Сначала Зойке показалось, что в кустах кошка. Она вышла из гостиницы, прикурила, и в этот момент ветки сирени зашевелились. Зойка обернулась, но вместо кошки заметила сквозь ветки серое изможденное мужское лицо. На лбу испарина, глаза ввалились…
«Наркоман», – равнодушно подумала она.
Подошла Валентина, прикурила от ее папиросы и потянула Зою на остановку.
– Погоди, – остановила та напарницу, во все глаза уставившись на «Мерседес», к которому подходил… Ольгин муж.
Вернее, не так.
К черному тонированному «Мерседесу» подходил единственный мужик, который поцеловал ей руку. Она так явственно вспомнила это ощущение, что рука зачесалась.
Рядом с Барышевым шел красавчик-брюнет, а чуть позади, судя по габаритам, охранник.
– На кого загляделась? – пихнула ее в бок Валя и засмеялась. – Это не про нас, нам бы что попроще!
– Знакомого увидела. – Зойка все же почесала руку.
– Надо же, какие мы знакомства имеем!
Но Зоя, не дослушав, направилась к Барышеву, решив с ним во что бы то ни стало поздороваться. А то и Ольге привет передать…
Она не успела сделать и двух шагов, как наперерез ей из кустов кинулся изможденный тип. В руках у него…
– А-а! Сергей! – закричала Зойка, бросаясь к наркоману и пытаясь выбить у него пистолет.
Грудь обожгло… дышать стало больно. Небо перевернулось и оказалось перед глазами. Там было хорошо – ни облачка… И только одинокая птица кричала, паря в бездонном пространстве… У нее были синие крылья, синий хвост и синяя голова.
– Костику помоги… – попросила Зойка синюю птицу.
И умерла.
Грозовский хотел хлопнуть Барышева по плечу и попрощаться, как вдруг раздался пронзительный женский крик. И выстрел.
Дима видел, как на асфальт упала какая-то женщина, и в доли секунды понял – отморозок с лицом наркомана сейчас выстрелит в Барышева.
Грозовский толкнул Сергея, но недостаточно сильно – тот не упал, больно уж был здоров. Охранник кинулся к нему, но не успел. Наркоман выстрелил несколько раз – в Барышева, в охранника, в Диму…
Пули шваркнули о стену гостиницы, и только одна попала в цель – на груди у Сергея расплывалось большое алое пятно. Барышев схватился за грудь, упал на колени, потом навзничь.
Дима бросился на него всем телом, чтобы прикрыть от других пуль…
Сзади орали, стреляли, рыдали. Кто-то кричал «убили!», кто-то «уйдет!», кто-то «Скорую!».
– Слезь, зараза, – попросил Диму Барышев. – Больно.
Дима сполз с него и, не зная, что делать, проверил у Сергея на шее пульс.
Сердце билось, как молот, но через раз. С каждым его толчком алое пятно на груди становилось все больше.
– Ты только Ольгу не пугай… – прошептал Барышев. – И детей… Обойдется.
Пульс под пальцами дрогнул и замер…
– Не умирай! – завопил Грозовский. – Не умирай, сволочь! Мы же на брудершафт так и не выпили!!!
В шесть утра позвонил Димка и сказал что-то такое, от чего Ольга решила, что еще не проснулась.
– Повтори, Дим, – попросила она.
– Ты только не волнуйся! С Сергеем все в порядке, только он находится в Кремлевской больнице.
– …только он находится в Кремлевской больнице… – повторила Ольга.
