Бонифаций везде стал получать затрещины и оплеухи, но, как я говорила раньше, он обладал удивительным даром убеждения. Мог без мыла залезть в задницу практически любому и этим умело пользовался. Убедив кого-то в чем-то и получив деньги, он нагло и бесцеремонно кидал доверявших ему людей.
Вот так мы метались с ним из города в город. Я проклинала тот день, когда меркантильный интерес во мне перевесил истинные чувства. С какой стороны ни посмотри, какие самооправдания ни придумывай, я в глубине души все же понимала, что предала свою любовь и человека, который меня любил, каким бы плохим я ни пыталась сделать его в своем воображении. За это, видно, и наказывает меня Бог.
Дальше стало еще хуже. Однажды Бонифаций попытался опрокинуть на большую сумму тех людей, с которыми бы не следовало этого делать. Устав прятаться по разным городам России, продав последнее, что у нас было, мы смогли переехать в Стамбул к его дальнему родственнику. Но вопреки ожиданиям моего мужа, мы его родственнику были не очень-то нужны, хотя лично на меня он регулярно поглядывал с похотливым вожделением.
Мы с трудом сводили концы с концами. Бони пытался подрабатывать и поваром, и грузчиком, и официантом в захудалом ресторанчике. Он пробовал торговать в районе, в шутку называемом «Африка», пытался втюхивать челнокам лежалый товар. Но даже в Турции его вычислили кредиторы. Бонифация сильно отмутузили и поставили срок — месяц, для того чтобы расквитаться с долгами.
Он стал метаться, рваться, и у него окончательно помутнело в голове. Он начал разговаривать сам с собой, мочиться ночью в постель и истерично кричать на меня без всякого повода. Взгляд его стал мутным и бессмысленным. Во время очередного приступа мы с его дальним родственником вызвали «скорую помощь», и врачи поместили его в психиатрическую лечебницу.
Я осталась без средств к существованию. И уже со страхом думала, что придется пойти на поклон к его похотливому родственнику. Понятно, чем бы все это закончилось. Но, слава богу, я встретила в районе университета одного старого знакомого. Он взял меня с собой в Италию и познакомил там с людьми, которые, в свою очередь, протежировали меня в тот самый офис, из-за которого мы познакомились с Феликсом.
— Ну а как же с твоим мужем? — поинтересовалась Марина.
— Вообще то, мы наказаны за ту подлость, которую совершили. Он по отношению к своему другу, я по отношению к своему любимому. По крайней мере я спокойна, что в психиатрической лечебнице его не будут доставать кредиторы. Да и кому он такой нужен? Я же, если сумею заработать денег, смогу посылать ему некоторые суммы, чтобы облегчить его существование. Я его никогда не любила и в итоге была жестоко наказана за тот меркантильный шаг, который сделала. И я не знаю, как объяснить свое появление в Париже. Я понимаю, что этим обязана Феликсу. Но почему он сделал мне такой подарок? Честно говоря, после моих роковых ошибок я не надеялась на то, что в моей жизни произойдут такие перемены к лучшему. Может быть, судьба дает мне еще один шанс?
— Мне кажется, имя этому шансу Феликс, — загадочно улыбнулась Марина.
— Но почему? За что мне такой подарок судьбы?
— Не знаю, не знаю… На все есть свои причины. А как же твой Александр? Ты что-нибудь слышала о нем? — спросила Марина.
— Я слышала, что Саша стал чемпионом. Занимал призовые места в Европе и даже в мире. Мне рассказывали, что он много страдал, но потом завел семью и живет где-то во Флориде.
— А ты бы не хотела попытаться найти его? — поинтересовалась Марина.
— Нет смысла, — грустно потупила глаза Ольга и глубоко вздохнула. — Он никогда не смог бы простить предательства. Ведь недаром гласит китайская мудрость: «В одну реку два раза не ступить».
Оля еще раз тяжело вздохнула и задумалась о чем-то давно минувшем и безвозвратно утерянном.
Сицилийский дон
Перестрелка в Венеции и похищение Тарасюка громким эхом отозвались в семье Гамбино. Именно они стояли за Евгением Валерьяновичем в Италии и отвечали за его безопасность перед колумбийцами и китайской «Триадой» на Апеннинском полуострове.
