— Отчего же? — спросил язвительно Ракоци. — Эти приборы весьма полезны, их изящные формы отнюдь им не вредят. А хорошо сработанные укладки очень практичны. Специи, например, нуждаются в тщательной укупорке.
— Это просто куски дерева, — усмехнулся фра Сансоне. — Как их ни складывай — это только куски.
— Крест, как я полагаю, тоже сложен из двух кусков дерева, — надменно сказал Ракоци и повернулся к озадаченному монаху спиной.
Осторожно наполнив медную чашу корицей, он установил ее на весы, потом произнес безразличным тоном:
— Если у вас имеется ко мне еще что-нибудь, выкладывайте это сейчас, если же нет, я вас не задерживаю. Только поплотнее прикройте дверь за собой, чтобы сквозняк не сдувал порошки. Специи нынче в цене и стоят дороже золота.
— Я буду осторожен, — угрюмо пообещал фра Сансоне.
— Вот и прекрасно. Если Ферруджио околачивается поблизости, пришлите его ко мне, хорошо?
В ответ на снисходительный кивок чужеземца доминиканец что-то пробормотал и ушел. Ракоци усмехнулся. Монах явно озлился, однако дверь прикрыл тщательно и даже пристукнул ее кулаком.
Через какое-то время пришел Руджиеро. Его встревоженное лицо сказало Ракоци, что он уже все знает.
— Неужели вы опоздали? — тихо спросил слуга по-венгерски.
— Нет, опоздали доминиканцы, — ответил Ракоци на том же наречии. Он сел на краешек стола, небрежно покачивая ногой.
Закатный луч красным кантиком очертил его высокий сапог, — Оказывается, они доставляют мертвых в Сан-Марко. Сейчас я отправлюсь туда. Надеюсь, ты мне поможешь присыпать тело землей?
Руджиеро кивнул.
— Не сомневайтесь, хозяин.
— Говори лучше по-итальянски. В венгерском ты не очень-то тверд.
Слуга покосился на дверь, и Ракоци понял.
— Что ж, хорошо. Ты получил землю? Сколько ее у нас?
— Мешка два-три. Они хранятся в конюшне. — Слуга повел плечами и кашлянул. — Скажите, а вы уверены, что она… преобразится? Вы… хм… встречались с ней только три раза. Этого может быть недостаточно. — Руджиеро совсем смутился и хриплым голосом пояснил: — Я… я очень о ней беспокоюсь. Мне не хотелось бы ее потерять.
— Мне тоже, — коротко бросил Ракоци. — Мы обменялись с ней кровью, — добавил он примирительным тоном, сожалея, что обидел слугу.
Руджиеро не обратил внимания на невольную грубость хозяина, он был озабочен другим.
— Как это вышло? Ведь вы говорили, что она к этому не готова.
— Так и было. До вчерашнего дня. Но эти мерзавцы подвергли ее пыткам. К счастью, лишь устрашающим, отложив основной допрос на сегодня. Выхода не оставалось. — В голосе Ракоци прозвучало отчаяние. — Потом… она позволила мне вскрыть ей вены. Я думаю, она была несколько не в себе.
Руджиеро кивнул, но продолжил расспросы:
— Значит, очнувшись, она может… не принять свою новую участь?
— Возможно. Не знаю. Да.
Ракоци опустил голову и надолго умолк.
— Поверь, у меня не было выбора. А она очень боялась пыток. — Он вскинул голову и невесело усмехнулся. — Не очень-то обнадеживает, не так ли? Что ж, будь что будет, сейчас самое главное — ее увезти.
— Когда она начнет приходить в себя, я попытаюсь ее успокоить. — Руджиеро двинулся к выходу. — Боковые ворота будут открыты, хозяин, — сказал он уже по-итальянски. — Подвозите тело туда. — Слуга резко толкнул дверь, чуть не сбив с ног припавшего к ней фра Сансоне.
