уверены в чем-то на сто процентов, либо сомневаетесь. Уверенность выражается черным или белым, а не оттенками серого. Соедините уверенность с желанием, с благодарностью и силой любви (как она проявляется при посылании любви), прибавьте к перечисленному ощущение, что событие уже случилось, — и получите составляющие, достаточные для сотворения чего угодно.
Отложив записи, я потянулся к сигаретам — привычка, пережившая вызвавшие ее причины. Вынимая сигарету из пачки, я заметил подошвы ботинок лепрекона. Стул был для него слишком велик, а потому его голени лежали горизонтально, как и бедра, а не свешивались к полу.
— Спасибо за сок, — поблагодарил он, держа в руках стакан, наполненный мною несколькими минутами ранее.
— Если ты собираешься полакомиться лишь жизненной энергией из него, то, может, мне лучше было дать тебе апельсин? — произнес я, чтобы поддержать разговор.
— Важно, что ты позаботился обо мне, приятель, к тому же твои положительные мысли добавляют соку вкуса, — был его ответ.
Зависла долгая пауза, которую он нарушил словами:
— Как же мне будет не хватать тебя… Жаль расставаться с таким источником развлечений!
— К сожалению, не могу ответить тем же, не зная ни самого тебя, ни причин твоего появления. Будь добр, просвети на этот счет — пока мне еще интересно.
— Хорошо, с чего же начать? — ответил он, закатив глаза и заломив пальцы рук.
Глядя на него, трудно было не развеселиться, рисунок прекрасно передал бы эту картину. Было похоже, что он что-то копал в лесу; ладони, локти и колени были запачканы в рыхлом лесном грунте. Он производил впечатление существа, которое залезет в каждую встреченную нору — просто чтобы посмотреть, что там.
— Приятель, дело обстоит следующим образом: в сфере воспоминаний мы с тобой — лучшие друзья. Сейчас ты не помнишь об этом, ведь ты не пребываешь в этой сфере, а вспомнить возможно лишь там. Так или иначе… О, священные коровы, только взгляните на меня, где моя вежливость? Насыпать столько земли на покрытый плиткой «под камень» пол твоей веранды!
Во время разговора он постоянно крутил ногами, от чего лесной грунт, прилипший к подошвам ботинок, сыпался на пол. Я пожал плечами, показывая: «Ничего страшного, продолжай, пожалуйста».
— Дело обстоит следующим образом: когда ты принял решение прожить эту жизнь и пройти все приключения, которые мы с тобой прошли, я решил, что буду держаться поблизости. Ведь мы знали, что это, наверняка, будет стоящим приключением, а мы-то понимаем в этом толк. Верно, дружище?
— Эта жизнь была незабываемым приключением для меня, но непонятно, причем здесь ты, — ответил я. — По утрам я медитирую, готовлю пищу, убираю, посылаю любовь и тому подобное. Но ты, похоже, с утра уже успел покопаться в нескольких норах — наверное, в поисках кладов.
— Видишь, в чем дело: ты занимаешься не тем, к чему лежит твое сердце, а тем, чем, считается, положено заниматься, — произнес он и, к моему ужасу, завел песенку. Он стал в такт пению размахивать руками в воздухе и стучать одним ботинком о другой, отчего еще больше грязи посыпалось на пол веранды, покрытый (по его выражению) плиткой «под камень». Казалось, что с него насыпалось больше лесного грунта, чем могло прилипнуть к ботинкам. Видимо, таким образом он развлекался.
У меня все получается,
Ведь я свечусь любовью
и делаю то, что мне нравится!
Все у меня получается,
Всегда все получается!
Я свечусь любовью,
Я делаю то, что нравится,
И у меня все получается!
Я свечусь любовью,
Делаю то, что мне нравится,
И все у меня получается…
— Ой, что ж это я! Совсем забыл, что ты не поешь. Хо-хо-хо, и бутылка Хо, а я делаю то, что люблю, — его рука была поднята в воздух, как у оперного певца.
Было трудно удержаться от смеха.
— Отличная песенка, — похвалил я.
Я свечусь любовью,
Делаю то, что мне нравится,
И все у меня получается!
— Нужно ее для чего-нибудь применить, — произнес я, записывая слова песенки. — Прекрасно запоминается! Есть еще хорошие идеи? — спросил я уже с большим интересом.
— Возможно, — он, ухмыльнувшись, подморгнул.
— И как давно ты меня сопровождаешь? — поинтересовался я в попытке избежать лекции, которую, было видно, он собирается прочитать.
— Почти что с самого начала, — ответил он. — Помню тебя еще малявкой, бегающим по лесу и лупящим палкой по всему, что попало. Бывали у нас времена получше и похуже. Похуже и для меня — я всегда помогал тебе, чем мог. Жаль, что ты меня не видел.
— Почему я сейчас тебя вижу, а раньше не видел?
— Ты сам настоял на этом. Мы договорились, что я буду невидимым для тебя, пока либо ты сам меня не обнаружишь, либо не начнется третья часть твоей жизни, — пояснил лепрекон.
— И сколько всего частей я себе приготовил?
— Всего четыре, две из которых завершил, третью начинаешь, а четвертая начнется позднее.
— Не уверен, смогу ли еще долго жить в этом мире, — начал я. — Порой, кажется, что прожил десять жизней. Рад, что трудности остались позади. Не знаю, чем сейчас заняться, и в то же время мне не сильно-то и хочется чем-то заниматься. Ощущение, как будто завершил большое приключение и обнаружил, что не могу найти ничего такого, что вызывало бы интерес.
— Слышу, приятель. Прекрасно слышу тебя. Вот почему я появился сейчас, пока еще мое время не вышло. Впереди тебя ждет плаванье с попутным ветром. Но после всего, что ты пережил, попутный ветер может показаться сковывающим, странным, страшным и даже…
— О’кей, я понял, скучным, — прервал его я.
— Да? Почему — как ты считаешь?
Покачав головой, я ответил:
— Потому что чувствую растерянность, не зная, что делать дальше. Всю жизнь я с чем-то боролся, а теперь, когда все дается легко, я не знаю, что делать. Даже не уверен, что знаю, чего хочу. Похоже, раньше столько сил уходило на борьбу, что даже не было времени задуматься, чего же я хочу от этой жизни.
— АХХХ, да, продолжай.
— Пожалуй, то, чего я желал раньше, когда находился в борьбе, было больше бегством от обстоятельств, чем следованием тому, что мне радостно, — я замолчал на минуту, припоминая былое. — А теперь, оставив позади грусть и борьбу за выживание (например, работы, которые не любил и которые не помогали в моем жизненном поиске), я в растерянности и не знаю, чего хочу, — я снова глубоко задумался.
Согласитесь, довольно странно сидеть на веранде и выкладывать свои мысли какому-то психотерапевту-лепрекону. В то же время я понимал, что это должно закончиться написанием еще одной книги, чего я точно не хотел. Опять-таки, какое же это следование тому, что мне радостно?
Я взглянул на лепрекона, с чрезвычайно удовлетворенным видом сидевшего на стуле. Своим видом он излучал радость, отсутствие сожалений и невоплощенных желаний. Он был рад запахам в каждом вдохе. Добрый и вежливый и, в то же время, крепкий и сильный, несмотря на малый рост. Наверняка, он не был