нервное окончание, которое передает сигнал в мозг. И только сам мозг, получив именно этот сигнал, присваивает ему значение определенного цвета. По сути весь мир просто нарисован на серой стене внутренней поверхности нашего тела. Это карта. Символ. Обозначение.

– И что?

– А то, что вспышки выстрелов, как и все остальное, являются лишь условными сигналами, посылаемыми нашему мозгу. И рассматривать их лучше всего именно как сигналы, как схему, нарисованную на экране радара. То есть нет у тебя никакого противника. Есть только схема перемещения целей, которые тебе необходимо поразить.

– Но ведь смерть от пули совершенно реальна, – сказала Катя.

– Чушь собачья, – возразил я. – Смерть на самом деле наименее реальна из всего существующего. Ведь, когда ты умрешь, ты не сможешь понять, что умерла. Твой мозг не сможет обработать сигнал под названием «смерть», поскольку ничего уже не сможет обработать. Пока сознание в тебе теплится, в нем теплится и надежда выжить, а когда сознание угасает, ты уже не можешь осознать ничего. В результате каждый человек обладает личным бессмертием. Он сам не может зафиксировать свою смерть, а реально существует лишь то, что можно зафиксировать. Получается, что чужая смерть для тебя реальна, а твоя будет реальна лишь для того, кто ее увидит или узнает о ней. Но не для тебя.

– Интересная концепция…

Я глянул в Катины глаза и понял, что ей действительно интересно.

– Мне об этом рассказал человек, учивший меня стрелять. О нем почти нечего сказать хорошего, он был отпетым негодяем, способным продать собственную мать на органы. Но когда дело касалось стрельбы, в его словах появлялась особенная философия. Как только он впервые протянул мне заряженный пистолет, я услышал от него то, что он считал самым важным. Когда человек берет в руки оружие, он должен быть готов не только и не столько убить, сколько умереть.

– Но ты же говорил, что личной смерти нет, – подняла взгляд Катя.

– Конечно. В том-то и смысл. Самое главное во владении оружием – смерть. Но поскольку личную смерть человек не в состоянии зафиксировать, все теряет смысл. Владение оружием, бои, перестрелки превращаются просто в игру. В игру, где основным смыслом является поражение цели. Ошибиться в этой игре невозможно, поскольку ошибку нам зафиксировать не дано. Любой огневой контакт из-за этого превращается в беспроигрышную лотерею. Победить можно, а проиграть нет. Понимание этого позволяет сохранять разум холодным и ясным, а весь мир и его изменения воспринимать просто как схему на экране компьютера. Именно из этого рождается тактика огневых контактов. Например, ты знаешь, в чем смысл термина «прикрыться огнем»?

– Первый раз слышу, – еще больше заинтересовалась Катя.

– Именно этот тактический ход позволил мне одержать победу в известной тебе стычке. Существует один удивительный фактор, который сложно объяснить рационально. В нем много мистики, но на практике он прекрасно работает. Запомни: в стреляющего человека очень сложно попасть. Чтобы поразить цель, ведущую непрерывный огонь, необходима очень крепкая воля. Потому что стреляют-то в тебя. И только осознание невозможности проигрыша может помочь тебе поразить цель. И напротив, в убегающего человека попасть проще простого, он словно притягивает к себе пули. В результате получается, что, когда противник не виден, когда ты не можешь заметить вспышки выстрелов или направленное в тебя оружие, стрелять и поражать цели намного проще. Звучит противоречиво, но это факт. Надо только знать это. Когда не видишь противника, надо просто стрелять. Отправлять пули веером в том направлении, где противник теоретически может находиться. Пули сами найдут его.

– И все?

– Конечно, не все. Я же говорил, дальше вступают в силу чисто стрелковые навыки и выигрывает тот, у кого больше боевого опыта. Это тоже важно, но нарабатывается оно на стрельбище, а не в бою.

Пока Коча ходил кругами вокруг поляны, выискивая и собирая нужную ему траву, я еще много чего рассказал рассевшимся рядом со мной стрелкам. Я сел на излюбленного конька, меня понесло и несло все сильнее, когда я видел огонь заинтересованности в Катиных глазах. Совершенно подсознательно и незаметно, неуловимыми движениями мы с ней приближались друг к другу, пока наши бедра не соприкоснулись. Касание меня обожгло. Я вздрогнул, поднял взгляд на Катю и увидел, что она смотрит на меня так же, как я на нее – с удивлением и легким испугом. А затем мы оба смутились, чуть отстранились и сделали вид, что ничего не произошло. Однако сердце мое молотило, как вал разогнанной до предела турбины, и я физически ощущал, что сердце Кати бьется в такт с моим.

Когда небо пожелтело от близости вечера, австралиец наконец сообщил, что закончил работу. На самом деле я заметил, что последний час он не занимался сбором, а тщательно сминал ногами траву, превращая ее в совершенно неузнаваемую массу. Затем он соорудил из жердей носилки, погрузил на них груду темно- зеленого месива и, довольный, уселся рядом.

– Ну вот, теперь появилась работа и для меня, – с притворным недовольством вздохнул я.

– Ты о чем? – не поняла Катя.

– Носилки надо тащить. Ценный груз.

Я поднял носилки спереди, Коча сзади, а стрелки двинулись в сторону лагеря по обе стороны от нас. Путь не был долгим, похоже, Кочина трава росла тут повсюду, и на километр от лагеря мы отошли лишь приличия ради. Во главе отряда двигалась Катя, держа винтовку на сгибе локтя, как когда-то учили меня. Двигалась она как кошка, точнее, как тигрица, крадущаяся сквозь джунгли. Ее полосатая майка только усиливала это ощущение.

Преодолев около трети пути, я ощутил какое-то неуловимое изменение в окружающем пространстве. Секунда у меня ушла на то, чтобы понять – перестали петь птицы. А произойти это вечером могло только в том случае, если их кто-то недавно спугнул и они скопом перелетели на другие деревья. Тут же и Коча рванул на себя носилки.

– К бою! – выкрикнул я, отпуская жерди и перекатываясь в траву.

Стрелки отреагировали, на мой взгляд, слишком вяло – я уже выхватил пистолет и привел его в состояние боеготовности, а они все еще двигались во весь рост, рискуя попасть под мои же пули.

– Ложись! – скомандовала Катя, вскидывая винтовку к плечу.

За густыми зарослями ничего не было видно, и я понятия не имел, в кого она собирается стрелять, но