Она не помнила, как позвонила Барышеву-старшему в Новосибирск, как оделась, как выгнала машину из гаража, как с фантастической скоростью долетела до «кремлевки»…
«С Сергеем все в порядке», – твердила она про себя, и только это помогло ей не потерять сознание, когда пожилой врач сообщил, что у Барышева тяжелое проникающее ранение грудной клетки, повреждены крупные сосуды у корня легкого, он потерял много крови, а кроме того, возможно развитие пневмонии. В общем, дело плохо, но организм здоровый и сильный, так что надежда есть…
«Надежда есть», – твердила себе Ольга двое или трое суток, сидя возле Сергея в реанимации, хотя сидеть здесь было категорически нельзя, просто ей это никто так и не смог объяснить… С детьми сидели отец Сергея, прилетевший в Москву, и няня.
Наконец его отключили от аппарата искусственной вентиляции легких, и Ольга перестала себе повторять, что надежда есть, потому что надежда превратилась в уверенность, несмотря на то что Сергей до сих пор не приходил в сознание.
– Сереж, – держа его за руку, шептала Ольга, – если б что плохое случилось, я бы почувствовала… А ведь я спала как сурок, значит, все хорошо… Петька уже голову держит и ползать пытается, представляешь? Его скоро на лыжах надо будет учить ходить, так что ты дыши, дыши, подумаешь, легкое задето… И с одним легким живут, мы справимся, потому что, если не справились бы, я бы уже умерла…
Потом был кризис, опять подключали аппарат, но Ольга уже ничего не боялась – если случилось бы что-то плохое, она бы уже умерла.
Наконец Сергея из реанимации перевели в интенсивную терапию. В себя он не приходил, зато теперь его состояние врач оценивал не как «крайне тяжелое», а «стабильно тяжелое».
Ольга вместе с Барышевым переселилась в интенсивную терапию, и опять ей никто не смог объяснить, что здесь находиться нельзя.
– Вы бы хоть отдохнули немного, – проворчала недовольно медсестра, которая каждое утро ставила капельницы. – Давайте я вам в соседнем боксе постелю?
– Нет, – твердо ответила Ольга.
– Сколько можно не спать?! У вас у самой уже вид нездоровый.
– Я сплю, сплю… Вот сюда голову кладу, – Ольга показала на тумбочку, – и сплю!
– Сидя! – фыркнула медсестра. – Это не сон. Смотрите! Муж выздоровеет, а вы на его место уляжетесь.
– Меня этот вариант устраивает…
– Ну и глупо! Глупо! Под реанимацией три дня сидели, с места не сходили! Сейчас здесь вот уже вторые сутки!..
Медсестра вышла, в сердцах хлопнув дверью, а Ольга улыбнулась – раз на нее так сердятся, значит, уже не жалеют…
Значит, все хорошо.
То, что он ранен, Грозовский заметил только дома. Так, ерунда, царапина на плече.
Дима залил рану йодом и крест-накрест залепил пластырем.
В «кремлевке» ему всю неделю твердили, что к Барышеву нельзя, а мобильный Ольги не отвечал.
Потеряв терпение, Дима рванул в больницу, захватив с собой белый халат, шапочку и бахилы.
В коридоре его схватила за рукав медсестра.
– Молодой человек! – возмутилась она.
– Я вас слушаю! – высокомерно обернулся Грозовский. – Ну! Слушаю вас.
Медсестра смутилась этого высокомерия и даже растерялась из-за грозного вида Димы, который для достоверности еще и очки на нос водрузил – выпросил их у консьержки.
– Так! У меня через двадцать минут операция… Резекция… точнее, липоксация аневризмы. У меня очень мало времени! Так что, если у вас есть вопросы – поторопитесь…
Медсестра попятилась, уступая ему дорогу. Очевидно, вопросов у нее не возникло.
Методом тыка Грозовский отыскал нужную палату.
– Врача вызывали? – спросил он Ольгу, сидевшую возле Барышева.
– Тише! – воскликнула она, не сразу узнав его. – Господи, Димка! Ты как сюда пробрался?
– С боями, – шепотом признался он, снял очки и вытащил из-под халата маленький букетик фиалок. – Вот, помялись слегка. Все, что смог пронести нелегально. Видишь, как замаскировался. Похож я на
