не имела ни малейшего представления о том, когда муж вернется, и чутко прислушивалась к каждому звуку. Ее беспокоила тянущая боль в пояснице…
Раздался звонок в дверь, и на пороге возник Дейв. Он широко улыбался и держал в руках букет. Она была так обрадована, увидев дружелюбную физиономию своего наставника, что не выдержала и разревелась. В этих слезах было все: и страхи в связи с тяжелой беременностью, и беспокойство за неудачное замужество. Короче, она плакала, уткнувшись в плечо Дейва.
Оглядываясь на прошлое, она поняла, что была слепа и не разглядела чувств Дейва, которые были значительно глубже, чем дружба. Оказалось, что Грэм был прав в своих подозрениях, а она по наивности отвергала их. Дейв явно ухаживал за ней. Кажется, в тот вечер он даже ласково гладил ее по голове – это она тоже припомнила. Припомнила и то, что он внезапно поцеловал ее, прижав к диванным подушкам. Как только она забарахталась, оказывая ему сопротивление, в комнате появился Грэм.
Эрни закрыла ладонями лицо. Господи! Взгляд мужа ужаснул ее. Она подумала, что вот прямо сейчас Грэм убьет Дейва. Она забилась в угол дивана, зажала уши, чтобы не слышать гневных криков Грэма. Он вытолкал Дейва за дверь, а потом вернулся и посмотрел на нее. Лицо у него было белее мела.
Громко всхлипывая, она бросилась в ванную, заперлась и почувствовала, что от боли теряет сознание. Силы изменили ей, и она рухнула на пол.
Остаток ночи прошел в каком-то кошмаре. Она вспомнила, что вся была в поту и корчилась от пронзительной боли. Она была одна, парализованная страхом. Помнится, в отчаянии она стала звать Грэма… Но когда пришла в себя, то была уже в больнице. Ребенка она потеряла.
Каждый день Грэм присылал ей цветы – огромные букеты. Ими была уставлена вся палата. Сам же он появился лишь один-единственный раз. Он устроился в кресле около ее кровати. Оно находилось на таком расстоянии, которое позволяло отчетливо разглядеть глубокие морщины, залегшие на его лице, но дотянуться до них рукой она не могла. А ей очень хотелось и самой разгладить их, и от него услышать ободряющие слова, хотелось, чтобы он приласкал ее, сказал что-то нежное.
В день выписки ее навестил Дейв. Он всячески корил себя за все, что случилось в тот роковой вечер, и сказал ей, что решил на какое-то время покинуть Нью-Йорк. Он звал ее вместе с собой. Но тогда ей казалось, что она все еще любит Грэма и что ей следует вернуться домой и наладить семейную жизнь. Когда она выписалась, то, взяв такси, первым делом примчалась домой.
Поднимаясь в лифте на свой этаж, она повторяла про себя, что скажет Грэму: скажет, как любит его, как нуждается в нем. Она долго стояла перед дверью, удивляясь, что никто не реагирует на ее настойчивые звонки. Где же миссис Дру? Отчаявшись, она полезла за своими ключами, но, не успев достать их, увидела, как дверь распахнулась.
На пороге стояла Арабелла. На ней было только нижнее белье, а волосы еще не просохли после ванны.
От внезапно охватившего ее озноба Эрни съежилась. На нее глядели холодные, как у змеи, глаза. Отправившись от потрясения, Эрни круто повернулась и пошла к лифту.
Когда она вышла на улицу, ей было тяжело дышать. Даже сейчас, по прошествии нескольких лет, ей тоже было трудно дышать. Эрни не могла вспомнить, что чувствовала в тот вечер. Она бесцельно бродила по улицам и только тогда, когда на рассвете потухли уличные фонари, она вновь оказалась перед своей квартирой.
Она ждала до тех пор, пока не увидела выходящую из подъезда Арабеллу. Она постаралась избежать встречи. В то же время Эрни испытывала страх от предстоящего появления Грэма, хотя и знала, что в этот час он обычно находится уже в офисе. Она все же заставила себя войти в квартиру. Там никого не было. Она собрала кое-какие самые необходимые вещи, взяла паспорт и через несколько часов была уже в Лондоне.
Она сразу же направилась к знакомому адвокату, попросив его связаться с Грэмом и сообщить ему, что намерена получить развод.
