Он взошел следом за Коллинзом по ступеням подвижного трапа, чтобы в последний раз взглянуть на космический корабль изнутри. Был вечер, и людей неподалеку от «Прометея» оказалось немного. За ограждением собрались несколько фотографов, они пытались сделать снимки корабля на фоне заходящего солнца. «Прометей» выглядел просто грандиозно в сочетании с угасающими на западе красками заката.
В кабине «Альфы» горел яркий свет и было так чисто, словно Дирк угодил в операционную. Между тем здесь произошли кое-какие изменения – предметы, принадлежавшие членам экипажа, были убраны в маленькие ниши и надежно закреплены изолентой. Несколько картинок и фотографий прикрепили к стене, где нашлось место, а перед пультом пилота висел портрет женщины в пластиковой рамочке (Дирк предположил, что это жена Ледука). Карты и математические таблицы лежали так, чтобы они всегда были под рукой. Дирк вспомнил о своем посещении тренажерной кабины в Англии. Перед таким же скоплением приборов он тогда стоял в доме на тихой лондонской окраине. Казалось, с той поры миновала целая жизнь, и теперь от того дома его отделяло полмира.
Коллинз подошел к узкому высокому шкафчику и открыл дверцу.
– Кажется, раньше вы их не видели, верно? – спросил он.
В шкафчике висели три скафандра, похожие на странных существ, выловленных из морских глубин и впервые увидевших свет дня. Толстая ткань на ощупь оказалась мягкой и эластичной. Дирк почувствовал, что под верхним слоем имеется что-то вроде металлической сетки. Прозрачные шлемы, похожие на большие шарообразные аквариумы, лежали на полках внутри шкафа.
– Похоже на водолазные скафандры, правда? – сказал Коллинз.- Действительно, уж если с чем-то и можно сравнить «Альфу», так это с подводной лодкой – хотя ее конструкция намного проще, ведь нам не придется иметь дело с таким давлением, какому подвергаются субмарины.
– Хотелось бы посидеть на месте пилота,- признался Дирк. – Можно?
– Да, только если ни к чему не будете прикасаться.
Коллинз с едва заметной улыбкой посмотрел на Дирка, устроишегося в кресле. Ему понятно было желание историка, он и сам не раз садился в это кресло.
Во время полета и при вертикальном положении корабля на Луне спинка кресла должна была встать под прямым углом. То, что теперь было полом под ногами Дирка, тогда должно было стать стеной, а окуляры перископа, которые сейчас он старался не задеть ботинками, окажутся у него перед глазами. Из-за этой перспективы, столь непривычной для человеческого разума, трудно было представить себе ощущения пилота, занявшего это кресло.
Дирк встал и повернулся к выходу из кабины. Он молча прошел за Коллинзом к люку, но обернулся и в последним раз обвел взглядом кабину.
«Прощай, кораблик,- мысленно произнес он.- Прощай – и удачи тебе!»
Когда они с Коллинзом вышли на трап, было уже темно и на бетоне лежали пятна света от прожекторов. Дул холодный ветер, ночное небо озаряли звезды, названий которых Дирк не знал. Неожиданно Коллинз, стоявший рядом с Дирком в темноте, взял его за руку и молча указал в сторону горизонта.
Почти незаметный на фоне слабых отсветов заката, на западе возник новорожденный месяц. Дирк попытался представить себе величественные горы и морщинистые равнины, ожидающие, когда их осветит Солнце, и озаренные холодным светом почти полной Земли.
Миллионы миллионов раз Земля появлялась и таяла над этим безмолвным миром, и по его поверхности двигали только тени. Со времен зари жизни на Земле там, на Луне, быть может, разрушился десяток кратеров, а больше ничего не изменилось. И вот теперь, по прошествии стольких веков, одиночеству Луны должен был прийти конец.
9
За два дня до старта Луна-Сити был, пожалуй, самым тихим и спокойным местом на Земле. Все приготовления завершились, оставалось только заправить корабль топливом, провести тесты за несколько минут непосредственно перед взлетом, дождавшись момента, когда Луна займет расчетную позицию.
