лице Ева встретила достойного противника. – Если вы хотите, чтобы я кланялась каждый раз, когда вы дергаете за веревочки, я прямо сейчас вернусь в Коннектикут, а наши адвокаты все уладят.

Ева молчала, пытаясь успокоиться, и вскоре уважение к молодой женщине вытеснило гнев.

– Я прожила долгую жизнь, – наконец сказала она. – Я привыкла все делать по-своему. Посмотрим, Джулия, посмотрим, можно ли совместить наши точки зрения.

Ева поднесла стакан к губам, сделала пару глотков и приготовилась открыть давно запертую дверь.

– Расскажите мне, что узнали.

– Дороти Треверс была второй женой Кинкейда, который развелся с ней всего за несколько месяцев до того, как женился на вас. Я не сразу вспомнила, что она снялась примерно в дюжине фильмов второго экрана в пятидесятых. В основном в фильмах ужасов. А потом исчезла из виду. Очевидно, стала работать у вас.

– Не все в жизни так прямолинейно. Треверс начала работать у меня через несколько месяцев после того, как мы с Тони окончательно оформили развод… больше тридцати лет тому назад. Вы находите это странным?

– То, что две женщины, любившие одного и того же мужчину, тридцать лет находятся в таких отношениях? Полагаю, да.

– Любовь? – Ева с наслаждением потянулась. После сеанса с Фрицем она всегда чувствовала себя изумительно. Легкой и полной энергии. – Треверс, может, и любила его очень недолго, но я и Тони поженились из-за честолюбия и похоти. В те дни он был великолепен. Высокий, сильный и безнравственный. Когда я снималась у него в «Параллельных жизнях», его брак уже был обречен.

– У него и Треверс был ребенок, и этот ребенок умер.

Потягивая шампанское, Ева не спешила с ответом. Может, Джулия и загнала ее в угол, но был лишь один способ рассказать эту историю. Ее собственный способ.

– Потеря ребенка разрушила фундамент их брака. Треверс не могла… не хотела забывать. Тони – он всегда был эгоистом – решил забыть. Когда мы начали встречаться, я не знала деталей. Наш роман и последовавший за ним брак не вызвали особого скандала.

Джулия сделала мысленную заметку просмотреть старые номера «Фотоплей» и «Голливуд репортер».

– Треверс была слишком незначительна, чтобы вызвать сочувствие или неприязнь. Не считайте меня высокомерной, это просто правда. Наш маленький треугольник занял несколько колонок и был быстро забыт. Когда Элизабет Тейлор увела Эдди Фишера у Дебби Рейнолдс, люди приняли это гораздо ближе к сердцу. До сих пор не знаю, была ли я той соломинкой, что сломала хребет браку Тони и Треверс.

– Я спрошу Треверс.

– Не сомневаюсь. Хотя вряд ли она вам ответит. А мне, пожалуй, лучше начать сначала, с моего начала с Тони. Как я и сказала, он был очень привлекательным мужчиной, и я уважала его как режиссера.

– Вы встретились в «Параллельных жизнях»?

– О, мы встречались и раньше… как все на этом корабле дураков, но съемочная площадка – крохотный мирок, совершенно оторванный от реальности. Даже не оторванный, а отгородившийся. И как бы ни было тяжело временами, иллюзия затягивает, как наркотик. Вот почему многие из нас обманываются, искренне веря, что отчаянно влюблены в соседа по этому сверкающему мыльному пузырю… на время создания фильма.

– Вы влюбились не в партнера, а в режиссера. Длинные черные ресницы опустились, скрыв глаза, устремленные в прошлое.

– Это был трудный фильм, очень мрачный, высасывающий все силы и чувства. История об обреченном браке, предательстве, супружеской измене и нервном срыве. Целый день мы снимали один и тот же эпизод, в котором моя героиня признает наконец неверность мужа и совершает попытку самоубийства. Я должна была раздеться до черных кружевных трусиков, тщательно подкрасить губы, подушиться. Включить радио и танцевать. Одна. При свечах. Затем открыть бутылку и глотать одну за другой снотворные таблетки, запивая их шампанским.

