из них понимал, что через несколько минут все вокруг может превратиться в пыль: полигон, конечно же, был объектом № 1 для атомной атаки. Реальную угрозу возможности ракетно-ядерной войны в те дни осознали немногие. Как мир в действительности был близок к ядерной катастрофе, понимало очень небольшое количество людей в СССР и США. Хрущев знал о многократном ядерном превосходстве США. Кубинцы этого не знали и приказ Москвы, отменивший подготовку ракет и демонтаж пусковых установок, расценили как предательство. Кеннеди не сомневался в ядерном превосходстве США. От начала ядерной войны его остановила возможность попадания одной ядерной боеголовки в Нью-Йорк. А ведь это могла быть боеголовка ракеты Р-7А, которая могла бы заменить нашу машину, нацеленную на Марс.
— Трудно ответить на этот вопрос. Страха было меньше, чем во время войны, когда попадали под реальные бомбардировки. Где-то в глубине души сохранялась уверенность, что все образуется.
—
— Объективно я не пытался оценивать это, да и не могу принижать или возвышать роль коллективов, которые участвовали в этой гонке. Во всей истории создания боевой техники, на мой взгляд, в целом была допущена одна ошибка: с самого начала шло активное соревнование между Янгелем и Челомеем, да и мы в этом участвовали. Речь шла о наилучших жидкостных боевых ракетах. Они хороши, когда речь идет о посылке сверхмощных зарядов, а потому их требуется немного. Американцы же пошли по пути создания твердотопливных ракет. Янгель, а затем и Уткин разработали ракету Р-36М, которую прозвали 'Сатаной'. Это очень грозная ракета, но их надо немного. А массовыми ракетами, конечно, должны быть твердотопливные. Мы отстали от американцев, главным образом потому, что у нас не было топлив. А когда они появились, то мы стремительно пошли по этому пути, и честь и слава Главному конструктору Надирадзе, что он создал 'сухопутные подводные лодки', спрятал ракету и тем самым защитил ее от возможного удара. Переход к межконтинентальным ракетам на подвижном старте — это самое прогрессивное направление. Единственное, что у нас теперь остается, это 'Тополь М' — так что выбор не очень большой.
—
— К сожалению, состояние ее ужасное, и потому оптимизма нет.
— В Америке много говорили о 'звездных войнах'. Предполагалось, что 'Шаттл' сможет маневрировать в космосе, и тем самым создавать угрозу для нас. 'Буран' должен был стать 'ответом' американцев. Так началась создаваться система 'Энергия'- 'Буран'. Однако очень скоро и мы, и американцы поняли, что никакого военного применения эти космические аппараты не имеют. Вот тогда мы и начали раздумывать о применении такой уникальной системы для каких-то практических целей.
—
— Так уж сложилось, но программа была 'вторична', а на первом месте было создание техники. Это принцип, на мой взгляд, и завел нашу космонавтику в тупик.
—
— Я предложил выводить на геостационарную орбиту мощные платформы для обеспечения Земли связью. Это своеобразные АТС, которые давали бы возможность каждому жителю Земли устанавливать телефонную связь из любой точки планеты, а также вести телевизионное вещание на самые элементарные приемные средства. Эта инициатива была подхвачена руководством нашего министерства, и появилась перспектива полезной нагрузки для 'Энергии'. Надо было установить четыре-пять платформ на геостационарной орбите, и связь телефонная по всей территории СССР была бы установлена. А далее уже можно было и завоевывать постепенно и мировой рынок. Успех, без сомнения, очевиден: зачем держать на геостационарной орбите сотни маленьких спутников, как сейчас!.
—
— Развал Советского Союза.
—
— Средств нет. Их на зарплату еле-еле наскребали в минувшее десятилетие, тут уж не до новых проектов!.. Сейчас эта идея уже возвращается к нам из-за океана, но уже с коммерческим расчетом: тот, кто владеет информационным околоземным пространством, тот и становится хозяином жизни на планете. Однако осуществить проект вывода больших платформ трудно, так как американцы загубили свой 'Сатурн- 5', и это их большая ошибка, а мы похоронили 'Энергию'. И мы, и они сейчас 'у разбитого корыта' — нет тяжелых носителей, а значит, надо искать другие пути для выхода на орбиты.
—
— На Общем собрании РАН академик Александр Солженицын на вопрос о будущем ответил так: 'Я не могу дать прогноз для пиратского государства, которое прикрывается демократическим флагом'.
—
— В данном случае я прикрываюсь ответом Солженицына… Космонавтика не может существовать сама по себе. Она должна опираться на мощнейшую экономику, на развивающуюся, а не увядающую, промышленность и науку. Поэтому мой прогноз такой: на Марсе будут цвести китайские яблони! Нет, не российские и не американские…
—
— Они слишком хорошо живут, а потому не станут тратить несколько сотен миллиардов долларов, чтобы рисковать жизнью своих парней, отправившихся на Марс. А китайцы развиваются динамично, там у руководства стоят настоящие технократы (а я по убеждениям технократ!), и они выведут свою страну в лидеры мировой цивилизации. Скоро они превзойдут то, что было в СССР, и постепенно начнут перегонять Америку. Полтора миллиарда человек — это огромная сила, способная при технократическом руководстве достичь великих успехов. Думаю, в XXI веке именно Китай будет определять положение на планете.
—
— Это выживание за счет старого задела. А во времена 'холодной войны' мы не выживали, а стремительно развивались. Сейчас мы столь же стремительно отстаем, особенно по электронике. Мы в основном покупаем аппаратуру и оборудование, если можем, иногда пытаемся интегрировать нашу технику в мировую: когда это удается, то еще получаем какие-то деньги… Но все это не развитие, а только выживание…
—
— Нет. После запуска первого спутника и полета Юрия Гагарина мы были убеждены, что к концу XX века на Луне появятся поселения, будут работать заводы, да и полет к Марсу обязательно состоится. Но история распорядилась иначе.
МЫСЛИ ВСЛУХ: 'Фундаментальные исследования, проводившиеся под эгидой Академии наук СССР, органически переплетались с прикладными работами сотен научно-исследовательских институтов, КБ и заводских лабораторий. Творческие научные интересы и сама основа жизнедеятельности большинства академических, отраслевых и вузовских научных центров опирались на материальную базу мощнейшего в мире военно-промышленного комплекса. Наука была не только производительной силой общес тва, но и фундаментальной основой военной мощи страны.
Не партийно-государственная бюрократия, а ученые и военные технократы сделали Советский Союз подлинной сверхдержавой. Однако среди тысяч талантливых ученых, организаторов производства и Вооруженных Сил не нашлось вождей, которые могли бы превратить эту силу в политическую организацию, способную предотвратить социальную катастрофу.
Парадокс заключается в том, что ученые в союзе с армией обладали силой, способной многократно уничтожить все человечество за считанные часы. И в то же время мы — ученые и прочие технократы — не использовали поистине фантастические возможности, чтобы сохранить созданную нашим трудом сверхдержаву. Но все же осталась надежда, что Российская академия наук учтет жестокие уроки и обеспечит России будущее, чтобы россиянам не было 'за державу обидно', чтобы каждый