— Оставь нас, майор, — генерал сел на белый больничный табурет. — Да прикажи, чтобы мне минералки принесли, у вас тут воздух, понимаешь ли, алкоголем провонял. — Майор выскользнул в спасительный прямоугольник яркого света. «Все-таки подполковник мужик нормальный», — подумал он.

— Рассказывай, — по-домашнему буркнул генерал. Ситуация его совершенно не возмущала, даже радовала. С одной стороны, сбили спесь с Оливейры, с другой — провинившийся подполковник полностью в генеральских руках.

А Панов любил, когда люди обязаны ему лично.

— Зашли мы с майором в бар выпить пива. Мозги немного прочистить.

Целое утро вводил его в курс операции. Отрабатывали задачи. Как положено. Ну, а пиво так, для закрепления. Все-таки в джунгли идем, когда еще пивка попьешь?

— Ты не про пиво, а про мордобой с применением оружия давай докладывай, — перебил генерал.

— Неудобно про это, но вам, как на духу как отцу родному... хотя, конечно, неловко, — Рубцов не находил тех обтекаемых выражений, какими можно объяснить суть конфликта. Он мучительно подбирал слова и мысленно их отбрасывал из-за излишней определенности.

— Не тяни, Рубцов, не испытывай мое терпение.

— Короче, моя жена Нинка была с этим мулатом, — выпалил подполковник с той же решительностью, с какой нажимал на гашетку.

Ох и любил же генерал подобные признания. Испытывал неизъяснимое удовольствие в аккуратном дотошном дознании. В таких случаях он был по-отцовски заботлив и участлив. А Нинку Панов давно заприметил. Она в хоре офицерских жен всегда в первом ряду стоит и так нагло шарит глазами по рядам... Несколько раз генерал ловил устремленный точно на него влажный поощрительный взгляд, совсем не соответствовавший песне о славных воинах бронетанковых войск. Да, хороша Нинка. Генерал чуть было не улыбнулся. Поэтому строго спросил:

— Как понимать, была с мулатом, спала с ним, что ли?

— Неизвестно. В баре была с ним.

— И ты ее случайно накрыл?

— Так точно.

— Что ж она, дура, в такое публичное место поперлась? — спросил генерал и понял свою бестактность. — Погоди, ну, пришла в бар, ну и что? Может, какие-то дела... товарищеские.

— Какие там товарищеские! Я же не сразу полез морду бить.

Понаблюдал со стороны. Дождался, когда стали прощаться. Она к нему всем телом, можно сказать, прижалась, а он, гнида, поцеловал ее прямо в губы!

— В губы? — генерал едва не крякнул от удовольствия. — А почему решил, что в губы?

— Ну, товарищ генерал. Неужели, по-вашему, я губы от жопы отличить не могу? Только представьте, какой-то вонючий негр целует мою собственную жену.

— Да он не негр.

— А кто? Русский, что ли?

— Мулат.

— Какая разница. Не баба же. Генерал вздохнул:

— Плохо у тебя, подполковник, воспитательная работа в семье поставлена. И не в том дело, что с африканцем была, мы даже в этих вопросах не должны быть расистами, а вот коль подобное позволяет себе, значит, непорядок в доме. Раньше, небось, тоже бывало всякое?

— Бывало... — грустно согласился Рубцов.

— Э... плохи твои дела. Пока ты родине жизнь отдаешь, она... погоди, а может, у них до этого не дошло? Рубцов усмехнулся.

— Прикажете сидеть и ждать?

— Нет. Но сразу в морду, да еще иностранному подданному. Начал бы с нее, дома, без свидетелей.

— А, — Рубцов безнадежно махнул рукой, — сколько раз начинал, и все без толку.

Панов прикинул сроки, на которые Рубцов покидает Луанду. Очень возможно, что замаливать свои бабьи грехи Нинке придется в генеральских объятиях. Эта мысль его несколько расслабила. Поэтому продолжил сурово:

— И из-за непроверенной ревности ты умудрился покалечить четырех человек.

— Откуда мне было знать, что он ходит с телохранителями. На президента вроде не похож. И вообще, товарищ генерал, прошу вас разобраться.

Они втроем на меня напали. В баре все подтвердят. Я элементарно защищался. Если бы не эти громилы, ну повозил бы я немного мулата мордой о стойку бара и отпустил с Богом. А так, не по моей вине получилось.

Панов не позволял переходить с собой на дружеский тон, когда с ним начинали говорить как с ровней. Без почтения и заискиваний. Таких людей он стремился отодвинуть подальше. От них ведь можно всякого ожидать. В глубине души генерал таких побаивался и от этого становился еще злее и непримиримее. Но Рубцов — особый случай. Он, разумеется, хам, дебошир и пьяница, но сорвиголова.

В деле надежен. Один такой всегда должен быть под рукой. Но не более. Поэтому генерал был к Рубцову снисходителен.

— На фронте я бы заставил тебя кровью смывать подобные безобразия!

— Чьей? Только прикажите!

— Ерничаешь?! Придет время, прикажу. А пока объявляю тебе пять суток. Отбывать будешь здесь, на гауптвахте. Иди и доложи дежурному офицеру.

— Есть пять суток ареста, — с вызовом отчеканил Рубцов. — Разрешите идти?

— Иди... Где там моя минералка?!

— Здесь, товарищ генерал, — Найденов чуть не столкнулся с уходящим подполковником.

— Давай, — сделав несколько громких глотков, Панов, не удостаивая взглядом майора, продолжал:

— И ты, сукин сын, туда же? В Уамбо развратничаешь, здесь пьяные дебоши устраиваешь. Решил, коль зять Советова, значит, можно творить и вытворять? Но я тебя к порядку живо пристрою. Докладывай!

— Виноват, товарищ генерал.

— И только? Да ты родину позоришь... И семью товарища Советова в не меньшей мере. За такую службу гнать из армии в шею! А будет доказано твое участие в драке, под трибунал пойдешь! — генерал, выпив бутылку воды, почувствовал прилив энергии и принялся с удовольствием стращать желторотого юнца.

— Первым делом дам знать в Москву прямо Советову. После такого держать тебя в семье вряд ли будут. Сам-то как считаешь?

— Не будут, — согласился Найденов.

— То-то. Одарил Бог зятем. В общем, надеюсь, понимаешь — от меня зависит, будет у тебя будущее или хрен с редькой.

Генерал смотрел на Найденова высокомерно и строго, но интонации подозрительно смягчились. Найденов боялся поднять глаза и уныло кивал головой в ответ на генеральскую разборку. Панову вдруг стало скучно. Он почему-то вспомнил неприятный разговор со Светланой Романовной. «У самого черт знает что происходит, а тут возись с чужими дураками».

— Короче, придется отслужить каждую провинность.

— Так точно! — оживился Найденов.

— Не перебивай, мальчишка, а слушай. Завтра встретишься со своей... ну, короче, с этой девкой, португалкой. Она уже появлялась сегодня в миссии. И выполнишь все указания, которые даст полковник Проценко. Ясно?

— Так точно. Ана в миссии? А какие указания?

— Я, по-моему, не разрешал задавать вопросы.

— Виноват, товарищ генерал.

— Переночуешь здесь, а завтра в семь ноль-ноль быть у Проценко и внимательнейшим образом выслушать его приказ. Если что-нибудь снова не так сделаешь, на глаза мне не попадайся. Снимаю трубку и все докладываю Михаилу Алексеевичу.

— Благодарю, товарищ генерал.