удалось бы вернуться…
Юноша нащупал в кармане холодную цепочку фальшивого хоркрукса. Теперь Гарри всегда носил этот медальон с собой, — не талисманом, но напоминанием о великой плате, отданной за него.
На следующий день он встал рано, чтобы успеть упаковать вещи: Хогвартс-экспресс отправлялся через час после похорон. Гарри спустился к завтраку. В Большом зале стояла непривычная тишина, казалось, никто из присутствующих не проголодался… Студенты и преподаватели были одеты в парадные мантии.
Троноподобное кресло директора за учительским столом профессор Мак-Гонагалл оставила незанятым. Кресло Хагрида тоже пустовало; Гарри решил, что лесничий, вероятно, просто не в силах смотреть на еду. Однако на месте Снэйпа уже бесцеремонно угнездился Руфус Скримджер. Желтоватые глаза министра шарили по залу, и Гарри попытался избежать этого взгляда: у юноши возникло неприятное ощущение, что Скримджер высматривает именно его. В министерской свите Гарри разглядел рыжую шевелюру и роговые очки Перси Висли. Рон не подавал вида, будто заметил присутствие брата, и лишь с необычной жестокостью кромсал копчёного лосося.
За столом Слитерина перешёптывались Крабб и Гойл. В отсутствие долговязого бледного Малфоя, обычно сидевшего между ними и отдававшего приказы, они, несмотря на свои устрашающие размеры, выглядели как-то сиротливо.
Сейчас Гарри почти не думал о Малфое, вся его ненависть сосредоточилась на Снэйпе. Однако… юноша не забыл ни страха, звучавшего в голосе слитеринца там, на Башне, ни того, что Драко опустил волшебную палочку перед тем, как подоспели другие Пожиратели смерти… Гарри не верилось, что Малфой смог бы убить Дамблдора. Да, гриффиндорец по-прежнему презирал Драко за помешательство на Тёмных искусствах, но сейчас эта неприязнь смешивалась с крошечной толикой жалости. Гарри задавался вопросом, где же Малфой теперь и что Волдеморт заставляет его делать под страхом убийства родителей?
Но тут Джинни слегка подтолкнула Гарри локтём, и тот отвлёкся от своих мыслей. Профессор Мак- Гонагалл встала, и грустный гул разговоров в Зале немедленно затих.
— Пора. Прошу вас, следуйте за деканами ваших факультетов. Гриффиндорцы, за мной.
Все безмолвно поднялись из-за столов. Во главе слитеринцев Гарри разглядел Хорохорна, облачённого в роскошную изумрудно-зелёную мантию, расшитую серебром. Юноша никогда ещё не видел профессора Росток, декана Хаффлпаффа, одетой настолько аккуратно, в шляпе без единой заплатки… В вестибюле студентам встретилась мадам Пинс, до колен задрапированная в чёрную вуаль. Библиотекаря сопровождал благоухавший нафталином Филч в ветхом чёрном костюме и при галстуке.
Оказавшись на каменных ступенях парадного входа, Гарри увидел, что процессия направлялась к озеру. Ласковое солнце согревало лица гриффиндорцев, шагавших за профессором Мак-Гонагалл туда, где сотни пока ещё пустых стульев были развёрнуты к мраморному постаменту, возвышавшемуся в конце центрального прохода.
Стоял прекрасный летний день.
Половину мест уже занимали самые разные люди: старые и молодые, оборванные и элегантно одетые. Большинство из них было незнакомо Гарри; но кое-кого, включая членов Ордена Феникса, он узнал: Кингсли Кандалболта, Дикоглаза Хмури, мистера и миссис Висли, Билла — его поддерживала Флёр. За ними, облачённые в чёрные куртки из драконьей кожи, следовали Фред и Джордж. Рем Лупин и Тонкс (чьи волосы чудесным образом вновь обрели ярко-розовый цвет), кажется, держались за руки… Ещё Гарри разглядел мадам Максим, в одиночку занимавшую два с половиной стула, хозяина «Дырявого Котла» Тома, свою соседку-сквиба Арабеллу Фигг, косматого бас-гитариста из ансамбля «Вещие Сестрички» и Эрни Бомбардира, водителя «Ночного Рыцаря»… Присутствовали здесь и мадам Малкин, владелица магазина одежды на Диагон-аллее, и люди, с которыми Гарри едва был знаком: бармен из «Свиной Башки» и ведьма, катавшая тележку с обедами в Хогварс-экспрессе.
Школьные привидения тоже пришли. Еле различимые при ярком солнечном свете, они слабо мерцали в воздухе и становились заметными, лишь когда двигались.
