поддерживать руководство МПЛА-ПТ, то социализм в Анголе обречен. Дайте технику, ее же девать некуда! Афганистан закончился, Хусейн все равно все не проглотит. Сама логика борьбы подсказывает, что нужно увеличивать противостояние на Юге Африки. Пока там еще в нас верят.

— Ну, так недалеко и до открытого вмешательства, — перебил его Комиссаров.

Геннадий Михайлович достал толстый старинный деревянный мундштук, инкрустированный серебром, неторопливо вставил в него сигарету без фильтра из тех, что курят солдаты. Дым от «Примы» вызывал у генерала тошноту. Он курил «Кэмел». Но в данной компании о вкусах спорить не приходилось. Геннадий Михайлович закурил и важно принялся прохаживаться по комнате. Нельзя сказать, что слова Саблина производили на него какое-то воздействие. Все генералы в принципе делятся на две категории — одни хотят воевать, другие хорошо жить в мирной обстановке. Саблин из первых, самых опасных. С ним необходимо обращаться как с реактором: вовремя не остановил — и пошли неконтролируемые процессы. Хотя иметь такого генерала в обойме просто необходимо. И не здесь, в Москве, где он подобно степному скакуну застоится и потеряет кураж, а там, в Анголе или в другой точке, требующей активных действий. Судя по разброду в самом Союзе и непредсказуемости политики президента, боевой генерал на запасных путях крайне полезен. Геннадий Михайлович остановился возле Саблина, обдав его дымом говенных сигарет.

— Думаю, вам следует прямо отсюда связаться с Луандой и отдать приказ о начале операции.

Хорошо, что генерал сидел и руки его спокойно располагались на животе. Иначе стало бы ясно, каким неожиданным было поступившее предложение.

Для них и это не являлось секретом! Больше говорить не о чем — он под мощным колпаком... Генерал невольно, словно нажал на кнопку ускоренной перемотки, прокрутил в голове события последних месяцев службы. И ничего компрометирующего не нашел. Поэтому нет резона полностью плясать под их дудку. Стоит один раз подчиниться этим людям, и они уже не отстанут. Саблин встал и, по-военному подтянувшись, дал понять, что не собирается превращаться в агента.

— Я подумаю над вашими предложениями. А сейчас позвольте мне отбыть домой.

Комиссаров засуетился:

— Да, да, разумеется. Нам показалось, раз договоренность обозначилась, то чем быстрее вы начнете действовать, тем лучше. К тому же отсюда удобно связываться со всем миром.

— И все-таки я должен все обдумать, — отчеканил генерал.

— Ваше право, Иван Гаврилович. Но вряд ли будет правильным решением новая встреча с Советовым. Хотя — мы предупредили, вам решать. Всего доброго. Приятно было познакомиться, — Геннадий Михайлович с достоинством удалился.

Комиссаров печально вздохнул ему вслед и посмотрел укоризненно на Саблина.

— Вот вы, генерал, капризничаете, а, между прочим, о вас искренне заботятся.

— Благодарю. Я понял.

— Э, да ничего вы не поняли. Думаете, больше дел нет или генералов недостаточно, раз мы сами на вас вышли? Ошибаетесь. И того, и другого — хватает. Очевидно, вас настораживает наша осведомленность? А какие уж тут тайны, раз одно дело делаем. Скажу вам по секрету, что Геннадий Михайлович неспроста появился на нашей встрече. Вами интересуются серьезно...

— Это и настораживает, — строго отрубил генерал, — я не привык работать под присмотром. Я офицер и коммунист. Подчиняюсь уставу, совести и партии. Вся моя жизнь — пример тому. А сейчас вижу сплошные интриги и понимаю, в каком плане меня хотят использовать!

— Помилуйте, в каком? — несколько обиженно удивился Комиссаров.

— Генштаб не хочет ссориться с Шеварднадзе, ЦК — с генштабом, вы — со всеми вместе, и каждый в отдельности пытается навязать мне свои правила игры. Не получится!

Комиссаров подождал, пока генерал несколько поостынет, и серьезно, глядя ему в глаза, произнес:

— Время нынче сложное, и Родине в любой момент понадобится человек, обладающий высшим моральным авторитетом...

Генерал аж несколько ссутулился. Было ясно, что Комиссаров неспроста говорил эти слова. Неужели у них дошло до этого?

— Не понял, — протянул Саблин.

— А мне показалось, вы восприняли советы Геннадия Михайловича.

Главное ведь остается между слов.

— Я человек прямой, и со мной крутить не стоит. Почему вам можно верить, а Советову нельзя? Советов — мой непосредственный куратор, от него зависит политическая окраска ожидаемых в Анголе событий. На вас же нигде даже сослаться нельзя.

— Конечно, нельзя. Вас решили поддержать не потому, что кубинцам в Анголе помогать некому. На вас пал выбор как на одну из кандидатур, способных спасти отечество от развала и хаоса.

Генерал замер почти по стойке «смирно».

— Сами видите — социалистическое отечество в опасности, — тоном, не терпящим возражений, продолжал полковник. — На каждом углу говорят о военном перевороте. Но армия внутри страны деморализована. Офицеры предпочитают выходить на улицу в гражданке. Генералитет занят организацией глухой обороны от газетных писак. В стране нет боевого духа, есть болтовня и кивание друг на друга. Командование перепугано. Если завтра народ потребует от армии навести порядок — кто возглавит эту святую миссию? Генштаб?

— С ума сошли?! — сдержанность покинула генерала, и он протестующе замахал руками. Но опомнился и скромно предположил:

— В военных кругах много известных и уважаемых генералов.

— Много. Но не те. Лучший вариант — афганцы. Согласен, однако большая часть населения их уже боится в связи со всякими межрегиональными конфликтами. Считают, что люди, проливавшие кровь там, не остановятся перед выбором и здесь.

— Не думаю. Скорее, окажутся неспособны, на них давит комплекс вины. Кому охота второй раз в дураках оставаться.

— Логично, генерал. Кто же остается?

— Ну, в округах еще. Хотя могут и не поделить власть. По себе знаю. Когда командовал округом, на соседей смотрел как на конкурентов. То финансы загребут, то технику. А дислокация? — Саблин махнул рукой. — Нет, не потянут. Перессорятся.

— Кто в таком случае остается? — строго повторил Комиссаров.

Саблин нервно закурил, машинально допил коньяк, оставшийся в пузатой хрустальной рюмке, помолчал, побарабанил пальцами по столу, ударил ладонями по коленям и пружинисто встал.

— Да, задал ты мне, полковник, задачку... А где гарантии?

— Будут гарантии.

— В ЦК об этом неизвестно?

— По-моему, они достаточно провалили акций. И эту ставить под угрозу?

— А как же без них? — Саблин понял, что находится на краю горной трещины, которая, медленно раздвигаясь, грозит превратиться в ущелье. — Выходит, мы здесь, а они там? Подождите, я же коммунист...

— И я коммунист, — спокойно ответил Комиссаров. — У нас все коммунисты.

— Так как же без ЦК?

— Мы их переизберем, когда придет время.

— Мы — их? — переходя на шепот, переспросил генерал.

— Вы согласны ждать, чтобы они нас? В таком случае лично вы, генерал, практически дождались.

— Значит, моя участь решена? Но мне без партии никак невозможно...

— тяжело вздохнул Саблин.

— Вам что, Советов по нутру?

— Нет. Прохвост. Аппаратчик. Интриган.

— Кто же должен решать судьбы таких, как он?

— Очередной съезд, — убежденно отрезал генерал.

— Боюсь, до нового съезда ни они, ни мы не доживем.

— Есть такие сведения?