По сведениям белогвардейских лазутчиков, в этом таежном городе красных войск почти нет, есть караульная рота и два учебных батальона. Батальоны не сколочены. Все это бойцы недавнего призыва, в боях еще не побывали. По сути, это деревенские мальчишки, недавние школьники. Пулеметный учебный взвод только по названию пулеметный. Вот командиры отделений, солдаты из фронтовиков, пулеметчики опытные. Но будут ли они готовы отразить внезапную высадку десанта?

Адмирал Кемп, но не генерал Миллер, на это и рассчитывал. «Внезапность и решительность – уже половина победы». Так утверждал адмирал Нельсон. На море этот принцип срабатывал безошибочно. Сработает ли на реке?

Адмиралу был придан батальон проверенной в боях британской пехоты. Десант от этого батальона высаживался на подступах к Мурману, обеспечивал безопасное прохождение кораблей меж каменистых берегов реки Кола. На острове Мудьюгском британская пехота, поддержанная американцами, заставила капитулировать русскую батарею береговой артиллерии.

О боевых возможностях батальона, посаженного на «Альтентив», знал и генерал Миллер, но он рассчитал, что с учетом высадки десанта непосредственно в центре города, караульная рота будет заблокирована в казарме. Десант успеет закрепиться на берегу, обеспечит успешную высадку подкрепления, которое на транспортных кораблях способно за двадцать часов подойти к дельте реки Вага.

Учебные батальоны красных можно было не принимать во внимание: новобранцы, к тому же безоружные, много не навоюют: два-три орудийных выстрела – и неоперившиеся бойцы убегут обратно в тайгу, откуда их вылавливали военкомы и ставили в строй.

– Господин адмирал, имейте в виду, Шенкурск – старинный русский город, никогда не знавший оккупации, – напомнил генерал.

– Вы хотите сказать, что нельзя сбрасывать со счета жителей города?

– Мирное население больше всего ценит свободу. Политические ссыльные привили им дух свободы. С этим обстоятельством предстоит считаться.

– Что же вы предлагаете?

– Надо сделать так, чтоб горожане не успели опомниться, что произошло – а над ними уже цивилизованная власть…

– Военная диктатура?

– Что-то в этом роде. Я вам предоставлю роту пластунов. Русские называют их карателями. Они вполне оправдывают свое название. В большинстве своем это бывшие жандармы. Но им, сразу предупреждаю, надо будет хорошо заплатить.

– Так берите хоть мешок этих, как их, «моржовок». Надеюсь, бумаги в России пока что хватает.

– Они предпочитают «казенку».

– Будет и «казенка».

Скоро покинуть Архангельск не удалось. Задержка десанта от флотилии не зависела. Командование экспедиции согласовывало с местной властью план действий.

Генерал-лейтенант Миллер как главнокомандующий Северного края, которого на этот пост назначил сам Верховный главнокомандующий адмирал Колчак, не хотел, чтобы вся слава досталась англичанам и американцам.

Рота пластунов – это не просто вчерашние тюремные надзиратели. В силу специфики их деятельности они не могли воевать с красными, как, скажем, Белая гвардия. У них хорошо получалось усмирение.

В душе Миллер надеялся, что экспедиция адмирала Кемпа не увенчается успехом, и тогда спасет интервентов белая армия, чьи гарнизоны еще не потеряли боеспособности.

Вопреки предположению генерала Миллера, рано утром флотилия адмирала Кемпа вышла из Архангельска и, не встретив сопротивления сторожевого поста плавучей батареи красных (моряки прозевала проход британских кораблей), оставив слева Северную Двину, вошли в бассейн реки Вага. Шенкурский гарнизон в количестве одной караульной роты не успел организовать сопротивление.

Корабли адмирала Кемпа, высадив десант, спешно взяли курс на Архангельск.

С этого дня над Шенкурском почти непрерывно барражировали американские и английские аэропланы, вели воздушную разведку, стараясь не подпустить к городу авиацию Северного фронта.

