– Так вы принимаете мое предложение?

– Последний вопрос.

– Я слушаю. – Его улыбка показалась Майе зловещей. На какой-то миг она даже решила, что лучше не спрашивать, но сработало чисто женское любопытство и упрямство.

– Зачем вам это нужно?

– Вам в подробностях или grosso modo? – Его губы сложились в жесткую складку. На лице застыло выражение озабоченности и досады.

– Впрочем, какое мне до этого дело? – быстро сориентировалась Майя, легкомысленно взмахнув рукой. – Черт с ними, с вашими причинами!

– Действительно. Так будет намного проще, – не глядя на нее, произнес Седой. – Я же говорил, что вы умная женщина.

– О, да. Но быть умной не так-то просто. Мужчины боятся умных женщин.

– Это глупцы боятся, а настоящие мужчины ценят умных. – Седой многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Ни один мужчина не стоит женщины, если она настоящая женщина, – медленно, с расстановкой произнесла Майя. – Цитата не помню чья.

– Какого-нибудь неудачника. Вы так не считаете?

– Мне нравится, когда вы обращаетесь ко мне на «вы». – Решив резко изменить направление беседы, Майя обольстительно улыбнулась. Она сделала это машинально, хотя сейчас ей менее всего хотелось нравиться своему собеседнику.

– Я могу рассчитывать на вас, Майя? – Кажется, Седому надоел разговор вокруг да около. Словесная дуэль подошла к своему логичному завершению.

Теперь предложение Седого показалось ей высокой миссией восстановления справедливости: она отомстит за всех женщин, которые незаслуженно пострадали, безоглядно отдав свое сердце. Решив так, Майя почувствовала, как страх и панику сменяет приятная уверенность и спокойствие. От нее ждут ответа? Она скажет «да». Майя подняла глаза на улыбавшегося мужчину и кивнула. Он еще раз поцеловал ей руку и пригласил поужинать в самом лучшем ресторане города.

Противная игла, закрепленная на коже прозрачным пластырем, приковывает его к постели. Это несправедливо. Ему хочется понравиться красотке медсестре, но разве это возможно, когда ты лежишь на больничной койке и не можешь сделать лишнего движения? Она видит его таким жалким, нуждающимся в помощи. Он ей неинтересен. Мимоходом скользнула взглядом, выполняя свою работу.

Сердцу Андрона стало нестерпимо тесно в груди, а Майя – само спокойствие. Такая вызывающе красивая женщина не может не знать, что она – объект пристального внимания. И ей это нравится. Не может не нравиться! Просто она мастерски скрывает свои чувства. Да, удружил Карцев. Некрасов заерзал на кровати. Нужно остановиться. У него всегда была только Маша. Была?.. Нет, сейчас он не будет о ней думать. Иначе не проронит ни слова и будет похож на всех этих надутых самодовольных буржуев. Они ведут себя так, словно весь мир у них в долгу. Даже задницу для укола подставляют с сознанием собственного достоинства. От них за километр разит раздутым тщеславием. А Андрон не такой, что и докажет Майе. Это во-первых, и во вторых – то, что он здоров, как бык.

– А вот и я! – улыбаясь, Майя вошла в палату. Как же долго ее не было. Андрон едва не вскочил ей навстречу. Капельница! Он вовремя вспомнил о ней.

Какое странное, противоречивое чувство переполняет его. Черт побери, что за женщина! Как же она красива! Как он мог жить, не имея возможности любоваться такой идеально обворожительной красотой! Неужели столько лет добровольно лишал себя такого удовольствия?

В Майе нет трогательного очарования белокурой Маши. Их и сравнивать нельзя. Они разные абсолютно, но если попытаться… Кажется, получается не в пользу его Одуванчика. Хрупкости противопоставлена незыблемость, застенчивости – неприкрытая сексуальность. Вот оно, главное звено! Сексуальность! Майя – само желание. Некрасов никогда не думал, что на него может обрушиться такая лавина чувств к женщине, которую он видит впервые в жизни. Эта черноволосая черноглазая медсестра с невероятно старомодным именем Майя олицетворяет саму страсть. Некрасов понял: обжигающее, испепеляющее, разрушительное желание может перевернуть с ног на голову устоявшийся порядок.

Надо же, столько раз он бывал здесь и ни разу не встречал Майю. Нет, наверняка видел ее, но почему- то не попал во власть ее необыкновенной красоты. Она не задела его, словно прошла мимо. Почему же сейчас так возбужден? Вот наказание!