Назревала серьезная межклановая война между двумя итальянскими семьями — Дженовезе и Гамбино.
Джино Кастелано сознавал, что правда на стороне клана Дженовезе и что они своими боевыми действиями возвращают украденные у них деньги, тем не менее при захвате Тарасюка в его офисе были ранены, причем двое смертельно, четверо представителей мафиозной семьи Гамбино.
Он понимал, что война уже началась и она может перерасти в кровавую междоусобицу. Но, ворвавшись в офис к хохлу, им ничего не оставалось, как открыть огонь, и если бы они этого не сделали, то сами стали бы мишенями для пуль противника. Война есть война, а без жертв она не бывает.
Когда Джино Кастелано пригласил к себе дона Карло, он уже знал, о чем пойдет речь.
— Джино, я сегодня долго разговаривал по спутниковой связи с моим двоюродным братом доном Фрэнки Дженовезе, твоим боссом. Мы вместе с ним пришли к общему мнению, что нам нет смысла развязывать войну с семьей Гамбино.
Дон Карло, поперхнувшись дымом от кубинской сигары, долго откашливался, а затем продолжил:
— Сейчас, дорогой Джино, уже далеко не те времена, когда мы с автоматами наперевес могли участвовать в горячих уличных схватках. Теперь кровавая бойня чревата не только потерей наших людей и денег, но и открыто компрометирует нас в глазах государства. Не важно, Америка это или Италия. Так что нам этого допустить нельзя.
Дон Карло, глотнув очередную порцию ароматного дыма, внимательно посмотрел в глаза Кастелано.
— Что ты думаешь по этому поводу, Джино?
— Что я могу сказать, дон Карло, — пожал плечами итальянец. — Война ведь уже развязана. Мы ведь не виноваты, что Гамбино спутались с колумбийцами и узкоглазыми. И нет нашей вины в том, что они помогали им скрывать ублюдка, который бессовестно похитил наши деньги. Они получили то, что заслуживают, и если в дальнейшем они захотят развязать с нами войну, мы готовы постоять за наши интересы! — резко закончил Джино.
— Подожди, сынок, не кипятись. Вот что значит молодая, горячая кровь. Я сам был когда-то таким же молодым и отчаянным сицилийским парнем, — улыбнулся Карло Дженовезе, вспоминая свою молодость. — Но сейчас голова моя седа, и в ней накоплено много жизненного опыта. Вот что я тебе скажу. Семья Гамбино занималась своим бизнесом. Зачем им был нужен ваш украинец, мы не знаем, это и не наше дело. Они занимались своим делом. Наши же люди ворвались к ним в офис, ранили и убили четырех человек. Именно это может послужить началом серьезного конфликта между нашими семьями. И самое желательное для нас — не позволить вспыхнуть войне. Нужно аннулировать возникшие между нами проблемы.
— Как же их аннулировать?
— Необходимо сесть за стол переговоров.
— Но кто возьмет на себя миссию выступить посредником в организации нашей встречи?
— Есть такой человек.
— Кто же он?
Дон Карло, сделав паузу, многозначительно произнес:
— Этим человеком является один из самых старейших и самых влиятельных донов в Сицилии.
— Как, неужели… неужели… дон Сальваторе?
— Да, именно он. Дон Сальваторе Локассио.
— Сколько же ему сейчас лет?
— Ему сейчас восемьдесят восемь. Но он в здравом уме и трезвой памяти. Я бы сказал, что из всех донов он самый старый и самый влиятельный.
— Как же, как же. Мой крестный, дон Фрэнки, много рассказывал о нем. Прямо-таки человек-легенда. Получается, он старше моего крестного на двенадцать лет, и когда-то сильно помог ему в его становлении как главы семьи.
— Да, именно так. Как раз сегодня утром твой босс, мой двоюродный брат, из Америки позвонил дону Сальваторе и договорился о нашей завтрашней встрече. Мы предварительно объясним нашу проблему, и если заручимся его поддержкой, то считаю, что вопрос будет улажен.