вовсе приобрела рыжеватый оттенок. Стало видно на расстоянии вытянутой руки, однако все равно приходилось ползти.

– Угольную золу ударной волной смело в нашу сторону, – прикинул Андрей. – Чем ближе к эпицентру, тем должно быть светлее. Здесь уже глиняная пыль. Она тяжелее и будет оседать быстрее.

– Интересно, бомба была сильно «грязной»? – спросил я.

– Вряд ли. Судя по габаритам, это одна из последних моделей, а они уже не с ядерными запалами, а с лазерными. Чистая физическая энергия термоядерного синтеза.

– Да уж…

Я реально ощущал, как меня пронизывают миллиарды разогнанных до смертоносной скорости частиц. Хрен там, что люди не чувствуют радиации. Хрен там!

Вскоре начали попадаться обломки, сначала совсем мелкие, не крупнее гравия, затем побольше – булыжники. В темноте я чуть не напоролся животом на торчащий из кучи щебня лист керамзитной брони, заостренный по краю, словно лезвие бритвы.

– Мать его… – вырвалось у меня. – Так и кишки, не ровен час, упустишь.

– Под ноги смотреть надо, – буркнул Андрей. По-прежнему его не было видно. Хотя нет. Силуэт потихоньку начал проявляться.

Чем светлей становилось, тем легче было пробираться вперед. Вскоре мы уже бодро вышагивали в рыжей пелене поднятой взрывом пыли – видимость увеличилась метров до сорока. Паника у меня начала потихоньку проходить, хотя кожу определенно жгло, и я был уверен, что это от радиации. А может, нервное. Хорошо, если нервное. А то не хватало еще импотентом стать в самом расцвете сил.

В лицо подул ветер – редкий гость в мире вечного ливня. Не иначе как тоже последствие Витиного фейерверка. Дышать стало легче, пыль заклубилась, и ее начало полосами сносить нам за спины.

– Небо! – воскликнул Андрей.

Я поднял глаза и невольно улыбнулся – хоть и зеленое, а не голубое, но небо было видеть приятно. Синее солнце широко раскинуло в вышине лохматую корону. Чужое солнце – не наше. Но это куда лучше, чем кромешная тьма. А опустив взгляд до уровня горизонта, я чуть не вскрикнул, такой вид впереди открылся.

Перед нами, менее чем в километре, прорезало земную твердь широченное ущелье. Точнее, о том, что это ущелье, можно было лишь догадываться, поскольку противоположного края видно не было. Такое ощущение, что здешний мир попросту заканчивался обрывом, как в древних мифах о плоской Земле, внизу, за кромкой, клубилась плотная аморфная масса серого цвета – нечто среднее между плотным дымом, пылью и жидкостью. Турбулентность этой среды была такова, что невольно вспомнились ураганы Юпитера, заснятые с американского «Вояджера».

От грозных укреплений мизеров действительно почти ничего не осталось – если приглядеться, можно было разглядеть на краю обрыва лишь сложный рисунок остатков фундамента. Воронки тоже не было. Сначала я не понял, почему, а потом догадался. Точнее, увидел еще кое-что, и это произвело на меня неизгладимое впечатление.

Вот что видно человеку с края обрыва, если глядеть вперед? Другой край обрыва. А если другой край обрыва черт-те где, за горизонтом, если земля обрывается не в реку, а в океан? Тогда видно горизонт, здесь же с горизонтом были проблемы – пространство просто растворялось в блеклой дымке, сливавшейся с зеленым небом. Так же и клубящаяся масса постепенно теряла четкость и скрывалась в дымке. Такое ощущение, что мир и впрямь плоский, что горизонт тут попросту не предусмотрен конструкцией.

И вот прямо из этой дымки, черт-те откуда, выпирал на нас огромный фрагмент Моста. Вот тут уж точно с заглавной буквы надо писать, потому что ширина пролета, на прикидку, была метров двести, не меньше. Видимая длина (глазомер у меня наработанный) составляла километров двенадцать, если и меньше, то ненамного. Дальше пролет постепенно растворялся все в той же дымке. А от нас уцелевший фрагмент начинался не далее чем в трех километрах.

– Ни хрена себе… – шепнул Андрей, глядя на выпирающий из ниоткуда Мост. – Да он крепкий, как…

Ему не удалось подобрать сравнение. В крепости сооружения сомневаться действительно не приходилось – термоядерным боеприпасом удалось обрушить лишь весьма незначительный фрагмент. Понятно, почему на земле нет воронки, – Цуцык затащил рюкзак с бомбой внутрь, и она рванула на самом Мосту, над ущельем, уничтожив начальный пролет и почти повредив край обрыва. Точнее, повредить она его повредила как следует, обвалив добрый ломоть, да только на воронку это похоже не было.

– Куда же он ведет, этот Мост? – негромко спросил я.

– Любопытно… – вздохнул Андрей. – Но вряд ли мы когда-то узнаем.

Прав он. Вряд ли кто-то из нас еще раз окажется в сфере взаимодействия. Каким бы уродом ни был Кирилл, но он честно выполнял условия договора. Раз сказано – воюем только по доброй воле и до первого отказа, значит, так тому и быть. Искорка первой озвучила, что этот раз – последний. По крайней мере для нее. Теперь Андрей… А я? Да со мной все понятно… Если честно, то кабы не грибная дурь, я бы и в этот раз не вернулся в мир вечного ливня. Как может один день все изменить! Как может перевернуть уже сложившееся, казалось, мировоззрение… Один день и один человек. Катя.

Я поднял глаза к небу и улыбнулся.

– О, вот и Искорка нас догоняет, – произнес Андрей.

Обернувшись, я увидел Ирину, бредущую через расчищенное взрывом пространство. Удивительно маленькой она мне показалась в черно-рыжей пустыне, удивительно беззащитной. Винтовку она тоже бросила, чтобы не переть с собой бесполезное теперь оружие. Помахала нам, я ей ответил.

– Пойдем, она догонит… – Андрей прикрыл глаза от солнца и со вздохом глянул в сторону обрыва. – Страшновато будет прыгать. Без парашюта…

– А придется.

Корректировщик направился к краю здешнего мироздания, а я решил все же дождаться Ирину. Прихрамывает она, что ли?