— Сколько у вас было по-настоящему ценных бриллиантов?

Свидетельница потупила взор.

— Так сколько же? — настаивал Мейсон.

— Ни одного, — призналась она.

— Сколько у вас было настоящих рубинов?

— Один. Я хочу сказать, что мне его подарили. Я… мне кажется, он был настоящим.

— Как долго он находился у вас?

— Он и сейчас у меня.

— А теперь насчет тех рубинов, на кровати, — сказал Мейсон. — Это были необработанные камни, дамские украшения или имитация?

— Это были рубины.

— Настоящие?

— Да, сэр. У меня, по крайней мере, сложилось такое впечатление. Я пытаюсь светить вам как можно точнее.

— Это похвально, — сказал Мейсон. — Скажите, сколько раз вы обсуждали этот вопрос с районным прокурором?

— Мы не обсуждали этот вопрос. Я только рассказала ему о том, что произошло.

— Вы также сказали, что рубины были настоящие?

— Да.

— И что вы находились на расстоянии десяти футов?

— Да.

— Не ближе?

— Нет. Думаю, что нет.

— Как долго вы стояли у двери?

— Наверное, секунд десять.

— Теперь о вашем рубине. Как он оформлен? Он оправлен в кольцо?

— Да.

— Вы его часто носите?

— Да.

— И все же, — сказал Мейсон, — вы до сих пор не знаете, настоящий он или нет. И после этого вы хотите уверить присяжных, что с расстояния в десять футов и всего десять секунд глядя на целую россыпь камней вам удалось заметить, что все они натуральные, не так ли?

— Видите ли, я… конечно, если вы так ставите вопрос, то ответ мой звучит абсурдно.

— Он звучит абсурдно потому, что он вообще абсурден, — заявил Мейсон. — У меня все!

После адвоката вперед выступил Хэмилтон Бергер, и на его лице заиграла самодовольная усмешка.

— А теперь давайте мы с вами допустим, что Дуглас Хепнер был убит шестнадцатого августа примерно в пять часов дня. Скажите, свидетельница, когда вы видели эти камни, до его смерти или после?

— Протестую! Вопрос наводящий, а потому неправомочен, — раздраженно воскликнул Мейсон. — Я считаю, что постановка такого вопроса недостойна работника юстиции, а потому прошу суд не принимать его во внимание.

Лицо судьи Морана приняло суровое выражение.

— Протест принят, — сказал он. — Суд не принимает вопрос во внимание.

— Ну ладно, — согласился Бергер, — тогда скажите мне, когда вы видели эти камни?

— Шестнадцатого августа.

— В котором часу?

— Около шести вечера.

— У меня все.

— Вопросов больше нет, — обратился к суду Бергер, — я прошу вызвать свидетельницу мисс Сюзанну.

Сюзанна Гренджер заняла место Этель Билан и произнесла клятву.

— Ваше имя Сюзанна Гренджер? — спросил Бергер.

— Да, сэр.

— Вы, кажется, совсем недавно вернулись из Европы?

— Да.

— Возвращаясь из Европы, вы встретили на судне Дугласа Хепнера?

— Совершенно верно.

— Как развивались ваши отношения после возвращения из Европы?

— Ну, мы несколько раз встречались, он навещал меня.

— Мне хотелось бы узнать, упоминал ли Дуглас Хепнер в разговоре с вами имя Элеонор Корбин? — спросил Бергер.

— Конечно, упоминал.

— Скажите, он случайно не называл Элеонор Корбин свой женой?

— Нет, не называл. Напротив, он…

— Неважно, неважно, — быстро среагировал Бергер, поднимая руку ладонью вперед, словно полицейский регулировщик, останавливающий поток транспорта. — Я хочу изучить этот вопрос исключительно с правовой точки зрения. Так как здесь было заявлено, что подзащитная является его женой, я спросил вас, не слышали ли вы, чтобы он именовал ее женой. Вы ответили, что нет. Этот ответ точно соответствует поставленному мной вопросу. А сейчас я хочу задать вам более узкий вопрос. Приходилось ли вам разговаривать с подзащитной о Дугласе Хепнере?

— Приходилось.

— Когда это было?

— Примерно пятнадцатого августа.

— И о чем шла речь?

— Я… в общем, Дуглас был у меня, а когда он ушел, я обратила внимание на то, что дверь в триста шестидесятую квартиру приоткрыта. Щель небольшая, но вполне достаточная для того, чтобы Элеонор Корбин могла видеть, как он проходил через холл и…

— А откуда вы знаете, что подзащитная вела за ним наблюдение?

— Потому… ну, потому, что я знала, что она поселилась у Этель Билан, чтобы, шпионить за…

— Я не спрашиваю вас, зачем она там поселилась, — прервал ее прокурор. — Это может сказать лишь очевидец. Ваша честь, я прошу вас объяснить свидетельнице, чтобы она точно отвечала на поставленные мною вопросы и не давала дополнительной информации.

— Хорошо, — холодно заявила Сюзанна Гренджер. — Я знала, что подзащитная поселилась у Этель Билан. Я заметила также, что всякий раз, когда Дуглас уходил от меня, дверь в соседнюю квартиру была приоткрыта и за ней стояла Элеонор Корбин.

— Что же произошло потом?

— Однажды я сказала подзащитной, что она ведет себя глупо. Я сказала: «Вам таким способом мужчину не удержать. Вы ревнивая, безответственная дура, и я прошу вас в дальнейшем прекратить подслушивать разговоры, которые происходят в моей квартире. Я не намерена мириться с этим. По-моему, есть закон на этот счет и при случае я воспользуюсь им».

— И что вам на это ответила подзащитная?

— Она пришла в ярость. Сказала, что я потаскуха и что я пытаюсь украсть у нее Дугласа, что он изменник, как и все мужчины, и что я пользуюсь только удобным случаем.

— Она не сказала вам, что она замужем за Дугласом Хепнером?

— Нет, но она сказала, что собирается выйти за него замуж. Она заявила также, что если он ей не достанется, то не достанется никому.

— Выходит, она угрожала вам?

— О, я не помню всего ею сказанного. Да, она грозилась убить и его и меня. Она сказала, что убьет