— Мистер Монстер, ваша дочь! — в тревоге воскликнул Огден, но Монстер уже отпустил Меропу; та, шатаясь, побрела в свой угол. Она потирала шею и хватала ртом воздух.

— Ну? — победно выкрикнул Монстер, словно привел абсолютно неопровержимый аргумент. — И нечего разговаривать с нами, будто мы грязь под ногами! Много поколений чистокровок, и все колдуны — про тебя такого не скажешь!

Он плюнул на пол под ноги Огдену. Морфин опять захехекал. Меропа жалась у окна, повесив голову — тусклые прямые волосы скрывали ее лицо — и молчала.

— Мистер Монстер, — спокойно заговорил Огден, — боюсь, что ни ваши, ни мои предки не имеют ни малейшего отношения к делу. Я здесь из-за Морфина и того мугла, на которого он напал вчера ночью. По нашей информации, — он заглянул в пергамент, — Морфин навел порчу на означенного мугла и вызвал у него приступ крайне болезненной крапивницы.

Морфин хихикнул.

— Тише, мальчик, — бросил Монстер на серпентарго, и его сын затих.

— А если и так, что с того? — с вызовом сказал Монстер, обращаясь к Огдену. — Надо думать, вы уже почистили муглишке личико, заодно с памятью?

— Речь не об этом, мистер Монстер, — отозвался Огден. — Это было ничем не спровоцированное нападение на беззащитного…

— А я сразу почуял, что ты любитель мугродья, едва ты вошел, — мерзко ухмыльнулся Монстер и еще раз плюнул на пол.

— Такой разговор ни к чему не приведет, — решительно заявил Огден. — Поведение вашего сына доказывает, что он не испытывает никаких угрызений совести. — Огден опять заглянул в пергамент. — Морфин должен явиться на слушанье четырнадцатого сентября и ответить на обвинение в использовании магии на глазах у мугла и причинении ему физического и морального вре…

Огден осекся. С улицы послышалось звонкое цоканье копыт и громкие, веселые голоса. Очевидно, дорога в деревню проходила совсем близко от дома. Монстер широко раскрыл глаза и замер, прислушиваясь. Морфин с каким-то голодным видом зашипел и повернул голову на звуки. Меропа подняла голову. Гарри заметил, что она побелела как мел.

— Господи, какое убожество! — прозвенел девичий голосок, так отчетливо, словно его обладательница стояла прямо в комнате. — Том, неужели твой отец не может приказать снести эту лачугу?

— Она не наша, — ответил ей юноша. — По ту сторону дороги все принадлежит нам, но это — жилище нищего старикашки Монстера и его детей. Сынок, кстати, полный псих. Слышала бы ты, что про него рассказывают в деревне…

Девушка рассмеялась. Цоканье копыт становилось все громче. Морфин дернулся, собираясь встать с кресла.

— Сиди, — предупредил его отец на серпентарго.

— Том, — девичий голосок звучал очень близко; видимо, они находились напротив дома, — может, я ошибаюсь… но, кажется, к двери кто-то прибил змею…

— Боже милосердный, ты права! — ответил юноша. — Наверное, сынок; я же говорил, у него не в порядке с головой. Не смотри туда, Сесилия, дорогая.

Цоканье стало удаляться.

— «Дорогая», — прошептал Морфин на серпентарго, уставившись на сестру. — «Дорогая», так он ее назвал. Значит, все равно он тебя не возьмет.

Меропа совсем побелела. Гарри боялся, что она вот-вот упадет в обморок.

— Что такое? — вмешался Монстер. Он тоже говорил на серпентарго, переводя взгляд с сына на дочь. — О чем ты, Морфин?

— Она любит глазеть на того мугла, — злорадно ответил Морфин, глядя на сестру, которая остолбенела от страха. — Вечно торчит в саду, когда он проходит, пялится сквозь изгородь. А вчера ночью …

Меропа умоляюще вскинула голову, но Морфин безжалостно продолжал:

— Чуть из окна не вывалилась, все ждала, когда он проедет домой!

