поменьше. В те дни у меня побывало много народу: маляр, слесарь, электрик…
Они ставили горячие кастрюли с клеем на бархатные обивки кресел, прилаживали новые оконные карнизы с помощью металлических молотков.
— Разве не знаете, что специально для этих целей есть пластмассовые или деревянные киянки, не оставляющие вмятин? — спрашивал я.
Ничего они не знали и не хотели знать.
Кому это надо — устраивать праздники: тратиться на выпивку и угощение, накрывать на стол и ждать, пока гости перепьются и начнут говорить то, что на самом деле думают? Очень вам это нужно. «Как дырка в голове», — вот что говорил о подобной нужде Маркофьев.
Получил роскошный подарок — жилье — и сиди тихо, ни с кем своей радостью не делясь. А то возьмут да и отберут. Люди ведь такие. ЛЮДЯМ НАДО ВСЕ, ДАЖЕ ТО, ЧЕГО НЕ НАДО.
Но я всех, всех оповестил о своем новоселье.
Существует правило: перед приходом гостей убирать квартиру. Зачем? Зачем, если вдуматься? Ведь они придут — и намусорят, и наследят, и наустраивают кучу безобразий… Уж лучше наводить глянец после их ухода. Если вообще наводить… Меня умиляют люди, которые сходят с ума и затевают в жалких своих жилищах сногсшибательные ремонты… Для чего? Понимаю, если бы обитали в роскошных особняках… А то ютятся в блочных пятиэтажках… И еще хотят, чтобы внутри этих халуп их квартира выглядела конфеткой. Утлость и убогость их претензий и притязаний очевидца…
Перед новосельем я попросил Маргариту помочь мне убраться в квартире. Маргарита порекомендовала женщину, которую сама приглашала — наводить лоск. Та пришла. Я купил торт, заварил чай. Три часа тетка пила чай и ела торт, рассказывая о своей жизни. Слушая ее, я пропылесосил во всех комнатах и на кухне. Кажется, тетка осталась посещением моего дома довольна. Просила приглашать ее еще.
Германия приютила Ленина. И что получила? Подъем рабочего движения, поддержку этого движения от молодой страны Советов, в результате — как итог борьбы с этим движением (а на деле его венцом) — приход Гитлера к власти.
Вот чем закончились выплаты своему агенту и пересылка его в запломбированном вагоне.
Россия обучала немецких асов полетам на новейших моделях самолетов. За что получила бомбежку своих городов.
Если бы Германия послала Ильича куда подальше, а Россия отшила немецких асов — насколько проще и легче было бы этим странам существовать!
Собралась тьма людей: Миша, Оля, Женщина со страдающим взглядом, Моржуев и многие другие.
Ждали только Маркофьева. И он появился — поздно ночью, в сопровождении Лауры.
— Так, — сказал Маркофьев, окидывая беглым взглядом квартиру и произведенный мною ремонт. — Быстро выметайся отсюда.
Я заулыбался. Я ведь вышел их встречать с навернувшимися слезами благодарности.
— Быстро, быстро, — прикрикнул он. И Лаура подтвердила:
— Гости тоже пусть убираются.
— Что случилось? — спросил я.
— Изменились планы, — ответил Маркофьев. — Эта квартира нужна нам самим.
— Быстро, — заорала Лаура. — Ты понимаешь, что значит быстро? Чтобы духу твоего здесь не было!
Я даже не успел забрать тетрадь со своими расчетами — так стремительно меня выпихнули из дома, где я, к счастью, не успел прижиться… Тетрадь и другие черновики диссертации остались у Маркофьева.
На следующий день он мне все объяснил.
— Может, я был излишне жесток. Но ради тебя же старался. Домой, домой тебе надо возвращаться. К жене. Дочери. Собакам. Хватит скитаться по чужим углам. Маргарита ошиблась, выбрав меня, а не тебя. Теперь это ясно. Жизнь доказала ее неправоту.
Он признался, почесывая подбородок:
— Кто его знает, может, я на Маргариту и не позарился бы, если бы она не была твоей женой…
Я спросил:
— Ты не любишь ее больше? А он ответил:
— Я что, всю жизнь обещал возле нее сидеть? — И рассмеялся. — Ей было хорошо? — сказал он. — И мне было хорошо. Нам было хорошо вместе. А теперь нам хорошо порознь.
Была осень. В скверике неподалеку от института жгли листья. Дым, проникавший в открытую форточку, щипал мне глаза.
— А она захочет, чтоб я вернулся? — спросил я. Маркофьев придал лицу значительность.
— Настоящее чувство только крепнет от испытаний…
И еще он сказал:
— Понимаешь, надо все делать по-людски, по-человечески. У нее остались кое-какие мои вещи. Не хочу наносить ей травму своим визитом. К тому же ее не будет дома. Вот тебе ключ, поднимись, забери и отдай мне.
Я все сделал, как он сказал. Поднялся на лифте и отпер дверь. Забрал вещи.
В тот же день ко мне нагрянули с обыском.
— До чего ты дошел, — кричала Маргарита. — Влезть в свою же квартиру! Обобрать свою бывшую жену… И дочь! Видеть тебя не желаю! Чтобы все, до последней мелочи, ты возвратил! Иначе…
Я и всем советую поступать, как мой друг. Обосновывая потом свое решение, он мне так его истолковал:
— Надо было хоть как-то доказать окружающим, что ты — не самый законченный негодяй. Ты ведь живешь среди людей и тебе надо как-то с ними ладить. Обокрасть жену и ребенка — это так естественно. Так для всех близко и понятно.
Только благодаря заступничеству Маркофьева, который все так замечательно обустроил, что про эту кражу узнали сослуживцы, отношение их ко мне немного смягчилось. Им стало ясно, что ничто человеческое мне не чуждо.
Но сам-то я понимал: это с их стороны — аванс, мне еще рано почивать на лаврах и носить высокое звание «венец природы».
