написал бы эту сцену. Глория Дюбари в монашеском одеянии подкрадывается сзади к неустрашимому биографу. Надеюсь, ты оденешь меня во что-нибудь воздушное… Глория заносит нож… нет, слишком грязно. Она вытаскивает револьвер… нет, слишком примитивно. Вот! Она душит жертву четками. Ну как?

– Ничего смешного. – Пол отложил пресс-папье. – Джулия, позволь мне прослушать записи.

– Ты знаешь, я не могу это сделать.

– Я хочу помочь тебе.

Он был так трогательно терпелив, что Джулия коснулась его руки.

– Пол, я высоко ценю твою заботу, но не думаю, что нуждаюсь в помощи.

Пол опустил глаза на ее тонкие изящные пальцы.

– А если тебе понадобится помощь, ты обратишься ко мне?

Джулия задумалась.

– Да. – И улыбнулась, поняв, что совсем не трудно и не опасно доверять кому-то. – Да.

Пол перевернул ладонь и обхватил ее пальцы.

– Если ты решишь, что Ева нуждается в помощи? На этот раз Джулия не колебалась.

– Ты будешь первый, к кому я обращусь.

– Теперь я хочу спросить еще кое о чем. Ты веришь, что небезразлична мне?

Джулия не могла бы сказать, что не ждала подобного вопроса, но это не облегчало ответ.

– В данный момент верю.

Это предложение сказало ему гораздо больше, чем простые «да» или «нет».

– Все в твоей жизни было таким временным? Его рука была слишком крепкой, ладонь более шершавой, чем можно ожидать от мужчины, работающего со словами. Однако Джулия могла бы сопротивляться его хватке, но не могла противостоять его взгляду.

Если Фрицу лгать невозможно, то лгать Полу просто бесполезно. Он видит ее насквозь.

– Думаю, что, кроме Брэндона, да.

– И ты хочешь оставить все как есть? – Пол действительно должен был знать и поэтому чувствовал себя неловко.

– Я не думала об этом. – Джулия встала, надеясь отойти подальше от края пропасти, который – когда она забывала об осторожности – оказывался слишком близко.

Не отпуская ее руки, Пол свободной ладонью обхватил ее лицо.

– Пора заставить тебя задуматься.

Пол целовал ее почти так же, как в последний раз, с той же страстью, с подавляемым гневом и с отчаянием. Он чувствовал ее неуверенность, смятение, и вдруг ее кожа стала согреваться – или ему так показалось? От легкого привкуса паники на ее губах у него закружилась голова.

Он сжал ее бедра своими ногами, покусывая зубами, поглаживая языком ее губы, просунул руки под футболку, пробежал ладонями по ее спине, и она застонала от удовольствия.

Джулия дрожала, ее кожа то разгоралась, то леденела, то покрывалась испариной под его прикосновениями. Но страх отступал, не в силах сражаться со всеми остальными чувствами. Желания, на которые она так долго не обращала внимания, как прилив, смывали все на своем пути. Все, кроме него.

Ей казалось, что она парит, цепляясь за него, в нескольких дюймах над полом. И она могла бы так парить бесконечно, купаясь в ощущениях, слабея… и подчиняясь. Волшебство, сон…

Когда Пол обрушил жаркие поцелуи на ее шею, она вдруг поняла, что вовсе не парит, а медленно идет за ним из кабинета… в гостиную… к лестнице.

Реальность. В реальном мире подчинение часто равносильно капитуляции.

– Куда мы идем? – Это ее шепот, такой хриплый и сдавленный?

– В этот раз, в первый раз, тебе нужна кровать.

– Но… – Джулия попыталась пробить туман, окутавший мозги, но его губы снова отвлекли ее. – Сейчас ведь утро.

Его смех был таким же лихорадочным, как ее пульс.

– Боже, ты прелесть, Джулия. Даю тебе последний шанс. – Сгорая от нетерпения, он сдернул с нее футболку и отшвырнул в сторону. – Ты хочешь, чтобы я ждал до захода солнца?

Она тихо вскрикнула, то ли от тревоги, то ли от восхищения, когда он обхватил ее грудь.