Эрни отняла ладони от мокрых щек и уставилась в окно ванной. Там был виден кусочек усыпанного звездами неба, густые ветви сосен, качающиеся под порывами ветра. Теперь она восстановила в памяти дни и недели, прошедшие после того, как она покинула Нью-Йорк. Тогда она нуждалась в каком-то укрытии, где смогла бы побыть в полном одиночестве. Она уселась за столик в кафе, которое располагалось напротив адвокатской конторы. Ее одолевали мысли о том, что же делать дальше. Она увидела плакат бюро путешествий, которое находилось совсем близко от кафе. Большой плакат возвещал об автобусных поездках в Корнуолл. Без дальнейших размышлений Эрни вышла из кафе и купила билет. Ей просто хотелось забраться куда-нибудь подальше, туда, где бы не было людей.
Мысль о том, что Грэм начнет разыскивать ее, не приходила ей в голову. Кроме того, он принадлежал к другому миру, в котором жила и она, правда, очень короткое время. Теперь этот мир был так же далек от нее, как и пустынное побережье Атлантического океана.
Единственное, о чем она жалела, это живопись. Эрни страстно хотелось вернуться к ней. Она могла бы стать паллиативом, который заменил бы потерянное прошлое. Конечно, ей нужны были деньги, нужно было зарабатывать. Что ж, она будет писать пейзажи и продавать их. Эрни избрала для своей художественной деятельности корнуоллские ландшафты с их живописными скалами и древними преданиями, которые волновали ее сердце. Она считала, что, погрузившись в живопись, сможет забыть Грэма. Со временем она заметила, что ее работы начинают пользоваться популярностью среди любителей изящного. Она познакомилась с двумя-тремя местными художниками, которые поселились здесь. Среди них был и Саймон, посвятивший себя занятиям керамикой. Он был человеком с добрейшим сердцем.
Именно Саймон и Эмми сообщили ей о коттедже, который находился неподалеку от их керамической фабрики и продавался недорого. Она решила осмотреть его скорее из любопытства, чем с определенными намерениями. Когда она вернулась, Саймон и Эмми были удивлены резкими переменами в ее настроении. Молчаливая, замкнутая молодая женщина превратилась в общительного и жизнерадостного человека.
К этому времени она отправила некоторые свои лучшие работы в Лондон, в галерею, владельцем которой был друг Саймона Норман Кросс. Именно он стал постоянным посетителем Трезила. Почти с первых дней их знакомства она заметила, что Норман обращает на нее весьма пристальное внимание, но она довольно холодно относилась к его попыткам ухаживать за ней. Любовь для нее являлась ловушкой, не говоря уж о браке. Она не собиралась повторять свою ошибку.
Однако Норман был настойчив. Он с большим вниманием относился к ее работе, к ее карьере художницы, высоко ценил ее способности. Он предоставил ей постоянное место в своей галерее, чем способствовал росту ее популярности. Она была благодарна ему за это, и, когда он стал поговаривать о более тесном партнерстве, она не сопротивлялась.
Опыт жизни с Грэмом открыл ей глубины собственной страстной натуры, и ей не довелось знать никого, кто, кроме Грэма, мог бы разглядеть эту страстность. И еще она знала, что любить без взаимности никогда не сможет. Кроме того, ей хотелось иметь мужа, на которого она могла бы во всем положиться. Она продолжала мечтать о ребенке…
Норман не был ни властным, ни требовательным. Он был терпелив и мягок. Он предоставил ей время для раздумий. И вот…
Эрни тяжело вздохнула, когда подумала, чем все это кончилось. Она с трудом проглотила слюну. Норман был мертв. Будущее представляло для нее пустоту и возможность с горечью вспоминать о прошлом. А теперь…
Теперь загадка приблизилась к концу. Она вспомнила все, что касалось ее прошлого и ее самой. И все же она не могла объяснить себе, почему Грэм вновь возник на ее пути. Стиль его жизни был совсем иным. Она же существовала в своем, понятном ей мире, и Грэм не мог сделать ничего такого, что помешало бы ей уехать обратно в свой коттедж в Корнуолле.
10
Эрни быстро шла по узкой дороге. Темнота сгущалась, и она прибавила шагу. Ей хотелось только одного – побыстрее вернуться в Трезил. Признаки лета еще давали о себе знать зеленью полей, запахом свежескошенной травы, ароматом жимолости, смешанным с морской свежестью. Но, глядя на заросли леса, окружавшего дорогу, Эрни зябко поеживалась.
Темные тени деревьев, качавших своими ветвями под порывами ветра, приобретали под лучами почти севшего солнца самые фантастические очертания. Они словно смеялись и злобно кривлялись, стараясь
