каждый день.
Девочка кивнула, села рядом и рассеянно посветила фонариком на землю.
– А о нем?
Джейми закрыла глаза. О боже, что делать, как с этим справиться?
– Пытаюсь не думать.
– Он тоже умер?
– Нет. – Джейми нервно потерла губы тыльной стороной ладони. – Он в тюрьме.
– Почему он убил ее?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Ливи, не стоит думать об этом. Это бессмысленно. И не нужно.
– Он рассказывал мне сказки. Катал на спине. Я помню. Я забыла, но теперь вспомнила.
Она продолжала играть фонариком. Луч освещал гнилой ствол, из которого пробивались ростки тсуги и голубой ели. Гнилушку обвивали розетки древесного мха и пучки круглого лишайника. Вид знакомых вещей, которые она могла назвать по имени, успокаивал девочку.
– А потом он заболел и уехал. Так говорила мама, но это была неправда. Он принимал наркотики.
– Где ты об этом слышала?
– Это правда? – Она отвернулась от трухлявого ствола, дарившего жизнь. – Тетя Джейми, я хочу знать правду.
– Да, правда. Мне жаль, что это случилось с тобой, с Джулией, со мной, со всеми нами. Ливи, мы не можем изменить это. Можем только жить и делать то, что в наших силах.
– Значит, именно поэтому я не могу ездить к тебе в гости? Поэтому не хожу в школу с другими детьми и меня учит бабушка? Поэтому моя фамилия Макбрайд, а не Тэннер?
Джейми вздохнула. Она слышала, как в кустах возилась и ухала сова. «Охотники и жертвы, – подумала она. – Все смотрят в оба, пытаясь пережить ночь».
– Мы решили, что будет лучше, если ты останешься в стороне от шумихи, сплетен и посторонних глаз. Твоя мать была знаменитостью. Люди интересовались ее жизнью, тем, что с ней произошло. И тобой. Мы хотели оградить тебя от этого. Дать тебе то, чего хотела бы для тебя Джулия. Спокойное, счастливое детство.
– Бабушка все спрятала и заперла.
– Пойми, Ливи, ей было тяжелее всех. Она потеряла дочь. – «Причем любимую…» – Ты помогла ей пережить это. Тебе понятно? – Она снова взяла Оливию за руку. – Она нуждалась в тебе не меньше, чем ты в ней. В последние годы она посвятила тебе жизнь. Защитить тебя было для нее важнее всего на свете. Может быть, таким образом она защищала и себя. Не ругай ее за это.
– Я и не ругаю. Но пытаться заставить меня все забыть было нечестно. Я не могу поговорить ни с ней, ни с дедушкой. – Ей снова захотелось заплакать. Глаза жгло, но Оливия сдержала слезы. – Мне нужно помнить маму.
– Ты права. Права. – Джейми обняла племянницу за плечи и прижала к себе. – Ты можешь говорить со мной. Я никому не скажу. И мы будем помнить ее вместе.
Оливия довольно вздохнула и положила голову на плечо Джейми.
– Тетя Джейми, у тебя есть видеокассеты с фильмами, в которых играла моя мама?
– Да.
– Когда-нибудь я захочу посмотреть их… Наверно, нам пора возвращаться. – Она встала и серьезно посмотрела на тетку. – Спасибо за то, что ты сказала мне правду.
«Передо мной уже не ребенок, а взрослый человек», – подумала потрясенная Джейми.
– Ливи, я дам тебе еще одно обещание. Это место для меня особое. Если ты даешь слово здесь, то сдержишь его во что бы то ни стало. Я клянусь всегда говорить тебе правду, какой бы она ни была.
– И я тоже. – Оливия подняла ладонь. – Какой бы она ни была.
Они взялись за руки и пошли к дому. На краю поляны Оливия оглянулась. На западе оставалась полоска голубого неба. Над горизонтом вставала бледная луна.
– Показались первые звезды. Они всегда остаются на своих местах. Даже днем, когда их не видно. Но мне нравится следить за ними. Вон мамина звезда. – Оливия показала на крошечное пятнышко у рога полумесяца. – Она зажигается первой.
