отдала, выходит, зря? А оно мне, кольцо-то… – Надя замолчала, вспомнив Димкин дрогнувший голос: «Давай поженимся то есть…» – Оно мне дорого было, очень дорого, понимаешь?
– Понимаю, – опять вздохнул Паша и с тоской посмотрел на Надежду.
Ясновидящая оказалась шарлатанкой и дурой. За пять тысяч рублей она потерла какой-то шар, побилась в судорогах и глухим замогильным голосом сказала:
– Не жди свою невесту, к другому она ушла. Вижу ее в парандже среди пирамид… Египет! А рядом араб старый, муж ее… Умрет она скоро, ее из ревности в гареме зарежут…
Грозовский захохотал, обозвал ясновидящую «припадочной идиоткой» и ушел, хлопнув дверью.
Дома он снова напился.
Чтобы совсем не сойти с ума, позвонил Наталье и позвал ее проверять периодически у него пульс, чтобы «Солнечный ветер» не остался наутро совсем без директора. Завтра встреча с заказчиками… или не завтра… но он все равно еще нужен обществу…
Наталья ворвалась в его квартиру полуодетая, ненакрашенная, со следами ночного жирного крема на лице и двумя бигуди на челке.
– Димка! Что с тобой? Я так перепугалась… Что за пожар?
Грозовский лежал на полу в обнимку с Хотеем и пил из горла виски.
– У-у… Да ты хорош…
Наталья села рядом, отобрала у него бутылку, отхлебнула, поморщилась.
– По какому поводу душу пропиваем?
– Понимаешь, Наташка… Я не могу тебе этого объяснить… не могу… – Он потер пузо Хотею, в тысячу первый раз за вечер потер, но Наташка в Надю почему-то не превратилась.
– Придется! Должна же я знать, по какой причине вылезла из постели и мчалась к тебе через весь город сломя голову, на ночь глядя. Так что валяй, выкладывай.
– Я ее потерял.
– Яснее.
– Я ее потерял! В самом прямом смысле слова. Я не могу ее найти…
– Понятно. Ты опять поссорился со своей рыженькой. Что-то ты часто с ней собачишься. Нехорошо это.
– Нет, ты не понимаешь. Она исчезла. Совсем, без следа, и я… Я не знаю, что мне теперь делать.
– А ты в розыск подал?
– Да.
– И что?
– В милиции сказали, что раз девушка иногородняя и никем мне не приходится, то искать особо некого и негде. В общем, нет тела, нет и дела…
Наталья посмотрела на него внимательно и улыбнулась.
– А ведь, похоже, ты и в самом деле ее любишь, а, Дим?
Грозовский кивнул, чувствуя вину перед Наташкой, – вытащил ее из кровати в креме и бигуди…
– Наташ, давай ее поищем. Вместе, а? Ну ведь где-то же она есть. Ее надо найти.
– Поищем, поищем. Только не сейчас. Завтра. А сейчас поспал бы ты, Дим, а? Давай! Ты поспи, а я рядом посижу. Хорошо?
Она помогла ему подняться, уложила его на диван, подоткнула подушку под голову, накрыла пледом.
– Я ее найду, найду, – бормотал он, проваливаясь в вязкий, пьяный сон.
– Найдешь, куда она денется! Спи, Дим, спи. Горе ты мое!..
Сквозь сон он слышал, как зазвонил телефон и Наталья сказала: «Вас не слышно, перезвоните».
Ему приснился Египет, старый араб и Надя в белой парандже. «Горе ты мое», – сказала она голосом Наташки.
Ночью Надя опять позвонила Грозовскому. Голос Димкиной однокурсницы сказал: «Алло, вас не слышно, перезвоните».
…На этом шатком канате с каждым разом становилось все труднее удерживать равновесие. Того и гляди – сорвешься, полетишь вниз, а у нее Димка-маленький. И носочки у него уже есть… Нельзя срываться.
Наверное, она слишком громко положила трубку на аппарат, потому что из соседней комнаты раздался голос Анны Степановны.
– Кто там? А? Надь, Паша, что ль, с дежурства вернулся?
– Нет, это я, Анна Степановна, попить вставала.
– А! Ох, грехи наши тяжкие… Свет на кухне выключила?
– Да я его и не зажигала.
Надя зашла на темную кухню, прижалась лбом к оконному стеклу.
Может, стоит драться за свое счастье? Ворваться в квартиру Грозовского, побить однокурсницу, а Димку заставить жениться на себе?!
Только что же это за счастье будет такое…
– Что читаешь, полуночница? – Барышев зашел в спальню, сел на кровать рядом с Ольгой и по ее рассеянному взгляду понял, что она вовсе не читает толстый том Достоевского, а думает о чем-то своем.
– Знаешь, Сережа, я, наверное, должна съездить в Октябрьск…
– Вот те на! Зачем?
– Поискать Надю, это ведь ее родной город. Я никак не могу понять, куда она могла деться. Почему так странно исчезла? Даже не позвонила… Правда, в последнее время мы с ней стали реже видеться… Я совсем замоталась с детьми. И потом, мне кажется, тебе не очень нравится Дима. – Ольга улыбнулась, намекая опять на его болезненную ревность, и взяла за руку.
– Ну, это с твоей стороны некоторое преувеличение, – смутился Сергей.
Хотя, чего греха таить, он ревновал Ольгу к Грозовскому давно, ревновал сильно, и даже после того, как тот стал жить с Надей.
– Нет, Сережа, ну признайся! Ведь так?
Он сильно сжал ее руку, давая понять, что такой мачо, как Дима, не может ровно дышать к Ольге.
– Вот видишь, – вздохнула она. – А Надя это чувствовала. Она тебя… побаивалась немного.
– Ну, это уж совсем напрасно.
– Конечно, напрасно, но это так. Сережа, я чувствую себя ужасно. Ведь она мне как сестра, даже больше. Я должна что-то сделать. Я съезжу, ладно?
– В этом нет необходимости. Я сам завтра лечу в Октябрьск.
– Ты?! – от удивления Ольга села в кровати.
– Я там завод покупаю лесопильный. – Сергей погладил ее по голове и поцеловал в висок.
– В Октябрьске? Ты мне ничего не говорил.
– Я не думал, что это будет тебе интересно. Не волнуйся. Найду я твою Надежду. Если она там, конечно. Но если там, найду обязательно.
Ольга обняла его, крепко прижавшись щекой к щеке.
– Хорошо, Сереж. Наверное, у тебя это даже лучше получится…
И с грустью добавила:
– Значит, ты завтра улетаешь?
– Я вернусь быстрее, чем ты успеешь соскучиться, – улыбнулся Барышев.
Песков уже часа три сидел в Интернете.
Он выбрал себе особняк в пригороде Лондона, тюнинговый, с эксклюзивной отделкой «Порше 911», парочку скромных «Ламборджини» и платиновое кольцо от Graff с камнем очень редкого насыщенного голубого цвета весом почти три карата.
Это было далеко не все, что он хотел приобрести, но на сегодня достаточно. Не все же сразу.
В полночь он позвонил Кошелеву.
– Это я. Завтра. Рейс 2114.
Андрей положил трубку, ничего не ответив.
Оставалось только молиться и ждать.
