Ракоци вдруг замолчал. Почему Сандро не сообщил ему о том, что произошло с Деметриче? Он осознал, что эта заноза его беспокоила с тех самых пор, как донна Кассандра показала ему письмо. Фичино писал о многом, но о Сандро не обмолвился и словечком, это позволяло предположить, что с живописцем все хорошо. А ну как этот вывод ошибочен? Что, если Боттичелли, попавший в немилость, тоже томится в тюрьме?

— Патрон? — нерешительно окликнул Джан-Карло, отвлекая Ракоци от тревожных раздумий.

— Я передам вам свои мерки. Отнесите их завтра Сабине Нимбо и скажите, что восемь дней — крайний срок. Цена не имеет значения. Если необходимо, пусть наймет себе в помощь кого-то еще. Объявите, что каждая швея сверх запрошенного будет получать по пять золотых за каждую рубаху или камзол.

Джан-Карло пожал плечами.

— Конечно же, я договорюсь обо всем, но вы суете голову в пасть крокодила. Кто-нибудь все равно может узнать вас. Например, ваша домоправительница. Как ее зовут? Деметриче?

Лицо Ракоци потемнело.

— Она в тюрьме. Именно потому я и еду.

— В тюрьме? — Джан-Карло поморщился и какое-то время молчал, приводя свои мысли в порядок. — Тогда вам тем более нельзя туда возвращаться. Она, возможно, уже на вас донесла. Вы ведь не знаете, почему ее арестовали?

Как ни горько было Ракоци выслушивать это, он все же нашел в себе силы внутренне усмехнуться. Джан-Карло просто струхнул. Он боится, что хозяин предложит ему отправиться в опасное путешествие вместе, и потому всеми силами пытается отменить этот вояж.

— Оказавшись в тюрьме, вы так бы не рассуждали. Я еду, и кончено. Времени у нас мало.

— Да-да, — пробормотал Джан-Карло, краснея. Он любил этого человека и потому пытался отговорить его от безрассудной затеи. — Тогда возьмите с собой кого-то еще. Меня или Руджиеро. Вам ведь нужен помощник. Они все равно могут посадить вас в тюрьму. Как племянника бежавшего от них человека.

Ракоци помотал головой.

— Сомневаюсь. Им нет в этом выгоды. Единственное, что они могут сделать, это ограничить время моего пребывания там. Что ж, в таком случае придется поторопиться. Как бы там ни было, а Деметриче следует освободить.

— Патрон, — осторожно начал Джан-Карло, испытывая большую неловкость, — а вы не задумывались о… о другом? Что ваша экономка уже… Простите, но ведь это возможно.

— Вы полагаете, что Деметриче мертва? — резко спросил Ракоци. — Да. Я думал об этом. И потому хочу навести справки. Скоро здесь будет один человек, я, правда, с ним не знаком, но мне шепнули, что он только что из Флоренции. Надеюсь, беседа с ним что-нибудь прояснит.

Джан-Карло позволил себе возразить:

— Здесь масса народу. Как вы узнаете, кто вам нужен?

Ракоци усмехнулся.

— Я знаю, что он поляк. Это будет нетрудно.

— Ах вот как.

Венецианец понял, что проиграл, и склонил голову, признавая свое поражение.

— Значит, одежда должна быть яркой?

— Чем ярче, тем лучше. И главное — венгерского кроя. Больше пышности, вышивки, не скупитесь на жемчуга. Я хочу выглядеть как венгерский вельможа.

Они помолчали.

— Вы давно не бывали на родине, да?

— Да. Очень давно. — Взгляд Ракоци погрустнел. — Джан-Карло, позаботьтесь, чтобы все было в порядке. Сообщите Теодоро из Кавардзере, чтобы он ожидал меня в Кьоджа. Пусть выберет самых быстрых и выносливых скакунов. Я хочу в первый день добраться до Понтеллагоско, а во второй — до Болоньи.

Джан-Карло побледнел.

— Святой Филипп! Вы же загоните лошадей!

— Велите Теодоро приготовить подставы. У нас есть лошади в Пьетрамала?

— Да. Они у Диониджи Фано из Боско. Четыре кобылы и два жеребца.

— Хорошо. — Ракоци потер в нетерпении руки, — Какой они масти? Есть там хотя бы одна не серая?

— Да, кажется, одна из них белая как снежок.

— Пусть мне ее подготовят для въезда в город. — Он взглянул на удивленное лицо Джан-Карло. — Мы основательно запутаем их. Вся Флоренция знает, что Сан-Джермано носил только черное и не держал никаких лошадей, кроме серых.

— Гонца к Теодоро я пошлю на рассвете. — Джан-Карло потер лоб. — Итак, яркая одежда в венгерском стиле, подставы на всем пути до Флоренции и белая кобыла от Диониджи Фано. — Он вскинул глаза к потолку, словно ища там защиты. — Вы ничего не забыли?

— Нет, это все, — кивнул Ракоци. — Теперь я поговорю с польским ученым и тут же уйду. Велите Рикардо подогнать к сходням гондолу.

— Все будет сделано. — Джан-Карло облегченно вздохнул.

Пробираясь к выходу из дворца, он широко улыбался. На душе у него было сумрачно, но этого не должен был видеть никто.

Письмо польского ученого Аптека Кожелвы, написанное на его родном языке и адресованное Франческо Ракоци да Сан-Джермано.