У Джейми подступил комок к горлу.
– Она была бы довольна. Довольна, что ты думаешь о ней и не грустишь.
– Кофе готов! – крикнула с крыльца Вэл. – Ливи, я сварила тебе с молоком. И пенкой!
– Идем! Она так рада твоему приезду, что даже сварила мне кофе с молоком… – Улыбка Оливии была такой неожиданной, такой детской, что у Джейми защемило сердце.
– Наперегонки! – Оливия пулей понеслась к дому. Ее светлые волосы развевались на ветру.
Именно этот образ – развевающиеся светлые волосы, детское безрассудство и стремительный бег сквозь темноту – навсегда врезался в память Джейми. Она следила за тем, как Оливия расправлялась с десертом, как устроила шуточную потасовку с дедом из-за последнего кусочка, как приставала к Дэвиду, выспрашивая у него подробности встречи с Мадонной на каком-то приеме. И гадала, достаточно ли велика племянница для того, чтобы тщательно скрывать от окружающих свои мысли и чувства, или достаточно мала, чтобы забыть обо всем из-за сладостей и всеобщего внимания.
Сама Джейми предпочла бы последнее. И все же она решила, что Оливия унаследовала часть актерского таланта матери.
Когда Джейми готовилась ко сну в своей бывшей детской, у нее было тяжело на душе. Дочь сестры смотрела на нее так же, как в те страшные дни восемь лет назад. Только на этот раз она не была маленькой девочкой, которую можно утешить объятиями и сказками.
Она хотела правды, а это означало, что Джейми придется вспомнить то, что она всеми силами старалась забыть.
Придется вспомнить несанкционированные биографии, документальные съемки, телевизионный фильм, статьи в бульварной прессе и чудовищные слухи о жизни и смерти сестры. Время от времени они все еще возникали. Молодая, красивая актриса, в разгаре славы зарезанная человеком, которого она любила. В городе, который питался фантазиями и сплетнями, мрачные волшебные сказки часто превращались в прекрасные легенды.
Она сделала все, чтобы этого не случилось. Отказывала в интервью журналистам, не давала разрешения на сценарии, статьи и книги. Пытаясь таким образом защитить родителей, племянницу и себя.
Однако каждый год волна слухов о Джулии Макбрайд вздымалась вновь. В каждую годовщину смерти, думала Джейми, глядя в зеркало перед собой.
Именно поэтому она каждое лето убегала домой. Убегала на несколько дней, чтобы спрятаться от всех так же, как в свое время она прятала Оливию.
Разве они не заслужили покой? Джейми вздохнула и потерла глаза. Но Оливия тоже заслужила, чтобы с ней говорили о покойной матери. Нужно было соединить несоединимое…
Джейми выпрямилась и откинула волосы. Парикмахер посоветовал ей сделать перманент и слегка подкрасить виски. Следовало признать, что он был прав. Это сделало ее моложе. «Тщеславие тут ни при чем», – подумала она. В ее профессии таковы правила игры.
Вокруг глаз появились тонкие морщинки, беспощадно напоминавшие о возрасте, усталости и слезах. Рано или поздно придется подумать о подтяжке. Она намекала на это Дэвиду, но тот только смеялся.
«Морщины? Какие морщины? Не вижу ни одной».
«Ох, уж эти мужчины», – думала Джейми, однако они оба знали, что этот ответ доставляет ей удовольствие.
И все же это не значило, что она может позволить себе не ухаживать за кожей. Уверенными, решительными движениями пальцев снизу вверх она нанесла на шею ночной крем и осторожно втерла в веки крем для глаз. А затем брызнула духами в ложбинку между грудей – на случай, если муж будет настроен романтично.
Такое бывало часто.
Слегка улыбаясь, она вернулась в спальню, где оставила свет для Дэвида. Он еще не пришел, поэтому Джейми тихо закрыла дверь, подошла к высокому зеркалу, сняла халат и приступила к осмотру.