– Я помню эту сцену, – прошептала Джулия. В ярко освещенной комнате, полной запахов пота и ароматизированных масел, та сцена живо предстала перед ее мысленным взором. – Это было очень страшно, очень трагично.

– Тони требовал возбуждения, почти экзальтации, и отчаяния. Мы снимали дубль за дублем, час за часом. Мне казалось, что меня вывернули наизнанку, что моя душа, мое сердце кровоточат. Когда к концу дня просмотрели отснятый материал, я увидела, что Тони добился своего: изнеможение, ярость, горе и тот свет в глазах, что появляется от ненависти.

Ева улыбнулась улыбкой победителя. Эта сцена была одной из ее лучших работ на экране.

– Когда мы закончили, я ушла в свою гардеробную. У меня тряслись руки. Дьявол, у меня душа тряслась. Он пришел следом, запер дверь. Боже, я помню, как он стоял там, как прожигал меня глазами. Я визжала, рыдала, я выплеснула столько яда, что можно было убить десяток мужчин. Когда он схватил меня, я ударила его. До крови. Он порвал мой халат, я царапалась, кусалась. Он стянул меня на пол, разорвал в клочки трусики, в которых я снималась, и все это, не произнося ни слова. Боже милостивый, мы взорвались в оргазме, как пара диких псов.

Джулия сглотнула комок в горле.

– Он изнасиловал вас?

– Нет. Было бы легче солгать, но к тому моменту, как мы приземлились, я уже обезумела от желания. Я понимала, что, если бы сопротивлялась, он изнасиловал бы меня. И это невероятно возбуждало. – Ева зажгла новую сигарету. – Чертовски возбуждало. Наши отношения были извращенными с самого начала, но это был лучший секс в моей жизни. Всегда почти жестокий, всегда на грани невероятного.

Ева встала, чтобы смешать себе еще один коктейль.

– Я считала себя опытной… – Поджав губы, Ева наполнила стакан до самых краев и то же самое сделала для Джулии. – Унизительно признавать, что я вступила в тот брак невинной, как дитя. Тони был знатоком половых извращений, о которых в те времена даже не упоминали. Оральный секс, анальный, садомазохизм. У Тони был полный шкаф всяких дьявольских штучек. Некоторые я находила забавными, некоторые – омерзительными, некоторые – эротичными. И были наркотики.

Джулия приняла предложенный стакан. Здесь и сейчас ей не казалось странным пить шампанское до ленча.

– С наркотиками Тони опередил свое время. Он наслаждался галлюциногенами. Я сама их пробовала, но меня они никогда не привлекали. Тони был ненасытен во всем. В еде, алкоголе, наркотиках, сексе. Женщинах.

Ева страдает, поняла Джулия. В ней вспыхнуло желание защитить. Она выиграла в схватке характеров, но победа, вызвавшая боль, не радовала.

– Ева, мы не обязаны углубляться во все это. Огромным усилием воли Ева стряхнула напряжение, снова опустилась в кресло.

– Джулия, как вы входите в холодную воду? Дюйм за дюймом или сразу?

– Головой вперед.

– Хорошо. – Ева глотнула шампанского, чтобы очистить горло перед прыжком. – Началом конца стала та ночь, когда он приковал меня к кровати, чего никогда не делал раньше. Бархатными наручниками. Вы шокированы?

Джулия не смогла представить себя настолько беспомощной, в полной власти другого человека. Не смогла представить в таком положении Еву. Является ли такое полное подчинение синонимом доверия?

– Я не пуританка.

– Еще какая пуританка. И это одно из качеств, которые мне нравятся в вас больше всего. Под внешней искушенностью бьется сердечко пуританки. Не сердитесь. Это освежает.

– А я думала, оскорбляет.

– Вовсе нет. Позвольте предупредить вас, юная Джулия, когда женщина попадает в сексуальную зависимость от мужчины, она способна на то, от чего при свете дня сгорает со стыда. Даже если страстно желает повторить свой опыт. – Ева царственно откинулась на спинку кресла, обнимая бокал обеими руками. – Ну, вы сами узнаете. Если повезет.