изящно; разумеется, тому способствовали и несколько коротких танцевальных уроков, взятых в последнюю неделю перед балом, Придворные последовали примеру королевской четы, и блестящие пары закружились на мозаичном полу. В зале было светло и празднично. И никто не обратил внимания на легкий ветерок, от которого задрожало пламя свечей на одной из люстр. Никто не заметил, как горящие глаза, беспощадные и алчные, всматриваются в зал сквозь одно из приоткрытых окон. Таинственный взгляд был прикован к грациозной фигуре королевы. Затем глаза исчезли, и окно затворилось.
Загремел большой бронзовый гонг, извещая о перерыве. Гости, разгоряченные танцем, пили освежающее охлажденное вино и туранский шербет.
- Конан, я хочу подышать свежим воздухом, мне здесь душно, - с этими словами королева открыла дверь и вышла на балкон. Король было направился следом за ней, но его остановила группа юношей, просивших рассказать какой-либо из эпизодов его бурной жизни. Правду ли говорят, что он был вождем легендарных гулистанцев в горах Химелии? Правда ли, что он убил кровожадного Кхара, главаря шемитских грабителей? Был ли он пиратом? Вопросы следовали один за другим. Конан отвечал на них кратко и уклончиво. Что-то неуловимое, подсознательное, внушало ему беспокойство, звало выйти на балкон к его возлюбленной супруге, хотя, казалось бы, ничто не предвещало опасности, ничто не угрожало Зенобии ни в столице, ни тем более в этом замке, окруженном солдатами и полном преданных друзей Но король нервничал. Его не оставляло чувство надвигавшейся беды, возможной гибели... Повинуясь неведомому внутреннему голосу, он прекратил разговоры и решительно направился на балкон, где одиноко маячила фигурка королевы. Она стояла к нему спиной со слегка развевающимися от холодного бриза волосами. Конан облегченно вздохнул. Предчувствия обманули его. Он уже почти достиг балкона, когда Зенобия вдруг, буквально на его глазах, исчезла. Мрак воцарился вокруг. Ледяное дыхание пронеслось по залу, земля задрожала, и в кромешной тьме присутствующие услышали громкий крик королевы. Когда тьма рассеялась, Конан, подобно пантере, прыгнул на балкон, опрокидывая на пути гостей и столики с вином. Второй крик донесся уже издалека. Выбежав на балкон, Конан остановился. Пусто. Ничего, что могло бы вызвать подозрения... Непроизвольно Конан глянул вверх. По темному небу, точно в фантастическом сне, скользили очертания ужасного чудовища, державшего в объятиях маленькую серебристую фигуру, в которой король тотчас же узнал свою жену. Взмах сильных крыльев, напоминавших крылья летучей мыши, уносил монстра на восток.
На мгновение Конан словно окаменел. В глазах его бушевали холодная ярость и страшное отчаяние. Когда король повернулся к придворным, они отшатнулись - так ужасен был его лик. Не проронив ни звука, будто сомнамбула, он прошел через зал, опрокидывая людей, столики и кресла, попадавшиеся на пути. Прежде чем покинуть помещение, Конан на секунду задержался у стены, увешанной оружием, и решительно снял тяжелый обоюдоострый меч, который верно служил ему во многих схватках. Потом, обернувшись к присутствующим, киммериец с жаром произнес:
- Клянусь Кромом, вы не увидите своего короля до тех пор, пока королева не будет возвращена, и если этого не случится - я не достоин королевского венца. Клянусь, я найду и убью этого негодяя, даже если его охраняют все армии мира!
И Конан издал такой ужасный клич, полный горя и гнева, что зал невольно содрогнулся и лица многих из гостей сделались смертельно бледными от охватившего их суеверного страха.
Король вышел.
Просперо торопливо направился вслед за королем Троцеро, чуть замешкавшись, окинул всех горящим взглядом и тоже покинул зал.
Дрожащий голос пойнтайнской графини прозвучал в тишине:
- Что значил этот ужасный крик, от которого кровь заледенела в жилах? Так кричат только погибшие души, когда скитаются в бесконечных пустынях мрака.
Седовласый граф Рамон, ветеран пограничных войск, быстро ответил:
- Ваша догадка верна, миледи. Это боевой крик киммерийца. Такой крик он издает, когда кидается в битву с полным безразличием и презрением к смерти. Я его слышал однажды, когда шел штурм Венариума; черноволосые варвары лезли на стены, не обращая внимания на ливень стрел и сверкающие мечи обороняющихся.
