война, даже партизанская, обходится недешево. Поэтому он и проводил столько времени, убеждая ее. Они использовали ее возмущение в адрес отца до тех пор, пока она не была готова душой и телом отдаться делу феддаинов. Это было важно не из-за того, что она могла лично сделать. Было много других девушек, подготовленных куда лучше ее.

Но ни у кого из них не было отца, который считался одним из богатейших людей мира. У него вырвался вздох облегчения. Послезавтра она будет в тренировочном лагере в горах Ливана. Когда она окажется там и будет под их контролем, может быть, Бадр Аль Фей с большей благосклонностью отнесется к планам, которые он до сих пор отвергал. Иметь ее в руках — это лучше пистолета, приставленного к его голове.

— На проводе Соединенные Штаты, мистер Карьяж, — по-английски сказал телефонист отеля.

— Спасибо, — ответил Дик. На линии был слышен треск и ряд щелчков, а затем прорезался голос.

— Алло, — сказал Дик.

Раздалось еще несколько щелчков и гудящий звук.

— Алло, алло, — закричал он. Внезапно линия очистилась, и он услышал голос своей жены.

— Марджери, это ты? — крикнул он.

— Ричард? — эхом ответила она.

— Конечно, Ричард, — хмыкнул он, не скрывая своего удивления. — А как ты думаешь, кто же это мог быть?

— Ты где-то ужасно далеко, — сказала она.

— А я и есть ужасно далеко, — ответил он. — Я в Каннах.

— Что ты там делаешь? — спросила она. — Я думала, что вы работаете.

— Господи, Марджери, я и работаю. Я же говорил тебе, что шеф собирался провести уик-энд здесь, на дне рождения своей жены.

— Чей день рождения?

— Его жены! — рявкнул он. — Ох, прости, Марджери. Как дети?

— У них все прекрасно, — сказала она. — Только Тимми простужен. Я не пускаю его в школу. Когда ты вернешься?

— Не знаю, — сказал он. — У шефа для меня куча дел.

— Но ты говорил, что в этот раз уезжаешь всего на три недели.

— Я же не виноват. Дела идут одно за другим.

— Нам было куда лучше, когда ты работал в «Арамко». По крайней мере, каждый вечер ты приходил домой.

— И приносил куда меньше денег, — сказал он. — Двенадцать тысяч в год вместо сорока.

— Но я скучаю по тебе, — сказала она и в голосе послышались слезы.

Он смягчился.

— Я тоже скучаю по тебе, дорогая. И по детям.

— Ричард, — сказала она.

— Да, дорогая?

— С тобой все в порядке?

— Со мной все отлично, — сказал он.

— Я все время волнуюсь. Мне кажется, что вы все время летаете и у тебя нет времени отдохнуть.

— Я научился высыпаться в самолете, — соврал он. — Я себя просто прекрасно чувствую.

Свободной рукой он потянулся за сигаретой и закурил.

— Во всяком случае, до среды мы будем здесь. И мне удастся отоспаться.

— Я рада, — сказала она. — Ты скоро будешь дома?

— Как только смогу, — сказал он.

— Я люблю тебя, Ричард.

— И я люблю тебя, — сказал он. — Расцелуй ребят за меня.

— Обязательно, — сказала она. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, дорогая.

Положив трубку, он глубоко затянулся и огляделся вокруг. Комната отеля казалась странно пустой и стерильной. Во всем мире номера в гостиницах одни и те же. Они созданы таким образом, чтобы вы не чувствовали себя в них как дома.

Он хотел бы больше походить на Бадра. Казалось, что Бадру принадлежит все, к чему он прикасался. Чужие помещения и чужие места, казалось, не производили на него никакого впечатления. Конечно, у него были свои собственные дома и апартаменты в большинстве крупных городов. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Париж, Лондон, Женева, Бейрут, Тегеран. Но даже, когда ему приходилось останавливаться в отеле, он приказывал приспособить комнаты под свой собственный вкус.

Может быть, потому, что почти всю жизнь он провел в чужих краях. Мальчиком отец послал его в школу в Англии, затем в колледж в Штатах — сначала в Гарвардскую школу бизнеса, а затем в Станфорд. Его жизнь была странным образом спланирована для него еще до рождения. Так как он был первым кузеном правящего эмира и единственным наследником по мужской линии, то естественно, что они должны были доверять ему, когда он вел их дела. Когда обнаружились нефтяные залежи, деньги так и потекли к ним. И инвестиции семьи были вручены Бадру потому, что они не доверяли людям с Запада. Кроме главных различий в философии и религии, за их плечами была долгая история колониального угнетения. Богатый по праву рождения, Бадр стал еще богаче. Только лишь в виде комиссионных его доход составил пять миллионов долларов в год, и он контролировал фонд международных инвестиций более чем в пятьсот миллионов долларов. И может быть, самое интересное было то, что он управлял своими делами единолично. В каждой стране у него была небольшая группа подчиненных, которая докладывала ему лично. И, наконец, он принимал решение. Он был единственным, кто знал, как идут дела. Теперь, после двух лет, Дик начинал представлять себе размах операций и все же каждый день приносил все новые открытия, изумлявшие его.

В первый раз он понял, что Бадр может быть связан с Аль-Иквахом, когда увидел каблограмму, подписанную Абу Саадом, финансовым представителем группы. Он всегда думал, что Бадр с его врожденным консерватизмом неодобрительно относится к тому, как действуют феддаины, считая, что они более вредят, чем помогают арабскому делу. Выясняется, что он все же ведет с ними дела. Карьяж был достаточно умен, чтобы понять, какие на то есть причины. Случилось нечто, обеспокоившее Бадра. Об этом знал только он один. Карьяж попытался представить, что бы это могло быть, но без успеха. Когда-нибудь ему все станет ясно. Когда Бадр решит приоткрыть ему тайну.

Карьяж посмотрел на часы. Было почти десять. Время переодеваться и отправляться на яхту. Бадру нравилось, что он всегда поблизости, даже когда с делами было покончено.

Бадр остановился у дверей, соединяющих их гостиные. Мгновение он стоял, раздумывая, затем вернулся к своему туалетному столику и вынул бархатный футляр для драгоценностей. Его туфли без задников бесшумно скользили по высокому ворсу ковра. Когда он пересекал комнату, единственным звуком было шуршание длинной блестящей джелаббы.

Комната была полностью погружена в темноту, если не считать полоски света из приоткрытых дверей. Она лежала, свернувшись в комочек, накинув на себя простыню. Осторожно прикрыв двери, он подошел и сел рядом. Она не шевельнулась.

— Иордана, — наконец сказал он.

Она не подала и виду, что слышит его.

— Ты спишь? — прошептал он.

Ответа не было. Наклонившись, он положил футляр с драгоценностью на подушку рядом с ее головой, встал и пошел к дверям. Как только он взялся за дверную ручку, внезапно вспыхнул свет. Он моргнул и обернулся. Она сидела в постели, ее длинные белокурые волосы рассыпались по белоснежным плечам, прикрывая полные груди с розовыми сосками. Она молчала.

— Я думал, что ты крепко спишь, — сказал он.

— Я и спала, — ответила она. — Ты хорошо долетел?

Он кивнул.