Но вот начался учебный год, и Том Ребус, тихий мальчик в поношенной одежде, вместе с другими первоклассниками оказался в очереди на сортировку. Он попал в Слитерин практически сразу же, едва Сортировочная шляпа коснулась его головы, — продолжал Дамблдор, повреждённой рукой указав вверх — на полку, где неподвижно лежала древняя шляпа. — Насколько быстро Ребусу довелось узнать об умении знаменитого основателя колледжа говорить со змеями, мне неизвестно — возможно, в тот же вечер. Это вполне могло заставить его возгордиться. Однако если он и пугал кого-то или просто похвалялся перед приятелями-слитеринцами, демонстрируя в гостиной своё знание змеиного языка, учителя ничего об этом не знали. Он никак не проявлял своё высокомерие или агрессивность. Будучи необычайно талантливым и очень симпатичным сиротой, он, естественно, с самого начала вызывал у преподавателей повышенное внимание и сочувствие. Он казался спокойным, уравновешенным и стремящимся к знаниям учеником. Почти на всех он производил весьма благоприятное впечатление.

— Так вы никому не рассказали о том, что видели и слышали в приюте, сэр? — спросил Гарри.

— Нет, не рассказал. Хотя Том и не обнаружил никакого намёка на раскаяние, нельзя было исключить, что он сожалел о прошлом и собирался начать всё с чистого листа. Я хотел дать ему такой шанс.

Дамблдор замолчал и вопросительно взглянул на юношу, открывшего было рот, собираясь возразить. Опять эта склонность Дамблдора верить людям, явно того не заслуживающим! Однако тут Гарри кое-что припомнил…

— Но ведь вы не слишком-то доверяли ему? Он говорил мне… ну, Ребус, из дневника… Он сказал: «Дамблдору я никогда не нравился так, как другим учителям».

— Вернее, я не считал его вполне заслуживающим доверия, — заметил Дамблдор. — Так вот — я уже говорил, что решил за ним присматривать, а потому не выпускал из поля зрения. Не стану утверждать, будто много узнал поначалу. Том вёл себя очень скрытно, несомненно чувствуя, что, находясь в эйфории от раскрытия своей истинной сути, излишне разоткровенничался со мной. Он старался более не допускать подобной ошибки, но вернуть прошлое, разумеется, был не в силах. Беспокоило его и то, что я мог узнать о нём от миссис Коул. Так или иначе, он понимал: не стоит и пытаться произвести на меня столь же благоприятное впечатление, как на моих коллег.

За время учёбы он собрал вокруг себя группу преданных друзей. Я говорю «друзья» за неимением более подходящего слова, хотя, как я уже отмечал, Ребус, бесспорно, не испытывал к ним ни малейшей привязанности. Эта группа обладала своего рода мрачной притягательностью и представляла собой весьма разношёрстную компанию: малодушные прохвосты, ищущие покровительства, честолюбцы, жаждущие урвать свой кусок славы, и негодяи, нуждающиеся в лидере, способном продемонстрировать самую изощрённую жестокость. Иначе говоря, они были предтечами Пожирателей смерти, и некоторые из них действительно стали впоследствии первыми из Пожирателей.

Находясь под жёстким контролем Ребуса, его команда никогда открыто не нарушала правила, хотя те семь лет, пока они учились в Хогвартсе, были отмечены множеством неприятных инцидентов, к которым окружение Тома не имело на первый взгляд никакого отношения. Самым серьёзным из таких происшествий стало, разумеется, открытие Потайной комнаты, в результате чего погибла девочка. Как ты знаешь, Хагрид был ложно обвинён в этом преступлении.

Мне удалось найти мало воспоминаний о жизни Ребуса в Хогвартсе, — Дамблдор положил иссохшую руку на думоотвод. — Единицы из тех, кто знал его тогда, соглашаются о нём рассказывать: страх слишком велик. Всё, что я выяснил, было собрано мной уже после окончания им Хогвартса. Я изрядно потрудился, вытягивая сведения из немногих разговорившихся, копаясь в давних отчётах и собирая свидетельства как у магглов, так и у волшебников.

