Дугласа, если я его отниму у нее.

— Подзащитная не говорила вам, как она собирается осуществить свою угрозу?

— Да, говорила. Она открыла свою сумочку. Потом вынула из нее револьвер и сказала, что она человек отчаянный и что стоять на ее пути небезопасно. В общем, что-то в этом духе.

— Теперь я прошу вас ответить мне, видели ли вы этот револьвер раньше?

— Я не знаю. Я видела очень похожий на него.

— Где?

— В сумочке подзащитной.

— Вопросов не имею, — сказал Бергер. — Теперь ваша очередь, мистер Мейсон.

С этими словами Хэмилтон Бергер повернулся и направился к своему столу. Удобно устроившись в кресле, он улыбнулся, и лицо его опять излучало полное довольство собой.

Мейсон спросил:

— Так, значит, разговор затеяли вы, мисс Гренджер?

— Разумеется. Мне просто надоело шпионство, и я решила положить этому конец.

— Кто-нибудь еще слышал ваш разговор с подзащитной? Мисс Билан, например, не присутствовала при этом?

— Мисс Билан не было дома. Подзащитная была в квартире одна.

— Иными словами, — заключил Мейсон с веселой улыбкой, — против подзащитной свидетельствуют лишь ваши слова.

— Вы ошибаетесь, — саркастически ответила Сюзанна Гренджер. — Наш разговор подслушал мистер Ричи и, кстати, сделал мне внушение по этому поводу. Он заявил мне, что людям, живущим в таких фешенебельных домах, не позволительно учинять столь шумные скандалы…

— Меня не волнует, кто что кому сказал, — парировал Мейсон. — Это из области слухов. Я спрашиваю, присутствовал ли кто-нибудь еще при вашем разговоре?

— В этот момент в соседней квартире находился мистер Ричи. Дверь была открыта, и он слышал весь разговор.

— У меня нет вопросов, — объявил Мейсон.

— Одну минуту, — вступил Бергер. — Почему вы не сказали мне о том, что мистер Ричи слышал ваш разговор?

— Вы меня не спрашивали об этом.

— Мне кажется, — вмешался Мейсон, — что свидетельница уже все сказала. Она не знала, что Ричи слышал их разговор.

— Ведь я объяснила, что он сделал мне замечание гораздо позже…

— Успокоитесь, успокойтесь, я не собираюсь больше вас ни о чем спрашивать, — заверил Бергер. — Ваша честь, я хочу обратить внимание на то, что этот факт знаменует собой начало новой и очень интересной фазы в нашем деле, о которой я даже не догадывался. Почему вы не рассказали мне об этом, мисс Гренджер?

— О чем не рассказала?

— О том, что кто-то присутствовал при вашем разговоре?

— А никто и не присутствовал. Просто мистер Ричи случайно подслушал. Кроме того, я не привыкла, когда мне не верят.

— Простите, но это суд, — заметил прокурор. Затем он посмотрел на часы и обратился я судье: — Ваша честь, я знаю, что еще не время, но обвинение просило бы вас объявить перерыв на несколько минут. За это время я хотел бы посоветоваться со своими помощниками, дабы убедиться в том, что обвинение представило суду всех своих свидетелей.

— Не возражаю, — согласился судья Моран.

Когда женщина в полицейской форме подошла к столу, чтобы сопроводить Элеонор Корбин в отведенное для нее помещение, Мейсон обратится к ней со словами:

— Вы не возражаете, если я поговорю с моей подзащитной? Может быть, мы пройдем в комнату для свидетелей?

— Пожалуйста, мистер Мейсон, — сказала она. — Минут двадцать вам достаточно?

— Благодарю вас. Думаю, что этого хватит, — ответил Мейсон.

Он кивнул Делле Стрит и обратился к Элеонор:

— Прошу вас, миссис Хепнер, следуйте за мной.

Элеонор поднялась и вместе с Деллой Стрит и Мейсоном направилась в комнату для свидетелей. Войдя в помещение, Мейсон резко захлопнул за собой дверь.

— Вот так-то, — сказал он.

— Что случилось?

— Хватит притворяться, — раздраженно бросил он. — Из-под ваших ног почва выбита. Творить же чудеса я не умею. Сейчас самое время рассказать мне всю правду. У прокурора есть все основания обвинить вас в совершении убийства первой степени. Если вас заставят давать свидетельские показания, вы погибли. Если вас не вызовут в свидетельскую ложу и вы будете отстаивать свою версию с амнезией, вас разденут догола. Если вы подтвердите свой телефонный разговор с Этель Билан, вас изжарят как рождественского гуся, а ваша уловка с амнезией окажешься банальной «липой». Если же вы станете утверждать, что такого разговора не было, то у прокурора, вероятно, найдется свидетель на телефонном коммутаторе, который подтвердит, что вы звонили по номеру Этель Билан. И звонили вы именно в тот момент, когда медсестра выходила из палаты. Кроме того, в резерве у прокурора целая рота психиатров, которые обследовали вас. Они поклянутся, что потеря памяти

— всего лишь мимикрия. Вот так. Теперь расскажите мне правду.

— Почему прокурор попросил перерыва? — спросила Элеонор, отводя взгляд от Мейсона.

— Потому что он хочет выяснить, действительно ли Ричи подслушал разговор. Если это так и если его показания совпадут с показаниями Сюзанны Гренджер, он вызовет его в суд.

— Значит, вы все же допускаете, что я утаиваю правду, и не верите в то, что я действительно ничего не помню? Не так ли, мистер Мейсон?

Мейсон пожал плечами.

— Это ваши похороны, — сказал он, — причем в самом прямом смысле злого слова. Вам вынесут приговор, потом вас посадят в небольшое стальное креслице в крошечной комнатке со стеклянными стенами. Все выйдут, лязгнет дверной замок, щелкнет клапан, послышится шипение газа и…

— Не надо! — закричала Элеонор. — Я не хочу этого! О, боже, неужели вы не знаете, что каждую ночь я испытываю эти кошмары?!

Делла протянула ей сигарету и дала прикурить.

Элеонор сделала глубокую затяжку, выпустила густое облако дыма и произнесла:

— Все чертовски плохо, мистер Мейсон. Если я расскажу вам, вы откажетесь от меня.

— А вы попробуйте все-таки рассказать.

— Все это правда, — сказала Элеонор.

— Что, это?

— То, что здесь говорилось.

— Вы имеете в виду историю, которую рассказала свидетельница?

Она кивнула.

— Значит, убили его вы? — спросил Мейсон.

— Я его не убивала. Ну а если я все расскажу, какая мне от этого польза?

— Давайте начнем по порядку, с самого начала, — сказал Мейсон, вложив в интонацию всю силу своего убеждения. — Расскажите правду, только очень коротко, потому что у нас нет времени. Затем я задам вам несколько вопросов, на которые мне хотелось бы получить ответы.

И Элеонор начала свою исповедь:

— Я всегда была довольно взбалмошной и нередко попадала в разные истории. Отец мой, напротив, довольно консервативен. Он всячески оберегает свое доброе имя, свое положение в обществе и всякое такое. Возвращаясь из Европы, я повстречала Дугласа Хепнера. Отцу он не поправился. Но так уж случается — одно влечет за собой другое. Отец заявил, что, если я выйду за Дуга замуж, он порвет со мной семейные