воспоминаний глаза Рона заблестели. — Он просто взбеленился; первый раз я видел его таким же сердитым, как маму. Фред клянётся, что с тех пор его левая ягодица никогда больше не сравняется с правой.
— Ладно, не вдаваясь в подробности о левой ягодице Фреда…
— Не помешаем? — раздался голос самого Фреда: на кухне появились близнецы. — Ах, Джордж, ты только взгляни! Они пользуются ножами и всё такое… Бедолаги.
— Через два с небольшим месяца мне стукнет семнадцать, тогда и буду пользоваться магией! — угрюмо пообещал Рон.
— А до тех пор, — Джордж уселся за кухонный стол и водрузил на него ноги, — мы сможем наслаждаться зрелищем безупречного владения… опаньки!
— Это всё вы! — гневно воскликнул Рон, сунув в рот порезанный большой палец. — Погодите, вот будет мне семнадцать…
— Уверен, тогда ты просто сразишь нас неожиданными магическими способностями, — зевнул Фред.
— Кстати, о неожиданных способностях, Рональд, — встрял Джордж. — Что там Джинни говорила о тебе и той юной особе, как бишь её, Лаванде Браун?
— Не суйте нос в чужие дела… — огрызнулся слегка покрасневший Рон, не выказав, впрочем, особого недовольства, и вновь принялся за капусту.
— Очень остроумно, — заметил Фред. — Откуда что берётся… Любопытно другое: как такое случилось?
— Ты о чём?
— С ней стряслось какое-то несчастье или вроде того?..
— Чего?!
— Ну, как она могла настолько повредить мозги? Эй, осторожней!
Миссис Висли появилась в кухне в тот самый момент, когда Рон метнул нож во Фреда; братец одним ленивым движением палочки превратил летящий предмет в бумажный самолётик.
—
— Хорошо, — буркнул Рон. И добавил вполголоса, поворачиваясь к горе капусты: — Не увидишь, гарантирую.
— Фред, Джордж, дорогие, мне очень жаль, но Билл вас слегка потеснит: вечером приедет Рем.
— Нет проблем, — кивнул Джордж.
— А поскольку Чарли дома не будет, Гарри с Роном останутся на чердаке, Флёр устроится с Джинни…
— …счастливого Рождества, сестрёнка… — пробормотал Фред.
— …и всем будет уютно. По крайней мере, в тесноте, да не в обиде, — немного раздражённо закончила миссис Висли.
— Надеюсь, Перси не собирается продемонстрировать нам свою противную рожу? — уточнил Фред.
Миссис Висли отвернулась.
— Нет. Думаю, он очень занят в Министерстве.
— Или он самый большой в мире идиот, — добавил Фред, когда мать ушла. — Одно из двух. Ладно, Джордж, пошли, а?..
— Что это вы задумали? — спросил Рон. — А помочь нам с капустой? Один взмах палочки — и мы тоже свободны!
— Вряд ли, — возразил Фред. — Немагический домашний труд имеет огромное воспитательное значение. Заставляет, знаешь ли, прочувствовать, как трудно приходится магглам и сквибам…
— …и, если хочешь, чтобы люди тебе помогали, Рон, — Джордж запустил в младшего брата бумажный самолётик, — не стоит метать в них ножи. Просто маленький совет. Мы отправляемся в деревню, в тамошнем газетном киоске работает одна премиленькая девчушка. Она считает, я творю с картами настоящие чудеса… почти всамделишную магию.
— Мерзавцы, — мрачно изрёк Рон, провожая взглядом пересекавших заснеженный двор близнецов. — Всего десять секунд их «драгоценного» времени — и мы бы смотались отсюда!..
— Ты — да, — вздохнул Гарри. — А я пообещал Дамблдору никуда из Норы не отлучаться.
— Ах да, — припомнил Рон. Потом очистил ещё несколько капустных кочанчиков и поинтересовался: — Так ты передашь Дамблдору разговор Снэйпа и Малфоя?
— Ага… Расскажу всем, кто может положить конец затее Малфоя, и Дамблдор в моём списке первый. Может, и с твоим отцом поговорю.
— Жаль, ты не слышал, что именно собирается выкинуть этот хорёк.
— А как я мог? В том-то и дело, он не сказал даже Снэйпу.
Некоторое время друзья молчали, потом Рон спросил:
— Ты, конечно, знаешь, что они скажут? Папа, Дамблдор и остальные? Скажут: на самом деле Снэйп пытался выяснить, что у Малфоя на уме, а не помочь ему.
— Они не слышали Снэйпа, — решительно возразил Гарри. — Никто не может так притворяться, даже он.
— Ага… это я к слову…
Гарри, нахмурившись, повернулся к другу.
— Ты-то хоть со мной согласен?
— Конечно! — торопливо заверил Рон. — Честное слово! Но ведь все убеждены в верности Снэйпа Ордену…
Гарри промолчал. Ему уже приходило в голову, что пресловутая «верность Снэйпа» станет основным возражением. Юноша почти наяву слышал голос Эрмионы: «
Однако беседа с Эрмионой была лишь игрой воображения: рассказать о подслушанном разговоре не получилось. По словам разгневанного Мак-Лагана, она исчезла с вечеринки ещё до возвращения Гарри; в гостиной её тоже не оказалось: вероятно, ушла спать пораньше. А поскольку в Нору друзья отбывали ни свет ни заря, Гарри едва успел пожелать Эрмионе счастливого Рождества и сообщить, что по возвращении расскажет ей важные новости. Впрочем, у него не было особой уверенности, что девушка услышала хоть слово: в тот самый момент за его спиной Рон с Лавандой как раз устроили невербальное прощание.
Но теперь даже Эрмиона не сможет отрицать: Малфой несомненно что-то замышляет, и Снэйпу это известно. Значит, теперь Гарри имеет полное право твердить: «Я же говорил!». Рону довелось услышать такое уже несколько раз.
Мистер Висли допоздна пропадал в Министерстве, и Гарри не мог поговорить с ним до самого сочельника. Семейство Висли и приглашённые собрались в гостиной; комната, щедро украшенная Джинни, носила отпечаток взрыва на фабрике ёлочных украшений. Только Фреду с Джорджем да Гарри с Роном было известно, что рождественский ангел, венчавший ёлку, — на самом деле садовый гном. Несчастный имел неосторожность укусить Фреда за лодыжку, когда тот дёргал морковь для праздничного ужина. Гнома оглушили, раскрасили золотой краской, одели в крошечную балетную пачку и, приклеив на спину крылышки, водрузили на ёлку, откуда он взирал на собравшихся. Самый безобразный ангел, какого Гарри доводилось видеть, с несоразмерно большой лысой головой-картофелиной и волосатыми ногами.
Предполагалось, что все будут слушать рождественский концерт любимой исполнительницы миссис Висли — Селестины Ворбек, — чьи рулады звучали из внушительного деревянного радио. Сидевшая в углу Флёр, похоже, сочла Селестину скучной и болтала так громко, что миссис Висли хмурилась и неустанно тыкала волшебной палочкой в регулятор громкости. Селестина пела всё оглушительнее и оглушительнее. Под конец особенно бурной композиции «Котёл горячей и крепкой любви» близнецы затеяли с Джинни игру в подрывного дурака. Рон украдкой бросал взгляды на Флёр и Билла, словно надеялся набраться опыта; Лупин, ещё более худой и оборванный, чем обычно, сидел у камина. Он безучастно глядел на огонь, будто не слыша песни.
