— Да. — Ничего другого я сказать не мог. — У вас не было мысли показать ее докторам?

— Тут доктора не помогут, — с горечью сказал президент. — Она сгорает от ненависти ко мне.

— За границей есть врачи, которые справлялись с подобными случаями.

— Нет, — ответил президент, — она должна остаться здесь. Невозможно даже предположить, что может случиться, если ее не будет рядом со мной. Наверняка найдутся такие, которые захотят извлечь личную пользу из ее болезни. — Он резко переменил тему. — Ты говорил с американским консулом?

— Нет еще, у нас договоренность о встрече сегодня во второй половине дня.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал он. — Потом расскажешь мне о его реакции.

— Двадцать миллионов долларов, — произнес он, откидываясь в кресле.

— Что вас так поразило, Джордж? Это ничто по сравнению с тем, что Штаты давали другим. А потом, это же не подарок, это всего-навсего заем. Вы гораздо больше просадили на Трухильо и Батисту, я уж не говорю о других.

— Знаю, знаю, — отозвался он, — но тогда мы точно представляли себе, с кем имеем дело.

— Понимаю, — насмешливо сказал я. — Если бы вы меньше беспокоились об этом, то, возможно, вас меньше ненавидели бы жители этих стран.

Джордж Болдуин бросил на меня взгляд.

— Я не хочу вступать в политическую дискуссию.

— А никакой дискуссии и нет. Должник не вступает в споры со своим банкиром.

— Послушайте, мы могли бы говорить прямо, без обиняков.

— Ситуация слишком серьезна, чтобы трепать языками впустую, — заметил я. — Я вовсе не хочу сказать, что все сделанное стариком абсолютно правильно. Но все же для своей страны он успел сделать гораздо больше, чем его предшественники. И — не забывайте! — без всякой официальной помощи со стороны американского правительства. Проблема, перед которой стоим мы сейчас, это не только наша проблема, опасность грозит всей Латинской Америке и вам самим. Нравится вам это или нет, но коммунисты окопались здесь надолго. И ваше невмешательство только поможет им пробраться к власти.

Лицо Болдуина стало серьезным.

— О чем это вы говорите? — спросил он, доставая сигарету. — Неужели вы тоже начинаете превращаться в параноика, видящего коммунистов под собственной кроватью?

— Нет, — ответил я, — они гораздо умнее. Они установили связь со многими социальными группами, и может оказаться так, что через какое-то время вы обнаружите, что поддерживаете кого-то из них. И когда это произойдет, вы отдадите им всю страну.

— Я не могу в это поверить. Нам хорошо известно, что из себя представляют коммунисты.

— Неужели? Возможно. Но что если они хорошо замаскированы? Сможете ли вы отличить их в толпе, где они не бросаются в глаза?

Болдуин промолчал.

— Это один из возможных путей их прихода к власти, — продолжал я. — А есть и другой, даже более простой. Американская поддержка фактически означает стабильность для любого латиноамериканского правительства. Уберите эту поддержку — и правительство рухнет. Сделав так, вы тут же отдадите страну в их руки. Болдуин горько улыбнулся.

— Из ваших слов следует, что мы будем прокляты в любом случае, как бы мы ни поступили.

— В некотором смысле да.

— И обречены поддерживать этих диктаторов, вне зависимости от того, хотим этого или нет.

— Не совсем. В обмен на свою помощь вы можете получить определенные выгоды. Например, концессии, которые мы готовы вам предоставить.

— Мы уже знаем, что такие концессии означают в понимании президента, — напрямик заявил Болдуин. — Он известен вовсе не тем, что нерушимо держит слово.

— На этот раз он его сдержит. Время его подходит к концу, а ему захочется, чтобы о нем вспоминали с почтением.

Джордж задумался.

— Может статься, что он зашел слишком далеко, чтобы ему помогла чья бы то ни было помощь.

— Я прошу не ради него. А ради Кортегуа. Болдуин молчал, внимательно глядя на меня.

