— Знаю, что некоторые из них касаются оборонных областей… Может быть, о некоторых все-таки можно в общих чертах рассказать?

— Это работы так называемого 'двойного назначения'. К примеру, химический реактор. Мы задумались: а нельзя ли мощные энергетические установки, например, жидкостный реактивный двигатель или дизельный мотор, применяемые для производства механической энергии, использовать для наших целей. И мы немножко изменили конструкцию камеры сгорания и, оказывается, ее уже можно применять для химии, а не только для того, чтобы перемещать космический аппарат или гонять на 'Мерседесе'. Не буду подробно рассказывать о том, как это мы сделали, отмечу лишь одно: степень сжатия у современного дизеля не больше 28, а мы получили 73! Представляете, что это за собой 'тянет'? Вес уменьшается, а значит, можно делать моторы для автомобилей и самолетов намного легче… Впрочем оставим это- пусть там конструкторы сами разбираются, а позаботимся о своих нуждах. Если в камеру ЖРД или дизеля вместе с топливом я помещу токсичное химическое вещество, то в течение микросекунды можно осуществить его сгорание с эффективностью 'восемь девяток', то есть оставшаяся концентрация будет существенно ниже предельно допустимой.

— Что вы имеете в виду под понятием 'токсичное химическое вещество'?

— Химическое оружие, тот же нервно-паралитический газ и прочую гадость. И мы изучили и предложили альтернативную программу уничтожения химического оружия.

— Вас поддержали 'на самом верху'?

— Пока 'изучают'…

— Вы в это верите? Вероятнее всего, просто положили под сукно?

— Я все же надеюсь на разум властей: слишком уж много неприятностей с запасами химического оружия, да и международная общественность настаивает на уничтожении его. С ее мнением руководство любой страны вынуждено считаться.

— Вы сказали о 'двойной технологии'. А где такие установки могут применяться за пределами военных производств?

— Надо уничтожить 40 тысяч тонн боевых отравляющих веществ. Это огромная задача… Но и на каждом химическом производстве образуются отходы. Это могут быть лишние пестициды, инсектициды, фунгициды, да и просто какие-то ненужные вещества. С каждым годом их количество увеличивается в геометрической прогрессии. Все решается просто: мы ставим химический реактор, уничтожаем отходы на месте и плюс к этому производим электроэнергию. После этого главный инженер или директор выписывает чек за проделанную работу, и все довольны.

— Последняя операция, мне кажется, выглядит весьма идеалистически?

— Из-за этого многие уникальные отечественные научные разработки остаются невостребованными, а наши предприятия и предприниматели закупают на Западе машины и установки, которые уже устарели и которые намного хуже, чем те, что есть у нас. Поверьте, только в нашем институте создано множество реакторов и устройств, которые могут широко применяться как в быту, так и на производстве… В начале нашего разговора я упомянул о том, что был недоволен определением 'нефтехимический синтез', мол, это весьма не 'эффектное' название для области науки. Однако потом я прочел высказывание корифея нашей науки академика Сергея Семеновича Наметкина, который был одним из основателей нашего института: 'Нефтехимия есть наука и искусство делать из углеводородов нефти и других ее компонентов продукты высшей химической ценности'. Потрясающе точное определение! Оно дает мне возможность заниматься чем угодно, если это приносит толк фундаментальной либо прикладной науке, а чаще всего и для той, и для другой.

— Стендаль однажды сказал: 'Каждая эпоха сосредоточивает внимание на какой-нибудь отрасли человеческих знаний. В ней только и заключается жизнь'. Не кажется ли вам, что в начале XXI века выбор падет…

— …на высокоинтеллектуальные технологии — здесь и химия 'умных полимеров', и глобальные информационные системы, и генетическая инженерия, и многое другое, в частности, и наукоемкая нефтехимия.

— Именно это от вас надеялся услышать!.. Но напоследок я все же просто обязан задать еще один вопрос: откуда такая 'неожиданная' для русского человека фамилия?

— Мой дед рассказывал, что ему говорил его дед о том, что в середине XIX века некто из Эльзаса приехал в Россию организовать какое-то дело. Француз тот осел в России, женился. Рождались мальчики, и фамилия 'Платэ' передавалась по мужской линии.

— Значит, вы из французов?

— 'Зова предков' я не чувствую! Но Францию люблю, много раз читал лекции в тамошних университетах, однако никакого ностальгического чувства нет: если посчитать, что 'французского' у меня процента два, не больше…

— Благодарю вас за откровенный и обстоятельный разговор. Надеюсь как-нибудь продолжить его…

— Согласен. Ведь мы только начали беседовать о полимерах и нефтехимии, увидели только 'вершину айсберга', а самое интересное и важное еще скрыто от сторонних глаз. Однако наша отрасль науки развивается весьма стремительно, и без сомнения, в XXI веке она будет в лидерах научно-технического прогресса. Я призываю молодых, мечтающих о науке, выбирать именно нашу отрасль — поверьте, никто об этом из них не пожалеет!

Остался лишь один человек, который о нашей космонавтике и ракетной технике знает все! Нет, я нисколько не преувеличиваю — это именно так: ведь Борис Евсеевич Черток сразу после войны работал в Германии и 'вывез оттуда все, что возможно, тем самым обеспечив развитие ракетной техники в СССР'. (Так о нем пишут историки. Они, как всегда, несколько преувеличивают, но в данном случае их мнение весьма близко к истине.) Б.Е. Черток был заместителем С.П. Королева, а затем и у его наследников по КБ — академиков В.П. Мишина, В.П. Глушко. Ныне он по-прежнему работает в 'Энергии' и в свои 88 лет столь же энергичен, как и тридцать лет назад, когда нам с ним довелось познакомиться. Ну а памяти Бориса Евсеевича стоит только позавидовать: последние четыре года он выпускает по тому мемуаров 'Ракеты и люди', в которых сотни имен, множество событий, поворотные вехи в истории космонавтики, — и все это настолько точно и обстоятельно представлено, что не может не вызывать восхищения — суперсовременный компьютер обязательно даст сбой (как сейчас мой!), но не память Б.Е. Чертока. Я убеждался в этом неоднократно, а потому прошу верить на слово: никаких искажений и домыслов в книгах член- корреспондента РАН Б.Е. Чертока нет!

Мы вновь встретились с конструктором, когда шли съемки фильма 'XX век. Супервойна'. Кому же другому, как не Чертоку, комментировать те события, которые определяли победы и поражения в 'Холодной войне'!

Я спросил его:

— Не кажется ли вам, что в 'Холодной войне' полководцами стали Главные конструктора?

— Пожалуй, в определенной степени такое сравнение правомочно — ведь каждый Главный конструктор осуществлял прорыв на своем участке науки и техники. За Главным конструктором, или как часто говорили 'Генеральным', шла 'армия' ученых, инженеров, специалистов… Вот труднее обстояло дело с Верховным Главнокомандующим и Генеральным штабом. Либо есть сам полководец, как, к примеру, Наполеон, и ему не нужны никакие Генеральные штабы, либо, как в Великой Отечественной войне, нужен единый центр, который разрабатывает стратегию наступления или обороны, а командующие армиями — полководцы и маршалы — уже ее осуществляют. Но наши Главные конструктора, на мой взгляд, обладали значительно большей свободой, чем маршалы минувшей войны. Каждый из них имел право выбирать свой