– Да хоть курткой! – у меня уже ни сил, ни нервов не было разговаривать.

Она что-то пробовала привязать, но видимо не получилось. Хорошо хоть гравилет опускался довольно быстро. Глянув вниз, я удовлетворенно заметил, что до земли осталось метров семьдесят. Прыгать в воду, теоретически, можно метров с тридцати, хоть и с риском. Так что можно было уже готовится.

– Готовься прыгать! – крикнул я Ольге.

– Тут уже невозможно сидеть! Я прыгаю!

– Подожди! – Я попытался остановить напарницу.

Но тщетно – она выбралась на приборную панель кабины и молча, очень сосредоточенно, прыгнула вниз. У меня дух захватило считать секунды ее падения. Но она показала себя умницей – не стала лететь «солдатиком», а распласталась в воздухе, растянув полы куртки, чтобы повысить сопротивление воздуха. И только перед самой поверхностью воды вытянулась в струнку ногами вниз и исчезла в пенном фонтане, бурунах и поднятых волнах. Док, не медля, бросился с обшивки батиплана в воду, а я, глянув на кабину гравилета, ужаснулся вырываюшимся из нее языкам пламени. В общем-то ув Ольги не было выбора – пожар бушевал вовсю.

Только секунд через десять я увидел чуть в стороне от места падения Ольгину фигуру. Трудно было рассмотреть с высоты, в каком состоянии находилась моя напарница, так что мне оставалось только надеяться на благоприятное стечение обстоятельств и помощь Дока. К тому же надо было выбираться самому.

Я попытался ослабить ремень, которым была привязана к скобе рука, но тот не поддался ни с первой, ни со второй попытки. Петлю затянуло под моим весом, а пальцы свободной руки так ослабли от приложенных усилий, что еле слушались. Между тем гравилет снижался довольно стремительно.

Вскоре рядом с мелькавшей на поверхности Ольгой появился Док. Видимо моя напарница все же была без сознания, судя по тому, как он начал ее транспортировать к батиплану.

– Эй! – закричал я, что было сил. – Док! Я не могу отвязаться!

Не знаю, расслышал он или нет, но виду не подал никакого. Он выволок Ольгу на обшивку корабля, уложил на спину и принялся что-то говорить в гарнитуру. Наверное вызывал подмогу. Я же ощутил себя совершенно в отчаянном положении. В бою не так страшно, там, даже если суждено погибнуть, до конца сохраняется надежда выиграть схватку. А тут гравилет тащил меня к воде, как барана на бойню. Когда до поверхности океана оставалось не больше десяти метров, я снова окликнул Дока. Меня от батиплана на тот момент отделяло метров сорок. Бывший повар оглянулся и, поняв, что происходит, не медля прыгнул с борта.

Перед самой водой, я догадался хорошенько провентилировать легкие, а когда ноги уже погрузились, я набрал побольше воздуха и задержал дыхание. Сверху на воду лег гравилет, накрыв меня и не давая возможности всплыть и глотнуть воздуха. Обшивка так раскалилась, что с десяток секунд все кипело вокруг, но вскоре машина заполнилась водой и перевернулась вверх днищем, выдрав меня на свежий воздух. Я жадно задышал, закатив глаза.

Но это блаженство, омраченное лишь клубами удушливого дыма, продолжалось не долго – отяжелевший гравилет продолжал тонуть, грозя снова утянуть меня на глубину. Пришлось снова продышаться, давясь гарью, и задержать дыхание. Машина заполнилась водой, погрузилась и потащила меня за ремень. Дело было плохо. Глаза под водой я закрывать не стал, хотя там без маски видны лишь размытые нечеткие формы. Пока хватало дыхания, я пытался отвязать намокший ремень. Затем догадался подтянуться за скобу и драть узел зубами. Так пошло лучше, но глубина нарастала слишком быстро, и так же быстро иссякал кислород в крови, оставляя судорожную тяжесть в груди.

Я понял, что утону. Что Док не успеет, просто не может успеть меня догнать. К тому же под водой не так просто вообще что-то найти. А гравилет погружался и погружался. Я много раз думал о собственной смерти, но никогда и предположить не мог, что она окажется настолько идиотской. Сердце все сильнее колотилось, пытаясь протолкнуть по жилам загустевшую кровь.

Сначала мне стало страшно, а потом я вдруг осознал, что изменить все равно ничего нельзя. Что надо просто расслабиться и дождаться наступления смерти. Ведь когда-нибудь она все равно бы пришла за мной. Это было странное ощущение. Я не паниковал, не дергался, поскольку это было глупее некуда. Но я и не спешил нахлебаться воды. Я просто ждал, уже с чем-то похожим на любопытство, перехода той грани, через которую обратно не возвращаются.

А затем меня разобрал смех. Я вдруг сообразил, что первопричиной моей столь идиотской гибели стало не что иное, как Ольгино опоздание. Легкие судорожно сжались и я, уже не в силах сопротивляться, вдохнул соленую воду, а вместе с ней спасительную темноту смерти.