Те, кого я всё-таки смог убедить поделиться информацией, сообщили мне, что Ребус был одержим тайной своего происхождения. Его можно понять: он вырос в приюте и, естественно, хотел знать, как там очутился. По-видимому, поначалу он тщетно искал какие-нибудь следы Тома Ребуса-старшего на стендах Призовой комнаты, в списках префектов, в старых школьных ведомостях, даже в книгах по магической истории. В конце концов ему пришлось признать, что его отец никогда не учился в Хогвартсе. Я полагаю, именно тогда он навсегда отказался от имени, назвавшись лордом Волдемортом, и начал поиски семьи своей, доселе презираемой, матери — женщины, которая, если ты помнишь, по его мнению, никак не могла являться ведьмой, поскольку уступила такой позорной человеческой слабости, как смерть.

Всё, что у него было — лишь единственное имя «Дволлодер»: от воспитателей в приюте он знал, что это имя отца его матери. Кропотливо изучая родословные старинных волшебных семейств, он вычитал об уцелевшей линии потомков Слитерина. На шестнадцатом году жизни он покинул приют, куда всякий раз возвращался летом, и отправился на поиски своих родственников — Гонтов. А теперь, Гарри…

Дамблдор встал, и Гарри увидел в его руках очередную маленькую хрустальную бутылочку, заполненную вихрящимся перламутром воспоминания.

— Мне очень повезло, что я смог раздобыть это, — сказал директор, переливая мерцающую массу в думоотвод. — Сейчас ты в этом убедишься. Приступим?

Гарри пододвинулся к каменной чаше и послушно наклонил голову, окунув лицо в воспоминание. Его охватило знакомое ощущение провала в небытие, вслед за чем он оказался на грязном каменном полу в почти полной темноте.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать это место. Тем временем к юноше присоединился Дамблдор. На этот раз в лачуге Гонтов было неописуемо мерзко. Гарри ещё не приходилось бывать в настолько отвратительном месте. Фестоны паутины свешивались с потолка, на полу застыл слой грязи. Заплесневелые, гниющие объедки валялись на столе вперемешку с грудами немытой посуды. Комнату освещала единственная оплывшая свеча, стоявшая в ногах мужчины — настолько обросшего, что за волосами и бородой не было видно лица, — он полулежал в кресле возле камина, и на какое-то мгновение Гарри даже счёл его мёртвым. Неожиданно раздался громкий стук в дверь, мужчина встрепенулся и вскинул руки, правой сжимая палочку, а левой — короткий нож.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге, держа старинный фонарь, стоял мальчик. Гарри узнал его сразу: высокий, бледный, темноволосый красавец — юный Волдеморт.

Волдеморт медленно обвёл взглядом хижину, в итоге остановив взор на сидящем в кресле человеке. В течение нескольких секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина вскочил, опрокинув пустые бутылки, которые звеня покатились по полу.

— ТЫ! — проревел он. — ТЫ! — и, пьяно шатаясь, ринулся на Ребуса, подняв палочку и нож.

— Остановись , — Ребус заговорил на змеином языке.

Мужчина отшатнулся к столу, смахнув заплесневелые горшки, и уставился на юношу. Они долго изучали друг друга не произнося ни слова. Наконец мужчина прервал паузу:

— Это ты сказал?

— Я , — Ребус шагнул в комнату. Покосившаяся дверь захлопнулась за его спиной. Гарри невольно почувствовал ревнивое восхищение абсолютным бесстрашием Волдеморта, чьё лицо выражало лишь отвращение и, в какой-то степени, разочарование. — Где Дволлодер? — спросил он.

— Умер , — последовал ответ. — И уже давненько .

Ребус нахмурился.

— А ты кто такой?

— Я — Морфин. Вроде бы…

— Сын Дволлодера?

— Кто ж ещё?..

Морфин откинул волосы с немытого лица, чтобы разглядеть Ребуса получше, и Гарри заметил на правой руке Гонта перстень Дволлодера с чёрным камнем.

— Я поначалу решил, что ты — тот маггл , — прошептал Морфин. — Ты очень похож на того маггла.

— Что за маггл? — вскинулся Ребус.

— Маггл, которым увлекалась моя сестра. Он живёт дальше, в большом доме, — Морфин неожиданно сплюнул на пол. — Ты выглядишь совсем как он. Ребус. Но ведь он сейчас должен быть старше. Да, он точно старше тебя, теперь я в этом уверен…