Но бабушка любила Тетушку, которая была хорошей клиенткой в ее магазине пуговиц, и они обычно всю зиму читали вместе «Всеобщий семейный журнал».

У бабушки тоже было множество коробочек, но у нее по крайней мере в них лежали пуговицы. Пока бабушкина пуговичная торговля процветала, каждый сорт пуговиц лежал в отдельной коробочке, но когда все рухнуло, все пуговицы перемешались и это, собственно говоря, было даже гораздо приятней.

Прежде чем в магазин нагрянули полицейские, бабушка успела спрятать множество ящичков с пуговицами под своими юбками, точь-в-точь как спрятала оружие во время войны. Она спасла также много сотен килограммов «Всеобщего семейного журнала», фарфоровых собачек, бархатных подушечек для иголок. А также целую партию ночных колпаков и шелковых лент. А потом она вздыхала и повторяла: «Ах, ах. Скоро опять начнутся трудности». И отнесла все, что удалось спасти, к папе и маме в мастерскую.

Мама спрятала «Всеобщий семейный журнал», но бабушка и я снова разыскали его и извлекли на свет — главным образом потому, что страницы там были целы, хотя часто и печальны: «Юную ведьму ведут на костер»… «Смерть героини»…

И каждый журнал сохранялся для Тетушки. Они с бабушкой тайком читали эти журналы, запершись в спальной.

Однажды Тетушка явилась читать «Всеобщий семейный журнал» в самый ужасный день, какой только могла придумать. Папа как раз отливал скульптуру в гипсе. А это большое и трудное дело, состоящее из множества частей.

Гипс уже был замешан, так что вопрос шел буквально о секундах. Вы знаете, в этот момент гипс не следует размешивать и едва можно дышать.

Я и мечтать не смела о том, чтобы войти в мастерскую именно в такой момент. Папа с мамой стояли наготове, одетые в специальную одежду, предназначенную для отливки гипса, и весь пол был устлан коричневой бумагой.

Именно тогда в мастерскую ворвалась Тетушка и воскликнула:

— Привет, привет! Мне кажется, здесь сейчас что-то произойдет? Пожалуйста, позвольте мне остаться, я вам не помешаю!

Я стояла за портьерой и наблюдала. Тетушка двинулась прямо к бочке с гипсом, сунула в раствор палец и воскликнула:

— О, гипс! Разве это не замечательно! Как раз теперь я особенно интересуюсь гипсом!

Мама сказала:

— Мы работаем!

У папы был такой вид, словно он вот-вот убьет кого-нибудь.

Я так испугалась и забеспокоилась, что влезла наверх на свои нары. Я была уверена, что папа швырнет глиной в Тетушку, так как он всегда это делает, когда сердится! Но единственное, что я услышала, было мягкое чавканье мокрого гипса. Во всяком случае папа с мамой начали отливать скульптуру. Тетушка болтала все время, не понимая; что мешает почти святому делу. На какой-то миг бабушка испуганно высунула голову из спальни и снова исчезла.

Мало-помалу я осмелилась спуститься вниз и увидела, что Тетушка уже напялила на себя спецовку и стоит у окна, опустив обе руки в маленькую миску с гипсом.

— Уже затвердевает! — кричала она, — что теперь делать?

Но вместо того, чтобы стукнуть ее по голове, папа подошел и показал, что ей надо делать. Я посмотрела на маму. Она, усмехаясь, пожимала плечами.

Оказывается, Тетушка вырезала картинку из «Всеобщего семейного журнала» и положила ее рисунком вниз в блюдце.

— Ты хорошенько смазала блюдце? — строго спросил папа.

— Да-да! — ответила Тетушка. — Точь-в-точь, как ты велел.

— Ну тогда заливай картинку! — велел папа. Но не суй туда руки!

Тетушка налила гипс в блюдце и папа, взяв шпатель, ровненько разгладил гипс. А потом спросил:

— Тебе нужен и крючок?

— Да, да, — прошептала Тетушка с таким счастливым видом, что вместо того, чтобы вдохнуть воздух, выдохнула его.

— Картинка будет висеть на стене! — сказала она.

Папа фыркнул, подошел к катушке стальной проволоки и отщипнул кусок. Он сделал петлю и опустил один конец проволоки в гипс.

— Теперь не трогай картинку, — сказал он, — она должна высохнуть.

— Какой ты добрый! — вздохнула Тетушка, и на глазах у нее выступили слезы.

— Я приду завтра снова и захвачу с собой глянцевые картинки. Это будет еще красивее!

Так она и сделала!

Все время, пока отливали гипсовые скульптуры, Тетушка стояла у верстака, клала глянцевые картинки в блюдце, заливала их гипсом, делала на одном конце проволоки петлю, точь-в-точь как учил ее папа. Уже целый ряд круглых гипсовых пластинок лежали одна за другой на верстаке, а в середине красовалась большая блестящая глянцевая картинка. Она красиво смотрелась на белом как мел — без единого пятнышка — гипсе, потому что Тетушка становилась все более и более умелой.

Она была вне себя от радости. Бабушка пришла посмотреть на ее работу и без конца восторгалась ею. Тетушка подарила каждому из нас гипсовую картинку, а папину повесила на стене мастерской.

Я не знала, что и думать. Гипсовые картинки действительно были самым красивым из всего, что я когда-либо видела. Но они не являлись произведениями искусства. Нельзя было, не следовало испытывать уважение к ним. Собственно говоря, их следовало презирать.

Ужасно было делать гипсовые слепки с глянцевыми картинками в папиной мастерской, да еще во время отливки скульптуры из гипса.

Но самое худшее то, что Тетушка ни разу даже не взглянула на скульптуру, уже готовую для ретушировки и патины, она только и делала, что болтала о своих собственных картинках. Весь верстак был заполнен ими и походил на кондитерский магазин.

В конце концов Тетушка получила большой пакет гипса, а все картинки были упакованы в бумажные коробки. Тетушка забрала все с собой домой и исчезла.

— О, как прекрасно! — сказала мама и начала мыть пол. — Теперь ты можешь снять ее.

Папа снял со стены Тетушкину гипсовую пластинку, взглянул на нее и фыркнул. Я смотрела на него и думала: «Теперь я тоже должна снять свою». Я ждала, что он станет делать. Некоторое время он держал пластинку над мусорным ведром. Затем подошел к книжной полке и сунул пластинку за статуэтки более раннего периода.

Виден был только кусочек глянцевой картинки, возвышавшейся над статуэтками. Поднявшись на свои нары, я сняла пластинку с глянцевой картинкой с гвоздя. Я поставила ее за подсвечник на книжной полке и, подойдя сзади, стала смотреть. Было нехорошо. Тогда я немного выше подняла картинку, и подсвечник заслонил лишь несколько незабудок.

Ничего не поделаешь, пластинка с глянцевой картинкой была в самом деле очень красива, и мне она, строго говоря, пошлой ничуть не казалась.

Повернув ключ, я стала ждать. Через некоторое время дверца сама собой отворилась, очень медленно, словно кто-то надавил на нее изнутри. Затем платяной шкаф выбросил черную тюлевую юбку, и дверца остановилась. Я повторила это множество раз. Всякий раз мамина тюлевая юбка из магазина на Микаэльсгатан вела себя, словно живая.

Это праздничная юбка, которую никогда не надевают, или, скорее, это десять или сто прозрачных праздничных юбок — одна над другой, это целая гора тюля, или дождевая туча, или, быть может, траурная одежда. Я влезла в шкаф под юбку и заглянула вверх в нее, и теперь она стала кабиной лифта, исчезавшей