Пол прижал ее спиной к стене, лаская, искушая сильными ловкими руками. Он тяжело дышал, словно взобрался на вершину горы, и Джулия чувствовала теплый трепет его дыхания на шее, щеках, губах.

Он сойдет с ума, он умрет, если не испробует эту нежную, как вода в озере, плоть.

– Так что ты хочешь, Джулия?

– Это. – Теперь уже она тянула его в спальню. – Тебя. – Дрожащими от нетерпения пальцами она попробовала расстегнуть пуговицы его рубашки. Господи, откуда эта необходимость прикоснуться к нему? Откуда эта невыносимая жажда, этот пожирающий изнутри огонь… – Я не могу… так давно. – Наконец она уронила руки, проклиная свою неловкость, и закрыла глаза, спасаясь от унижения, стыда.

– У тебя прекрасно получается. – Пол едва сдержал смех. Она и не представляет, что творит с ним своей неловкостью, своими словами. – Расслабься, Джулия, – прошептал он, увлекая ее на кровать. – Все лучшее вернется к тебе само собой.

Она выдавила жалкую испуганную улыбку.

– Так говорят о езде на велосипеде, но я всегда теряю равновесие и падаю.

Пол лизнул ее в подбородок и оцепенел. Ее ответная дрожь поразила его, как удар в солнечное сплетение.

– Я дам тебе знать, если ты зашатаешься.

Джулия протянула к нему руки, и он обхватил ее запястья, стал целовать ее пальцы. Слишком быстро, нельзя так спешить, упрекнул он себя, следя за ней в слабом свете, проникающем сквозь опущенные шторы. Ей необходима нежность, терпение.

Что-то изменилось. Джулия не понимала, что именно, но изменилось. Настроение, атмосфера… такие же возбуждающие, но более сладкие. Его прикосновения больше не были властными. Его пальцы, словно пробуя, скользили по ее телу. И когда он поцеловал ее, она не почувствовала отчаяния. Он словно просил ее, умолял – и невозможно было отказать ему.

Пол чувствовал, как она медленно расслабляется и, словно горячий воск, тает под ним. Он никогда не сталкивался с такой безоговорочной капитуляцией, с таким доверием и уже казался себе героем. И хотел дарить ей больше и больше обещать.

Медленно, не сводя глаз с ее лица, он стянул ленту с ее волос, и они темным золотом рассыпались по розовому покрывалу. Ее губы раскрылись, и он коснулся их нежно, мягко, ожидая, пока она сама поцелует его. И когда ее язык метнулся и сплелся с его языком, утонул в поцелуе.

Возбуждение затуманивало ее сознание, мешало дышать. Хотя ее пальцы еще дрожали, пуговицы его рубашки поддались, и она с долгим удовлетворенным вздохом прижалась к его обнаженной груди, услышала, как бьются в унисон их сердца.

Пелена сменяющихся ощущений накрыла ее, вытеснив все сомнения. «К черту осторожность, Джулия. Живите, наслаждайтесь», – зазвенели в ушах слова Евы. Да. Она хотела, она жаждала пира.

Ее губы метались по его лицу, шее. Она впитывала этот пьянящий, почти животный вкус мужчины. Он что-то сказал, хрипло, резко, и она услышала собственный смех, смех, захлебнувшийся изумленным стоном.

Он целовал ее грудь, и она изгибалась под ним. Ее тело, натянувшееся как струна, словно пело победный гимн. Царапанье его зубов, неожиданная алчность губ, вечный зов плоти ошеломляли ее. Она прижалась лицом к его лицу, требуя и предлагая все, о чем он просил.

И больше.

В этой безрассудной, отчаянной борьбе желаний была свобода, которую она так долго отвергала.

Воздух окутывал их ароматом камелий. Под ними стонали пружины кровати. Солнце, прокравшееся сквозь щели жалюзи, согревало и соблазняло. И при каждом прикосновении Пола ей казалось, что этот свет взрывается ослепительными радугами под ее крепко сжатыми веками.

Именно этого он добивался. Этой томительной дрожи перед кульминацией. Сдерживая собственные желания, он дарил, дразнил, пытал и с восторгом услышал свое имя, сорвавшееся с ее губ.