— Будь предельно внимательным, — сказала Ева Трухарту, выходя из машины. — Смотри во все глаза. Не исключено, что подозреваемые следят за местом преступления. Возможно, они попытаются смешаться с толпой зевак или будут наблюдать с дальнего расстояния через оптику. Заметишь хоть что- нибудь, что вызовет у тебя щекотку, доложи. — Она искоса взглянула на него. — Вот на этом месте Бакстер добавил бы: «Особенно если щекотку вызовет какая-нибудь честная давалка, готовая угостить двух замученных работой копов». — Ева выждала секунду, пока не убедилась, что Трухарт вспыхнул до корней волос. — Так вот, меня такого рода щекотка не интересует.

— Да, мэм. То есть нет, мэм.

Ева увидела, что сцена огорожена полицейскими барьерами. И, разумеется, вокруг собралась обычная толпа ротозеев. «В таком районе, — отметила она, оглядываясь, — эта толпа будет просто раем для карманников, и многие уйдут домой без бумажников и кошельков. Ладно, это их проблема».

Она прикрепила жетон к брючному ремню и подошла к безжизненному телу Мередит Ньюман.

— Кто был первым на месте? — спросила она у стоявшего рядом патрульного.

— Я, мэм. Мы с напарником ответили на вызов. Нам сообщили о теле, обнаруженном в переулке между зданиями. Владелица ресторана вышла в переулок в свой обеденный перерыв и заметила, как ей показалось, мертвое тело. Ответив на вызов, мы…

— Я поняла. Свидетельницу задержали?

— Да, мэм, вместе с остальным кухонным персоналом. Они все выскочили сюда в ответ на крики первой свидетельницы.

Ева с досадой оглядела переулок.

— Сколько народу тут топталось?

— По крайней мере, шестеро, лейтенант. Мне очень жаль. К тому времени, как мы приехали, они успели выйти, осмотреться и даже передвинуть тело. Мы отвели гражданских обратно в ресторан и огородили место.

— Хорошо.

Она еще раз осмотрела переулок. Короткий и узкий тупик, упирающийся в глухую стену, исписанную граффити. И опять самоуверенность, даже наглость! Они могли сбросить ее где угодно или просто уничтожить тело.

С другой стороны, в переулке не было камер слежения. Ни одной — даже на дверях черного хода в ресторан. Подъехать, сбросить тело — и уехать. А потом ждать, пока кто-то не споткнется о то, что осталось от Мередит Ньюман.

— Изолируйся, Трухарт, — приказала Ева, продолжая осматривать тело и одновременно вытаскивая свой собственный баллончик с изолирующим спреем. — Запись включена. Что ты видишь?

— Женщина за тридцать, раздетая.

— Можешь сказать «голая», Трухарт. Ты совершеннолетний.

— Да, мэм. Следы веревок на запястьях и щиколотках. Следы, похожие на ожоги, на плечах, корпусе, предплечьях, ногах указывают на пытки. Горло перерезано. Крови нет. Она была убита не здесь, где-то в другом месте. Убита и перевезена сюда.

Ева присела и повернула одну из безжизненных рук запястьем наружу.

— Она холодная. Как мясо, которое держат в холодильнике, чтобы не протухло. Они ее где-то хранили. Думаю, она погибла в тот же день, когда ее похитили.

Но Ева все-таки вынула измеритель, чтобы определить время смерти, и убедилась, что была права.

— Следы ожогов на спине и на ягодицах. Синяки, вероятно, появились в момент похищения. Ссадины соответствуют удару тела о мостовую. Заведомо посмертные. — Ева надела очки-микроскопы и внимательно осмотрела кожу на лице. — Похоже, они заклеивали ей глаза и рот изолентой. Здесь покраснение на коже, соответствует размерам стандартной изоленты, но остатков материала нет. — Она откинулась на пятки. — Что еще ты видишь, Трухарт?

— Местоположение…

— Нет, сначала тело. Сосредоточься на ней. Она мертва уже несколько дней. Есть следы жестоких пыток. Горло перерезано, и, в соответствии с предыдущим почерком, она была жива, когда в нее вонзили нож. Что ты видишь?

Трухарт сосредоточенно наморщил лоб, потом покачал головой:

— Извините, мэм.

— Она чистая, Трухарт. Что с тобой будет, если кто-то наносит тебе ожоги второй степени? Ты не только вопишь от боли и молишь о пощаде. Ты мочишься и ходишь под себя, тебя рвет. Твое тело взрывается изнутри, опорожняется. Но она чистая. Кто-то ее вымыл, да так тщательно, что позаботились даже убрать остатки кляпа. Вот увидишь, мы не найдем ни единого следа. — Она наклонилась и принюхалась. — Больницей пахнет. Антисептик. Может, в лаборатории определят, какой именно. Хотя вряд ли это актуально.

Ева выпрямилась и, положив руки на бедра, еще раз оглядела переулок. Обычный перегруженный утилизатор мусора, но, в отличие от других переулков, этот довольно чист. Граффити на стенах — кстати, довольно артистичные рисунки, — но нет того мерзкого мусора, который остается после наркоманов, проституток с их клиентами или бездомных бродяг, ночующих на улице.

Ева повернулась к первому патрульному, прибывшему на место:

— Что вам известно об этом ресторане и что за контора по соседству?

— Вообще-то тут общественный центр «зеленых». Ремесла, занятия в классах и все такое. Ресторан тоже их. Выращивают всякую зелень в парке «Гринпис», остальное привозят из своих коммун. Место чистое, в основном здоровая пища.

— И переулок они тоже содержат в чистоте, — заметила Ева.