— С каждым днем, — добавил я, — в страну ввозится все больше оружия. И не просто винтовок — автоматов, гранатометов, легких пушек. И когда они заговорят — это лишь вопрос времени. К нам они приходят не с ваших заводов, а из-за Железного занавеса. Если революция победит, то кому будут благодарны люди? Вам или тем, кто им помог?

Болдуин глубоко вздохнул.

— Я дам знать нашим людям. Но, сами понимаете, обещать ничего не могу.

— Понимаю. — Я поднялся. — Благодарю за то, что нашли время выслушать меня. Болдуин протянул руку.

— Если как-нибудь вечером у вас будет время, позвоните мне. Может, поужинаем вместе.

— Постараюсь, — ответил я.

Но когда из его кабинета с кондиционированным воздухом я вышел в знойное пекло улицы и перешел на противоположную от посольства сторону, то уже знал, что звонить ему не буду. Точно так же я знал и классическую модель поведения американцев в подобной ситуации. Используя любые причины, они постараются не замарать рук. И сохранить в карманах свои денежки.

Я посмотрел на часы: начало пятого. Сиеста уже закончилась, улицы стали вновь заполняться народом. Возвращаться во дворец было еще слишком рано. До пяти часов президента все равно не будет.

Неторопливой походкой я спустился с холма в направлении порта, миновал рынок, где разносчики начинали раскладывать свой немудреный послеобеденный товар. Я вдыхал ароматы тропических фруктов, до меня доносились призывные голоса женщин, высовывавшихся из окон лачуг. У их стен копошились босоногие детишки в тряпье, занятые своими таинственными играми, в которые и я играл когда-то, но которые давно позабыл.

Я купил у торговца замороженный плод манго и уселся на знакомые ступени с видом на бухту, на которых много лет тому назад, будучи мальчишкой, вот так же набивал себе рот какой-нибудь сладкой дрянью. У причала стояло всего два судна, в дальнем конце бухты виднелись заброшенные нефтяные вышки, ржавеющие в морской воде.

Солнце медленно клонилось к западу, и тени становились все длиннее. Ноздри начал щекотать запах жареной рыбы — то, что торговцы не смогли продать, они тут же съедали сами. Курату. Когда-то он казался мне самым большим городом в мире.

Я скользнул взглядом по циферблату часов. Почти пять. Я поднялся и направился в город. Путь мой пересек разносчик лотерейных билетов. Отпечатанные в виде длинной ленты, счастливые билетики свисали из его руки, волочась по земле. Я чуть было не наступил на них, а человек прошел мимо, даже не оглянувшись.

Я улыбнулся. Нет, ничего здесь не изменилось. Трюки, к которым они прибегали, чтобы сбыть свой товар, сохранились в своем первозданном виде со времени моего детства. Стоило мне только обратить его внимание на ползущую за ним по земле ленту, как он тотчас же принялся бы уверять меня в том, что сама Удача шлет мне знак, что именно эти запылившиеся бумажные лоскутки таят в себе счастье, которое я так долго ищу. И не важно, что билетики эти мне ни к чему, — паренек будет тащиться за мной целые кварталы, сокрушаясь о том, что я упускаю такую редкую возможность.

Он сделал еще несколько шагов и затем, уже не в состоянии бороться с искушением, остановился и посмотрел на меня. Усмехнувшись, я наступил на бумажную змею. Лицо его потемнело, он моргнул несколько раз, когда я сделал еще шаг по направлению к нему. Тогда он схватил меня за руку, а другой указал на землю.

— Ну и что? — спросил я, пожимая плечами. — Вот они, твои билеты, все целы.

— Подбери их! — прошипел он. — Там послание для тебя.

Я смерил парня взглядом, затем отступил назад и подобрал валяющееся в пыли счастье. На обратной стороне одного из билетиков шли карандашные каракули:

ИЗМЕННИК! УБИРАЙСЯ, ПОКА ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО. ПРЕДАТЕЛЯ МОЕГО ОТЦА В КОРТЕГУА ЖДЕТ ТОЛЬКО СМЕРТЬ. КОНДОР.