В редакциях крупнейших мировых газет по всей планете заместители главных редакторов лихорадочно готовили передовые статьи и сочиняли возможные альтернативные истории, которые было бы легко отредактировать, убрав из них все, кроме самых упрямых фактов. Пассажиры в автобусах и поездах при каждом удобном и неудобном случае делились друг с другом астрономическими познаниями, Разве что только какое-нибудь жуткое убийство могло привлечь к себе большее внимание.
На всех континентах радары дальнего радиуса действии были настроены на слежение за полетом «Альфы». С помощью маленького радарного маяка, установленного на корабле, можно было постоянно следить за его перемещением.
В Принстонском университете, в пятнадцати метрах под землей, стояла одна из самых больших электронных вычислительных машин. Если бы по какой-то причине кораблю потребовалось изменить орбиту или задержаться с возвращением, машина рассчитала бы новую траекторию с учетом изменения силы притяжения Луны и Земли. Еще совсем недавно для того, чтобы сделать это, понадобилась бы армия математиков, а принстонская ЭВМ могла выдать им печатанный ответ всего за несколько часов.
Все радиолюбители на Земле, кто только мог работать на частоте космического корабля, проверяли и перепроверяли свое оборудование. Не так много было таких, кто смог бы и получать и расшифровывать гиперчастотный модулированный сигнал с корабля, но некоторым это было под силу. Сторожевые псы эфира, представители комиссии по связи были начеку, готовые разделаться с любым неавторизованным передатчиком, владелец которого попытался бы прорваться на связь с кораблем.
На вершинах гор астрономы готовились к борьбе за то, кому удастся получить самые лучшие фотографии момента посадки. «Альфа» была слишком маленькой, чтобы ее было видно с Земли, но при торможении пламя, вырывающееся из сопл, должно было озарить лунные скалы, и эту вспышку можно было увидеть по меньшей мере в полутора миллионах километров от Луны.
Тем временем три человека, стоявшие в центре мировой сцены давали интервью, крепко спали или расслаблялись, яростно сражаясь в настольный теннис – это был практически единственный вид спорта, которым можно было заняться в Луна-Сити. Ледук, обладавший своеобразным чувством юмора, развлекался тем, что рассказывал друзьям о тех вещах (бесполезных и несколько циничных), которые они получат согласно его завещанию. Ричардс вел себя так, словно ровным счетом ничего не происходило, и договаривался по телефону с какими-то людьми о деловых встречах через три недели. Тэйн редко появлялся на людях; позднее выяснилось, что он засел за математическое исследование, имевшее весьма отдаленное отношение к астронавтике.
Исследование было посвящено определению максимально возможного числа вариантов расклада при игре в бридж и продолжительности игры при каждом из этих вариантов.
Мало кто знал, что скрупулезный Тэйн, пожелай он того, мог бы заработать гораздо больше денег на колоде карт, чем будучи астрономом. Правда, в случае благополучного возвращения с Луны бедность ему не грозила…
Сэр Роберт Дервент терпеть не мог ожидания. Оно давало ему время для раздумий, а раздумья – враг спокойствия. Сейчас, в то время, когда приближался величайший момент в его жизни, он размышлял о прошлом, вспоминал юность.
Сорок лет борьбы, побед и горьких разочарований – все это было связано с будущим. Он словно бы снова стал юношей, оказался в самом начале своей университетской карьеры, а Вторая мировая война, укравшая из его жизни шесть лет, была не более чем грозовой тучей на горизонте. Он лежал посреди шропширского леса весенним утром, которому уже не суждено было повториться, и читал книгу, которую и теперь держал в руках. На шмуцтитуле выцветшими чернилами было неровным почерком написано: «Роберт А. Дервент, 22 июня 1935».
Книга была та же самая, но куда девалась музыка слои, от которой некогда загоралось сердце? Он стал слишком мудрым и слишком старым; теперь его не могли обмануть фокусы аллитерации и рефренов, и