— Смотрела из окна на мугла? — тихо проговорил Монстер.

Монстеры начисто забыли про Огдена. Тот изумленно и несколько брезгливо следил за новым всплеском непонятного шипения и хрипа.

— Это правда? — помертвевшим голосом спросил Монстер и сделал пару шагов к испуганной дочери. — Моя дочь… семя Салазара Слизерина… сохнет по грязнокровому муглу?

Меропа, не в силах произнести ни слова, отчаянно затрясла головой и вжалась в стену.

— Но уж я ему показал, отец! — захехекал Морфин. — Подстерег, когда он проезжал мимо! С прыщами он уже не такой красавчик, верно, Меропа?

— Ах ты, паршивая шваха, ах ты, грязная предательница! — не владея собой, взревел Монстер и обхватил руками горло дочери.

Огден и Гарри хором завопили: «Нет!»; Огден поднял волшебную палочку и выкрикнул: «Релашио!» Монстер отлетел от дочери, задел стул и упал на спину. Морфин с яростным воем вскочил с кресла и ринулся на Огдена, потрясая окровавленным ножом и паля во все стороны заклинаниями.

Огдену ничего не осталось, как спасать свою жизнь. Думбльдор жестом показал, что надо идти за ним; Гарри повиновался. Им вслед неслись крики Меропы.

Огден, прикрывая руками голову, пролетел по тропинке, выскочил на главную дорогу и столкнулся с лоснящимся гнедым скакуном, на котором сидел очень красивый темноволосый юноша. Он и хорошенькая девушка, ехавшая рядом на серой лошади, громко расхохотались. Огден, с ног до головы в пыли, оттолкнулся от лошадиного бока и помчался дальше. Он бежал, не разбирая дороги, развевая полами сюртука.

— Думаю, на сегодня достаточно, Гарри, — сказал Думбльдор, взял Гарри под локоть и легонько потянул. Они невесомо проскользили сквозь тьму и скоро приземлились в кабинете Думбльдора. Там уже сгустились сумерки. Думбльдор мановением палочки зажег лампы, и Гарри сразу спросил:

— Что случилось с той девушкой? Меропой или как ее там?

— О, ничего страшного, — ответил Думбльдор. Он уселся за письменный стол и жестом пригласил Гарри последовать своему примеру. — Огден аппарировал в министерство и буквально через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин с отцом дрались, но их одолели и забрали из дома. Впоследствии Мудрейх приговорил их к заключению в Азкабан. Морфин, за которым уже числился ряд нападений на муглов, получил три года. Марволо ранил, кроме Огдена, нескольких министерских служащих, и получил шесть месяцев.

— Марволо? — изумленно повторил Гарри.

— Совершенно верно, — Думбльдор одобрительно улыбнулся. — Рад, что это не ускользнуло от твоего внимания.

— То есть, этот старик…

— Дед Вольморта, — кивнул Думбльдор. — Марволо, его сын Морфин и дочь Меропа были последними представителями семейства Монстеров, очень древнего колдовского рода, знаменитого редкой жестокостью и многочисленными психическими болезнями — следствием привычки заключать браки между кузенами и кузинами. Отсутствие здравого смысла в сочетании с большой любовью к роскоши привели к тому, что семейное состояние было промотано еще за несколько поколений до Марволо. Он, как ты сам видел, оказался в полной нищете — впридачу к весьма дурному характеру, фантастической гордыне и самовлюбленности да парочке фамильных ценностей, которыми он дорожил не меньше, чем своим сыном, и гораздо больше, чем дочерью.

— Значит, Меропа, — Гарри подвинулся вперед и пристально посмотрел на Думбльдора, — Меропа… Сэр, значит, она… мать Вольдеморта?

— Да, — кивнул Думбльдор. — И нам посчастливилось мельком видеть его отца. Мне было интересно, поймешь ты или нет?