Гарри, Рон, Эрмиона и Джинни заняли места в конце ряда у самого озера. Пенье птиц заглушало тихий, как шелест ветра в траве, шёпот людей…
Толпа продолжала расти. При взгляде на Луну, помогавшую Невиллу устроиться на стуле, на душе у Гарри потеплело. Только эти двое из всей ДА откликнулись на призыв Эрмионы в ночь гибели Дамблдора… Гарри понимал, почему: они больше других скучали по занятиям и, вероятно, постоянно проверяли свои монеты в надежде, что очередной сбор всё-таки состоится…
С несчастным выражением лица, вертя в руках зелёную шляпу-котелок, мимо прошёл Корнелий Фадж… Затем Гарри разглядел Риту Москиту. От вида блокнота, зажатого в её руке с красными когтями, его обуяла ярость, которая дошла до предела в момент появления Долорес Хамбридж, с неубедительным выражением печали на жабьей физиономии и чёрным бархатным бантиком на кудряшках стального цвета. Заметив Флоренца, безмолвным стражем стоявшего у кромки воды, бывшая инквизиторша шарахнулась в сторону и, развив небывалую прыть, устремилась к самому дальнему от кентавра ряду…
Последними заняли места преподаватели. Угрюмый министр магии с достоинством восседал в первом ряду рядом с профессором Мак-Гонагалл. Гарри задумался, действительно ли Скримджер или кто-либо из присутствовавших важных персон сожалели, что Дамблдора больше нет… но внезапно послышалась странная, нечеловеческая музыка, и, позабыв о неприязни к министерству, юноша заозирался. И не только он: многие, сидевшие рядом, тоже настороженно осматривались.
— Там! — шепнула на ухо Джинни.
И Гарри увидел… в нескольких дюймах от поверхности прозрачной, зелёной, пронизанной солнечным светом воды… русалов, хором певших на диковинном, непонятном языке; по бледным лицам пробегала рябь, фиолетовые волосы клубились в воде. Гарри в первый миг едва не принял их за инфери… От звуков этих голосов волосы на голове встали дыбом. Но песня не внушала ужаса: она говорила о горе и утрате. Глядя вниз, на исступлённые лица певцов, юноша почувствовал, что русалы, по крайней мере, искренне сожалеют о смерти Дамблдора.
Потом Джинни снова подтолкнула Гарри, и он оглянулся.
По проходу медленно шёл Хагрид с мокрым от слёз лицом. Беззвучно рыдая, он прижимал к груди, как сразу понял Гарри, тело Дамблдора, завёрнутое в фиолетовый бархат с сияющими золотыми звёздами… На мгновение горло пронзила острая боль: жуткая музыка и сознание того, что мёртвый Дамблдор так близко, казалось, унесли тепло летнего дня. Рон сидел с побелевшим от горя лицом; Джинни и Эрмиона захлёбывались слезами.
Разглядеть происходившее впереди оказалось нелегко. Должно быть, Хагрид положил тело на постамент и теперь брёл по проходу, сморкаясь так громко и трубно, что некоторые, включая Долорес Хамбридж, возмущённо оборачивались… Но Гарри знал, что Дамблдору было бы всё равно. Когда Хагрид проходил мимо, юноша помахал ему, но глаза несчастного опухли от слёз, и казалось удивительным, что он вообще видел, куда идти. Оглянувшись, Гарри обнаружил ориентир лесничего: в последнем ряду возвышался Гроуп, в куртке и штанах размерами с полковые палатки. Он кротко, как-то очень по- человечески, склонил безобразную, огромную, как валун, голову. Когда Хагрид сел рядом, Гроуп дружески хлопнул его по голове, да так сильно, что ножки стула ушли в землю. Гарри чуть было не рассмеялся… Но тут музыка затихла, и он снова стал наблюдать за происходящим впереди.
Маленький лохматый человек в неказистой чёрной мантии подошёл к постаменту. Гарри не мог расслышать, что именно говорил оратор: поверх сотен голов доносились лишь обрывки речи, ничего не значащие слова… «благородство души»… «интеллектуальный вклад»… «величие сердца»… Фразы имели мало общего с тем Дамблдором, которого знал Гарри. Внезапно юноша вспомнил о пристрастии директора к смешным словечкам вроде «простофиля», «прищепка», «баю-бай», и вновь пришлось сдержать улыбку… да что же это с ним происходит?
Слева послышался тихий всплеск: русалы выглянули на поверхность и тоже внимали. Гарри вспомнил, как два года назад неподалёку от этого места Дамблдор сидел на корточках у кромки озера и говорил по- русалочьи с предводительницей морского народа. Где же Дамблдор научился русалочьему языку? О стольком Гарри не спросил, столького не рассказал сам…
И внезапно нахлынуло осознание ужасной правды, на этот раз окончательно и бесповоротно. Дамблдор мёртв, его больше нет… Гарри крепко, до боли, сжал в ладони холодный медальон, но всё равно не смог