— Мне вменено в обязанность слушать, — пробурчал смущенно монах.
— Я знаю, — кивнул Ракоци. — Каждый из нас верен долгу. Правда? Поэтому я сейчас поеду в Сан- Марко, а вам надлежит обо всем кому следует доложить, — Он снисходительно улыбнулся, потом хлопнул в ладоши. — Ферруджио, время уходит! Ступай, приготовь мне коня!
Собор Сан-Марко сиял в сумраке, все окна его были освещены.
Припозднившийся прихожанин, решительно шагнувший внутрь храма, тоже переливался, сиял и сверкал. Его белый парчовый наряд с черным высоким воротом осыпали сотни крошечных бриллиантов, короткую белую накидку, небрежно наброшенную на плечи вошедшего, удерживали от падения черные шелковые шнуры.
Суетившийся в центре огромного помещения доминиканец прервал свои хлопоты и спросил:
— Вы — наш сосед-чужеземец, не так ли?
— Да. Не подскажете ли, к кому я могу обратиться по поводу выдачи тела.
— Какого тела? — Монах вытаращил глаза.
— Фра Сансоне сообщил мне, что тела еретиков, не вынесших допроса с пристрастием, направлены к вам. Среди них должно находиться и тело бывшей домоправительницы моего покойного дядюшки. Я хотел бы устроить ей приличное погребение, но, разумеется, не в освященной земле. — Он наклонился к монаху и шепнул доверительно: — Я знаю, что просьба моя необычна, однако волю покойных родственников следует уважать.
— Конечно-конечно, — согласился монах, нервно сжимая в руках какой-то пергамент. — Скорее всего, вам нужен фра Каталине. Пройдите в южную часть храма. Его конторка находится там.
— Спасибо вам, добрый брат, — поклонился Ракоци, поворачиваясь к алтарю и осеняя себя крестным знамением.
Возле конторки толпились монахи. Ракоци самым почтительным образом поприветствовал их. Ответом ему было молчание. Добрые братья-доминиканцы явно не собирались его замечать.
Ракоци вскинул голову и выпятил грудь.
— Эй, уважаемые, кто из вас фра Каталине? Дело мое срочное и отлагательства не терпит. Ну же, любезные братья, я жду! — Голос его, усиленный эхом, раскатился по всей церкви и возымел нужное действие: из конторки выскочил плотный востроглазый монах.
— Не шумите, я занят, — напустился он на ожидавшую братию, — и, пока не заполню свидетельства, никого не приму.
— Тысяча извинений, фра Каталине. Это я осмелился вас позвать, — Ракоци бесцеремонно растолкал ожидающих и приблизился к рассерженному доминиканцу.
Фра Каталине с любопытством воззрился на расфранченного чужеземца.
— Кто вы, сын мой?
— Жермен Ракоци, — представился незнакомец. — Я пришел забрать у вас тело Деметриче Воландри. Она умерла прошлой ночью в какой-то тюрьме.
— Забрать тело? — недовольно переспросил фра Каталине. — Пожалуйста, но… после сожжения.
— Что? — Ракоци побледнел. — А почему не сейчас? Какой смысл в этой задержке?
Доминиканец вздохнул.
— Никакого, но тел здесь уже нет. Их увезли час назад. Вы опоздали.
— И куда же? — Голос чужеземца был тих, но у фра Каталине от страха похолодела спина, а остальные монахи, крестясь, отшатнулись.
— На… на площадь Синьории, — пробормотал фра Каталине, опуская глаза. — Наш настоятель, благословенный Савонарола, распорядился сжечь тела всех умерших грешников вместе с живыми еретиками.
Ракоци закрыл глаза. Гнев, боль и отчаяние помутили его сознание. В нем вспыхнуло бешеное желание убивать.
Жизнь каждого из поджавшихся в кучку монахов повисла на волоске. Он знал, что сумеет справиться