Тишина воцарилась над толпой.
- Нет, Просперо, нет! - тяжелый кулак Конана обрушился на столик. - Я поеду один. Если я возьму с собой многочисленное войско, то подвергну королевство опасности. Немедийцы не забыли, как мы разбили их. Коф и Офир также не заслуживают доверия. Я поеду не как король Аквилонии - с рыцарями и уланами, а как Конан из Киммерии, известный искатель приключений.
- Но, Конан, - Просперо обратился к королю с непринужденностью, которая была принята между ними, - ты не можешь позволить себе рисковать жизнью в опасном походе. В одиночку ты, неровен час, и не достигнешь своей цели, зато во главе пойнтайнских рыцарей ты смело встретишь любого врага. Позволь ехать с тобой!
Голубые глаза Конана жестко сверкнули, и он отрицательно покачал головой:
- Нет, друг мой. Я чувствую, что должен сам вернуть жену. Помощь моих рыцарей не гарантирует мне успеха. Ты останешься командовать армией на время моего отсутствия, а Троцеро будет управлять делами королевства. И если я не вернусь через два года - выберите себе нового короля.
Конан снял с головы тонкий золотой обруч и положил на дубовый столик. Минуту он стоял, размышляя. Троцеро и Просперо больше не пытались отговаривать его. Они знали своего короля и знали также, что он всегда выбирает пути необычайные и для простых смертных - странные. Своим варварским умом, не скованным предрассудками цивилизованной жизни, он был способен отыскать решение, заведомо недоступное ни для кого другого. Перед ними стоял не только король, чью жену похитили злодеи, перед ними был воин, готовый бороться с любыми неведомыми силами, человек, который не плакал и не бился в истерике, но затаил в своем сердце ужасную ярость и непреклонную решимость.
Пожав широкими плечами, Конан нарушил тишину:
- Я еду один! Лошадь, Просперо, и одежду купца!
- Куда ты направляешься? - спросил генерал.
- В Канарию к чародею Пелиасу из Кофа. Я подозреваю, события этой ночи разыгрались не без помощи черной магии. Это летящее чудовище не было обычной птицей. Я никогда не просил помощи у колдунов, но теперь, похоже, мне понадобится совет Пелиаса.
В это самое время, приложив ухо к замочной скважине, по другую сторону тяжелой дубовой двери подслушивал какой-то человек. Последние слова вызвали, кривую ухмылку на его лице. С вороватой улыбкой он отступил в одну из ниш в стене коридора, задрапированную тяжелой тканью. Он слышал, как дверь в комнату открылась и Конан и его друзья вышли. Вскоре их шаги прогремели по лестнице и стали постепенно затихать. Шпион выждал, пока не смолкнет последний звук, а затем осмотрелся и крадучись двинулся по коридору. Одетый в платье слуги, он пересек двор, не вызвав ни у кого подозрений. На несколько минут он скрылся в комнате для прислуги и уже вскоре появился закутанным в широкий шерстяной плащ - в это время года ночи были довольно прохладны. Сказав пароль охраннику, он вышел через ворота и направился в западную часть города.
Никто не следовал за ним. Его путь пролегал по узким улицам и переулкам. Луна изредка пробивалась из-за туч, освещая дорогу. Стражники в остроконечных шлемах, вооруженные алебардами, парами патрулировали улицы, негромко перебрасываясь словами. Проститутки высовывались из окон и окликали запоздалых прохожих. Некоторые из самых ретивых, как правило, весьма красивые, демонстрировали свои прелести через прозрачные шали. Другие, усталые и раньше времени увядшие, и оттого сверх меры накрашенные туранскими румянами, вели себя поскромнее. Но человек торопливо продолжал свой путь, не обращая внимания на их призывы.
Немного погодя шпион подошел к большому зданию, окруженному садом. Сад был обнесен высокой стеной, но в одном месте находилась маленькая дверь. Человек четырежды стукнул бронзовым кольцом. Дверь открыл смуглый гигант Стигион, одетый в белое. Человек прошептал несколько слов, после чего быстро прошел в дом, погруженный во мрак. Светилось лишь одно окно. Дом явно принадлежал не аквилонцу. Тяжелые гобелены и картины в дорогих рамах украшали стены, причем преобладали сюжеты отчетливо восточного характера - куполообразные храмы, белые зиккураты, люди с тюрбанами на головах и
