— О'кэй, Анни, предоставь это дело мне. Чего ты хочешь?
— Ну, я точно не знаю…
— Может, перенести ее в другой отель?
Это предложение потрясло меня. Думаю, мать тоже.
— Перенести?
— Ну да, пусть ее найдут завтра утром. Это позволит моим ребятам поработать в темноте. Завтра утром ее найдет горничная, доктор Вудсайд даст заключение, а я позабочусь о том, чтобы инспектор О'Мелли остался доволен.
Он повернулся, к Ронни и чуть смущенно улыбнулся.
— Боюсь, гласности не избежать, мистер Лайт. Все-таки она была звездой и собиралась сниматься в вашем фильме. Но вы живете здесь, а ее найдут совсем в другом месте. Правда, вы летели вместе, но, вполне естественно, остановились в разных отелях… Благодарите Анни и не волнуйтесь. Все будет в порядке.
Я знал, что Лас-Вегас — это Лас-Вегас. И знал, что в Лас-Вегасе Стив Адриано — важная фигура. И все же от этих слов я обомлел.
Но, Стив, — спросил я, — вы уверены в диагнозе? Вдруг это не сердечный приступ?
Стив подмигнул.
— Ники, малыш, твоя мать ведь сказала, что это сердечный приступ.
И они обменялись понимающими взглядами. Этого я не забуду никогда. Взгляд двух сообщников. Стив взглянул на часы.
— Анни, скоро десять. Вам лучше подготовиться к выступлению. Времени мало. Кстати, после второго выступления Мэри устраивает для вас большой прием. Она хотела приготовить вам сюрприз, но, полагаю, лучше, если вы будете знать. Надеюсь, вы все сумеете придти. И вы тоже, мистер Лайт. Все обойдется. Ну, я пошел. А вам, мистер Лайт, лучше вернуться в свой номер. До встречи.
Стив снова пригладил волосы и по-мальчишески улыбнулся. У двери он остановился.
— Ты не хотела бы остаться здесь еще недельки на три, а, Анни? Гарантирую 55, а может, и 60 тысяч долларов за выступление. Разумеется, я не настаиваю. Но если понадобится, Анни, помни: Лас-Вегас ждет тебя.
Он ушел. Ронни дрожал как в ознобе. Мать мягко взяла его за руку и повела в соседний номер. Дверь в номер Сильвии она заперла. Ронни лег.
— Вот так, дорогой. Ты понял? Все будет в порядке. Стив умеет держать слово. А теперь мы с Ники уходим, нам пора.
Когда мы вернулись в ее уборную, мать сказала:
— Ники, вряд ли стоит сейчас говорить о случившемся. Во всяком случае, до завтра надо помолчать. Бедняжки, им и без того хватило волнения. Нет нужды начинать все сызнова. Правда?
— Да, мама.
— Кстати, ты слышал, что Стив сказал о Прелести? По-моему, он прав. Досадно, что она не прислушивается к советам. Сколько раз я твердила: если хочешь выступать на сцене, помни — весь секрет в равновесии. Знаешь, дорогой, она меня беспокоит. В ней есть что-то жестокое, чего я сразу не заметила. Надеюсь, ты не слишком связал себя?
— Мама! — негодующе воскликнул я.
— Но, дорогой, ты так молод, так легко поддаешься влиянию. Это беспокоит меня…
Я не выдержал и выбежал из комнаты. «Ненавижу! Она чудовище. Я — сын Несравненного Чудовища».
Я продержался на сцене в тот вечер каким-то чудом. Успех превзошел все ожидания, нам аплодировали с еще большим энтузиазмом, чем на премьере. Мать снова была в центре внимания. Потом мы отправились на прием к Стиву Адриано.
Я старался держаться в стороне, изнывая от беспокойства. Зато мать, казалось, ничто не тревожило. Она пела, заражая своим весельем других. В общем, это был настоящий праздничный Лас-Вегас. А тем временем кто-то возился с трупом Сильвии.
Мать словно обо всем забыла, но я-то помню о фотокопии и подлиннике. Сильвия была уверена, что их никто не найдет. Но если некто, вроде мистера Денкера, после ее смерти вскроет конверт…
Впрочем, почему меня это должно волновать? Какое мне дело? Как я наивен, что беспокоюсь о матери…
А тем временем Прелесть изо всех сил старалась показать, на что способна. С чего все началось, не знаю, я не заметил. Но она выступала перед знаменитостями, и потому пела и танцевала, выкладываясь без остатка. Я поймал себя на мысли: «Что если мать права?» Но тут же отогнал ее от себя, заподозрив, что мать и здесь гнула свою линию. В самый разгар выступления Прелести мать встала. И это послужило сигналом к окончанию приема.
Мать усадила меня в машину рядом с собой. Я так устал, что не смог сопротивляться. Так естественно: мать и сын едут вместе.
Мы вернулись раньше всех, и мать увела меня к себе. Прежде такое случалось частенько.
— Ники, милый…
— Да?
— Ты все еще в ужасе… насчет Стива и остального?
— Полагаю, нет, мама.
— Мы должны бороться, дорогой. Ты поймешь это, когда станешь старше. Если хочешь добраться до вершины и остаться там, нужно бороться, бороться каждую минуту.
— Да, мама.
Она сняла с себя украшения и положила перед собой.
— Дорогой.
— Да, мама?
— Я так устала, что едва держусь на ногах. Убери это, пожалуйста.
Она протянула мне драгоценности. Шкатулка стояла на розовом столике перед зеркалом. Я открыл ее, и тут мне в глаза бросился листок фотокопии. У меня мороз пошел по коже. Чтобы унять дрожь, я встряхнулся, как Трай. Но это не помогло. Под фотокопией лежало письмо. То самое, которое, по словам Сильвии, никто никогда не найдет. Не просто письмо,
«Это сделала»! Что сделала? Вступила в тайный брак? Но про брак так не говорят. Значит…
— Мама… — Голос мой дрогнул. Что мне делать, как быть? Хотелось умереть.
— Что? — спросила мать вдруг разом охрипшим голосом и бросилась ко мне. Она тоже увидела фотокопию и письмо. — Ники, Ники…
Я отвернулся.
— Значит, это сделала ты? Сперва Норма… Теперь, зная, что Стив все сделает для тебя… Сильвия.
— Ники!
Мать вложила в это слово все свое возмущение, но это уже не действовало на меня.
— Ники! — вскричала она и крепко обняла меня, прижала к себе. — Ники, милый, поверь, я впервые это вижу! Клянусь тебе. Кто-то подложил их сюда. Кто-то… Ники, дорогой…
— «Если хочешь остаться на вершине, — мой голос дрожал и срывался, — нужно бороться каждую минуту».
Слез не было, глаза мои оставались сухими, но голова раскалывалась. Я разомкнул крепкие объятия и направился к двери.
— Ники, сынок, не уходи…
Но я уже выбежал из комнаты и побежал куда глаза глядят, прочь от этой ужасной гасиенды.
На улице было светло. Высоко в небе светила луна. В моей разгоряченной голове мелькнула мысль: если мать побежит за мной, я убью себя.
Не знаю, как долго я пробыл в таком состоянии. Казалось, вечность. Я стоял и смотрел на луну. И
