Катя лежала рядом со мной на диване, улыбаясь в потолок, на котором иногда плыли сполохи от фар проезжавших внизу машин. Это было такое кино на белом экране – про ночной город, в котором миллионы людей.

– С тобой точно можно спасать человечество… – негромко сказала она.

– Тогда поработаем, – ответил я.

– Что?

– Это мы на войне так по связи говорили. Ну, когда все готовы, когда все на местах. Поработаем. Это значит – пора начинать.

– Мне тебя не хватало очень. Здесь ведь тоже почти как на войне, только не так часто стреляют. Хочется, чтобы рядом был тот, кто уже убивал, как ты.

– Зачем? – я заподозрил неладное.

– Затем, что в шоу-бизнесе одни педерасты. Для них женщина – недоразумение, ошибка природы. Меня там просто некому воспринимать всерьез. А тебя они вынуждены будут воспринимать очень серьезно. Они великолепно разбираются в людях и чувствуют не показную, а реальную, внутреннюю силу.

– И что?

– Мне нужен продюсер.

– Для продюсера денег у меня маловато.

– Похоже, ты меня тоже не воспринимаешь всерьез, – грустно вздохнула она.

– Ну вот, начинается. С чего бы такие претензии?

– С того! Я тебе полчаса объясняла, что деньги ничего не стоят, а ты сейчас мне снова о них. Я хочу всем доказать, что ум и умения гораздо важнее любых денег, что на самый верх можно пробиться за счет способностей. Это будет наш личный вклад в спасение человечества. Ты-то веришь, что это возможно?

Мне трудно было ответить. Врать не хотелось, а говорить правду прямо сейчас было больно. Я подумал, что, может быть, у нее есть план, может, я многого не понимаю в делах шоу-бизнеса.

– Не знаю, – ответил я. – Надо попробовать.

– Ты – лучший, – улыбнулась она. – Вместе мы порвем этих гадов, как марлевые трусы.

Усталость от бурно прожитого дня и не менее бурного секса накатывалась на меня волнами. Глаза все труднее было держать открытыми, а в ушах все громче и настойчивей слышался шум ливня из сферы взаимодействия. Катя заметила, что я клюю носом.

– Хочешь спать?

– Да, если честно.

– Тебе завтра когда на работу?

Мне не хотелось говорить, что наша контора приказала долго жить, но от вранья Кате я твердо решил раз и навсегда отказаться.

– Меня выгнали.

– Что же ты сразу не сказал?

– Не знаю. Не думал, что мы так сблизимся. Точнее, не надеялся.

– Ладно. Утро вечера мудренее. Встань, надо застелить как следует.

Она глянула на меня, и тут же по ее лицу пробежала тень чуть испуганного удивления.

– Что с тобой? – напряглась она. – Ты зеленый весь и темные круги под глазами.

– Устал, – отмахнулся я.

– Ты на обдолбанного наркомана похож, а не на уставшего. Сколько дней не спал? На Кирилла пахал?

Как хорошо, когда можно безболезненно говорить правду!

– На него.

– Днем и ночью?

– Да, так получилось.

– Сволочь он. Извини, что я тебя притащила тогда на эту дурацкую студию.

– Да нет, я не жалею. Серьезно. До того, как все началось, я, конечно, знал, что по телику врут, но от правды был очень далек.

– А сейчас?

– Трудно сказать… Видеть я стал иначе, это точно. Но кто знает, может быть, та правда, которая мне открывается, просто новый слой лжи? Не может правда ежедневно становиться новой.

– Не понимаю. Что ты имеешь в виду?

– Совсем недавно я гордился тем, что выбрал путь борца с иллюзиями. Мне не хотелось никому ничего доказывать, просто я решил сам отказаться от иллюзий, которые нам навязывают. И знаешь, какую иллюзию я поборол первой?

– Нет.