На окраине города Вельск на реке Вага базировалась фронтовая гидроавиация. Красное командование предприняло несколько попыток прорваться к Шенкурску и нанести бомбовый удар по кораблям британской флотилии. Результативной оказалась одна бомбежка – ночной налет.

В глубь тайги с величайшей осторожностью интервенты продвигались по трем направлениям.

Главным было железнодорожное. На это указывали внешние признаки: на юг до самого Плесецка тянулись эшелоны с людьми и техникой. В тихие осенние дни от Исакогорки до Емцы над тайгою клубились белесые дымы паровозов. В топки кочегары бросали березовые и сосновые чурки, заранее заготовленные и высушенные в просторных цехах лесопильных заводов Конедворья и Корабельного – прибрежных поселков в гирле Северной Двины.

Конная городская жандармерия только тем и занималась, что собирала машинистов и кочегаров, оставшихся после ухода красных с левобережных поселков – Исакогорка и Катунино. Там в хибарах ютился железнодорожный люд, не собиравшийся никуда эвакуироваться. Люди рассуждали просто: будет работать железная дорога – будет работа и у железнодорожников.

После смены властей и безвластия в Архангельске в пригородах мало осталось путейцев подвижного состава. Одни ушли на юг губернии, где временно закрепилась советская власть, другие пополнили местные партизанские отряды, в частности, Северодвинский, третьи удалились в тайгу, где еще сохранялись старообрядческие скиты, надежно запрятали казенное обмундирование, переоделись в шубейки и лапти, изображали из себя истовых старообрядцев.

Многих, конечно, находили, задабривали американской свиной тушенкой, черепашьим яичным порошком, прозрачным, как осколки битого стекла, горьковатым тростниковым сахаром, кокосовым маслом.

Никогда еще северяне не видели такого разнообразия экзотических продуктов! Но чтоб эти продукты регулярно отведывать, нужно было усердно сотрудничать с интервентами – помогать им в грабеже Русского Севера. При отказе, например, выполнять ремонтные работы подвижного состава – концлагерь Мудьюга, за порчу паровозов – расстрел. Обычно расстрелы осуществляла русская военная контрразведка. Она подчинялась непосредственно генерал-губернатору Северного края.

Далеко не всегда русские каратели справлялись со своими обязанностями, и тогда им на помощь приходили союзники. Они устраивали облавы на партизан.

Миссию палачей нередко исполняли солдаты 339-го пехотного полка и волонтеры славяно-британского легиона. Легион регулярно пополнялся поляками, поселившимися после подавления русскими войсками варшавского восстания 1831 года. Американцам и легионерам за каждого расстрелянного партизана военное ведомство США выплачивало гонорар. Несмотря на террор, сопротивление интервентам усиливалось. Уже в ходе наступления союзников на железнодорожном перегоне между разъездами Пукса и Ивакша был пущен под откос эшелон с боевой техникой. Более трех суток к вагонам нельзя было подойти: в пламени взрывались снаряды, жарким пламенем пылала тайга.

В ночное время, опасаясь диверсий, командование союзников запрещало давать эшелонам зеленый свет. Семафоры были закрыты до утра. Эшелоны стояли на запасных путях.

…В тот раз паровоз обслуживала бригада в составе двух человек: машиниста и кочегара – отца и сына Ряузовых. Конвоиром был приставлен высокий кряжистый негр с перебитым носом, какие бывают у боксеров или у дебоширов.

Негр по-хозяйски уселся за спиной машиниста, на колени положил автоматическую винтовку. Это был кавалерийский карабин системы Кольт. Когда отец-кочегар открывал топку, чтобы подбросить чурок, зыбкое пламя освещало конвоира, и он казался глыбой перегоревшей головешки. Так по крайней мере свидетельствовал живой участник тех событий Михаил Иванович Ряузов, работавший в те годы кочегаром.

Сын-машинист восседал на железном стульчике, смотрел на стоявший под парами порожняк.

В октябре темнеет рано. Эшелон с боевой техникой к условленному месту запаздывал. Там ему