Его взгляд скользнул по капельнице. Что прописал ему Карцев? Не это ли лекарство так отшибает его мозги, зомбирует на преклонение перед аппетитной попкой медсестры и ее стройными ножками в тончайших колготках телесного цвета? Его словно подменили – он не может думать ни о чем, кроме этой жгучей брюнетки. Что за хреновина? Брюнетки никогда не были в его вкусе!

Какой чудный изгиб талии – она нарочно подчеркнула его тонким пояском. Все нарочно! Только делает вид, что не замечает его жадных взглядов. Медсестры всегда не прочь повеселиться с пациентами. Сколько сладких историй слышал Андрон от своих знакомых. Эти девчушки в коротких белых халатиках летом предпочитают ничего не носить под ними, никакого белья. А какое у нее белье? Андрон почувствовал, что от одной мысли об этом на лбу выступила испарина.

– Как вы себя чувствуете? – Майя склонилась над ним. Осторожно отсоединила капельницу, согнула его руку, предварительно положив на место укола ватку, пропитанную спиртом. Поскольку Андрон ответил не сразу, в глазах медсестры появилась озабоченность. Ее рука легла на его вспотевший лоб. – Вам плохо? Голова кружится?

– Спасибо, все в порядке. – В подтверждение своим словам Некрасов собрался подняться, но неожиданно сильные руки остановили его.

– Куда? Стоп, стоп. – Улыбка, от которой у него на самом деле начала кружиться голова, заставили его закрыть глаза. Андрон сильно сжал веки, до цветных мурашек, носящихся с бешеной скоростью на фоне абсолютной черноты. – После процедуры положено полежать. Здесь свои порядки, Андрон Егорович. Вы должны меня слушать и не протестовать, хорошо?

Он открыл глаза, послушно кивнул. Жар разлился по лицу. Некрасов понял, что еще не разучился краснеть. А Майя так и будет стоять над ним все то время, что ему положено находиться в кровати? Присутствие медсестры сковывает его, волнует. Ему нужно прийти в себя, успокоиться. Для этого Майя должна уйти. Ему необходимо хотя бы изредка оставаться наедине с собой, своими мыслями. Пусть даже без единой мысли. Правда, Некрасов не мог припомнить случая, когда его голова была бы свободна от них. Он всегда о чем-то думает, что-то просчитывает. Это привычный ритм его сложившейся жизни. И что же получается? Все рушится, словно карточный домик от легкого прикосновения? Все так зыбко…

Пусть она уйдет. Когда ее нет, он не так беспомощен. В ее присутствии он глупеет, становится смешным. Эта женщина не вписывается в его ритм, противоречит его стабильному, лишенному сердечных осложнений существованию, в котором всегда было и есть место лишь для бесконечного труда и самосовершенствования. В этом цель его жизни – движение вперед, покорение вершин.

Так думал Некрасов до встречи с Майей. Все было ясно, определенно, никаких сюрпризов. Они бы усложнили его жизнь. Заставили бы тратить силы на нечто менее важное, чем его бизнес, чем дело всей его жизни. Он попросту запретил себе тратить силы на что-то, не связанное с работой. Хорошо отлаженный механизм действовал без сбоев. Андрон жил в уверенности, что давно приобрел иммунитет на женщин, с их прелестями, хитростями, арсеналом взглядов, ужимок, ловких приемчиков. Это Маша все время в напряжении. Она ждет подвоха от тех, кто не видит в ней соперницу. Хотя… Стоп! Стоящая рядом женщина ни словом, ни жестом не показала своей заинтересованности. Все в рамках ее обязанностей. Она спокойно выполняет свою работу. Это его развезло, как от крепленого вина – развлечения в начале студенческой жизни.

Теперь он предпочитает «Хеннеси», да и то изредка. Андрон давно научился расслабляться иначе. Для этого ему не нужно спиртное, кальян. Его выбор – медитация. Вот и сейчас нужно собраться, отбросить ненужное, восстановить потерянное равновесие. Он всегда умел держать себя в руках, но на этот раз, кажется, все выходит из-под контроля. У него наступает помрачнение рассудка, а Майя – нет, вы только посмотрите! – она, кажется, само спокойствие и предупредительность! Не нужно было ему соглашаться на уговоры Маши и Маркова. Все было так хорошо, так спокойно! Эта женщина – западня, в которую он угодил