остается только бросить, чтоб разбилась.

– И че, оно без огня загорится? – не поверил Партизанов.

– Обязательно. Когда разбивается, бензин с серной кислотой попадает на тряпку, пропитанную солью с сахаром, и оно все загорается. Огонь такой белый и горячий очень. И главное – в чем преимущество, а? – Он оглядел слушателей.

– Именно в том, что поджигать не надо!

– Правильно. Во-первых, опасно, во-вторых, ты демаскируешься, когда над головой бутылкой с огнем замахиваешься. А с 'химической' этого нет. Вопросы?

– Да, а я вот еще хотел… – начал Григоренко, но тут в люк над их головами сунулся Курортник.

– Что у вас? – спросил он. – Готовы?

– Скоро с 'химическими' бутылками закончим – и все тогда, – ответил Лабус. – Минут пятнадцать еще, пока остынут, надо только в холодильник отнести.

– Ну так несите. Уже четверть пятого, мы все проснулись.

– Миша, Веня, берите каждый по 'химической', только аккуратно. 'Коктейли' я в подсумок сложу, потом раздам. Все, пошли.

Вскоре они собрались в автобусе, где Игорь быстро повторил распределение ролей и основной план. После этого, сверив часы, разошлись. Курортнику с Лабусом, Партизанову и Вене выпало ехать в БМП, Игорю, Якову, Мише, Лагойде и Явсену – в автобусе.

Тихо тарахтя двигателем, он выкатил через арку из двора Метрополя. Лабус проводил его взглядом – к этой машине он относился, как к любимой женщине, да к тому же отдал Якову свою СВД, но которую поставил ночную оптику – и спустился в броневик, на ходу осмотрев снарядную полку возле пушечного лафета. Снарядов оставалось всего два, а еще в броневике лежала последняя РПГ.

Партизанов, имени которого никто почему-то так и не удосужился спросить, переругивался с Веней в большом отсеке под башней. У обоих были 'макаровы', у здоровяка еще АК. Курортник, вооруженный ПМ и 'бизоном', сидел возле водительского места, где Лабус (ему достался только 'макаров', автоматов больше не было) и устроился. Когда он взялся за рычаги, Алексей спросил, поправляя титановый шлем на голове:

– Сможешь этим делом рулить?

– Конечно смогу. Меня больше волнует, как они с нашим автобусом…

– Автобус они далеко от лагеря оставят, а мы броневик – нет. Ты точно помнишь, там пролом в стене был со стороны реки?

– Был, – кивнул Костя. – Я его хорошо разглядел. Поменьше, чем тот, что между Мавзолеем и Спасской, но через него на территорию Кремля они проберутся. Ладно, с богом, что ли?

– С богом, – кивнул Алексей. – Хотя я в него не верю.

– Да и я, в общем-то…

Заведя мотор, Лабус повел БМП вслед за автобусом, но на улице свернул в другую сторону.

Расчет был простой – что их примут за своих, по крайней мере, в первый момент. С этой целью Партизанова заставили снять форменную синюю куртку, рубаху и даже майку.

Когда до просвета в стене вокруг лагеря варханов оставалось метров двадцать, он поднялся в башню. Впереди стояли два броневика, немного дальше между ними – тачанка с пулеметом. На мостовой горела пара светильников.

На башне сначала одного, потом второго БМП показались варханы, еще один привстал на тачанке.

– Начинай! – приказал Курортник, переходя в большой отсек.

Голый по пояс Партизанов высунулся из люка, замахал руками и прокричал несколько слов, которым его научил Явсен. Яков объяснил, что они переводятся примерно как 'Пустите нас!' и 'Мы из соседнего лагеря!'

Один вархан поднял оружие, нацелил в сторону приближающейся машины, а второй нырнул обратно в люк, и через несколько секунд башня, где он исчез, начала поворачиваться в сторону приближающейся машины.

Алексей, поднявшийся по скобам вслед за Партизановым, схватился за рукоять под казенником пушки, толкнул. Хрустнуло, клин-затвор отъехал вниз, открыв ствол. Курортник вогнал в него снаряд и дернул рукоять на себя. Затвор лязгнул.

– Партизанов – вниз! – крикнул он. – Веня – вверх!

Здоровяк спрыгнул в отсек, на его место полез Григоренко, в подсумке на поясе которого лежали три бутылки: 'молотовы' и 'химическая'.

До просвета оставалось метров десять, когда ствол на башне варханской БМП нацелился на их машину. И одновременно Курортник выстрелил, а через секунду после этого Лабус затормозил.

Прямое попадание снаряда разорвало башню, словно консервную банку. Грохот покатился по ночной площади.

– Не зажигается! – крикнул Веня, вовсю чиркая дешевой пластмассовой зажигалкой. – Газ есть, но…

Стоя одной ногой на скобе, Алексей выхватил из кармашка на ремне 'зиппу', клацнул – фитиль в горлышке бутылки вспыхнул.

Снаружи застучали выстрелы, раздались крики. Из одной вражеской БМП валил дым, в темноте едва видимый, а вторая, зарокотав мотором, тронулась с места, распахнутый люк ее начал закрываться – и тут Веня швырнул бутылку.

Он немного не успел – крышка захлопнулась, – зато попал точно в цель. Бутылка лопнула прямо на