Майор Шлоссер выпрямился, откашлялся:

— Разрешите, господин генерал?

— Да, да, мы вас слушаем.

Как явствовало из доклада майора, подготовка в основном завершена, прошла успешно. «Кинжал» к выполнению задания готов. Операцию можно начинать в любой день, хоть завтра.

— Отлично, — сухо сказал генерал. (Судя по выражению лица, настроение у него особо не улучшилось.) — Отлично. Держите агента в готовности номер один. И — специальный инструктаж насчет «инициативы». — Генерал произнес это слово пренебрежительно, поджав губы. — Агент германской разведки должен быть исполнителен, дисциплинирован, пунктуально точен в выполнении задания. А инициатива… Надеюсь, вам ясно, господа?.. Теперь так: вопрос о выброске окончательно решим в зависимости от того, возьмут «Сутулого» или нет…

— Но, господин генерал, — вмешался Кюльм, — ведь «Острый» вернулся. Это — главное, и говорит о многом. Я бы считал проверку «Быстрого» законченной. Если бы «Быстрый» был схвачен русскими и потом выпущен — это бывает, перевербовка, — «Острому» не вырваться бы. «Сутулый» служил целям дополнительной проверки. И потом — связь. «Зеро» пока как без рук. Мы не вправе дальше тянуть. Нет, как хотите…

— Понимаю, полковник, — пожевал губами генерал. — Все понимаю. И все же… Дополнительная, вы говорите? Так вот, пока не поступят результаты этой «дополнительной» проверки, посылать агента мы не будем. Черт с ним с русским, но рисковать германским офицером, майором разведки… Увольте, господа.

— Как, — встрепенулся Шлоссер, — «Зеро» присвоено звание майора? О, это превосходно!

— Звание майора и железный крест первой степени, — прочувствованно сказал генерал. — Адмирал не оставляет лучших людей абвера своей заботой… Как, кстати, осуществляется сейчас с ним связь? По- прежнему?

— По-прежнему, — вздохнул Кюльм. — Просто задыхаемся, пока он без рации. Я же и говорю… Мы ему прежним путем — после позывных, марша из «Фауста». Он — швейцару гостиницы «Националь». Есть такая в Москве, в центре города…

— Швейцар — наш человек? — перебил генерал. — Что-то я запамятовал.

— Нет, не наш. Он из (полковник назвал одно государство, числившееся нейтральным), но работает и на тех, и на нас. Так вот, швейцар передает человеку из посольства, там — дипломатической почтой… Одним словом, улита едет, как говорят русские.

— Да, — сокрушенно покачал головой генерал. — Плохо. Очень плохо. Рация необходима. И все же рисковать не будем, дождемся сообщения.

Сообщение поступило только две недели спустя. Оно гласило: «Проверку произвел. „Сутулый“ на месте. Слежки не обнаружил. Есть основания полагать, что „Треф“ вернулся, веду розыск. Операцию форсирую. Необходима рация, связь. Прошу ускорить решение вопроса».

Под шифровкой стояла подпись: «Зеро».

Шла третья неделя, как Виктор Горюнов сидел в Туле. Сидел и ждал у моря погоды. Хочешь не хочешь, вынужден был ждать, изнывая от безделья, слоняясь с утра до вечера по городу, а вечера проводя в местном Доме офицера либо в театре, где давала концерты прибывшая сюда на гастроли Татьяна Языкова.

Вот из-за Языковой и был командирован в Тулу Горюнов. Вернее, не из-за Языковой, а… Впрочем, и сама Языкова очутилась в Туле далеко не случайно. И она, и Горюнов заняты были общим делом, но Татьяна работала, а Виктор… бездействовал. Ждал. Ждать — это сейчас было его работой. И сколько еще предстояло потратить времени на ожидание, не напрасна ли вся эта затея? Кто мог сказать?

Как все произошло? Что предшествовало этой поездке? Тогда, в тот вечер, сразу после возвращения Горюнова с фронта, где он обеспечивал переход Осетрова-Буранова к немцам, они со Скворецким отправились в гостиницу «Москва». Здесь в скромном номере жила популярная актриса Татьяна Владимировна Языкова. В тяжелые годы войны, когда многие московские дома были законсервированы, не отапливались, а иные пострадали от бомбежки, немало актеров, писателей, журналистов, художников, кинооператоров находили пристанище в гостеприимных гостиницах столицы, и прежде всего в «Москве». Здесь жила и Татьяна Языкова.

Скворецкий с Горюновым, оба в общевойсковой форме, подождав минут пять в очереди у лифта, поднялись наверх, на девятый этаж. Вот и нужный номер. Кирилл Петрович осторожно постучал. Послышались быстрые легкие шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла словно сошедшая с экрана, знакомая миллионам людей, молодая миловидная женщина.

— Вы ко мне? Прошу.

Кирилл Петрович и Виктор вошли.

— Присаживайтесь. — Хозяйка, указала на стоявшие возле небольшого круглого стола стулья. — Одну минуту. Сейчас я буду в вашем распоряжении.

Языкова быстро закончила укладывать чемодан и обратилась к Скворецкому, в котором нетрудно было угадать старшего:

— Итак, друзья мои, я вас слушаю, но заранее должна вас огорчить: и рада бы, да не могу. Никак не могу. У меня на месяц вперед все расписано. Через день я уезжаю. На фронт.

— Простите, — улыбнулся майор, — вы, наверно, полагаете, что мы пришли приглашать вас на концерт?

— Разве нет? — смутилась Языкова. — Тогда… чем обязана?

— Прежде всего разрешите представиться: майор Скворецкий, Кирилл Петрович. А это старший лейтенант Горюнов, Виктор Иванович. Мы из Наркомата государственной безопасности…

— Из Наркомата государственной безопасности? — На лице Языковой появилось выражение полнейшего недоумения. — Ко мне? Нич-чего не понимаю!

— Минуту терпения, дорогая Татьяна Владимировна. Сейчас мы все объясним. У вас найдется полчаса свободного времени?

— Полчаса? — Языкова задумчиво посмотрела на часы. — Видите ли, я кое-кого жду… Друзей… Хотя… Да… Если уж очень надо…

— Очень, — сказал Скворецкий. — Очень, Татьяна Владимировна.

— Ну что ж, — вздохнула актриса, усаживаясь поудобнее в кресло. — Я вас слушаю.

— Заранее прошу извинить, но речь пойдет о некоторых интимных предметах. Надеюсь, нет нужды разъяснять, что здесь не простое любопытство. Вопрос чрезвычайно серьезен.

Языкова усмехнулась:

— Любопытно. Вот уж не думала, что моя интимная жизнь может интересовать официальное учреждение, да еще такое, как ваше…

— Простите, — досадливо поморщился майор, — вы превратно толкуете мои слова. Я не сказал — ваша интимная жизнь. Кто вправе в нее вмешиваться? Интересоваться? Речь пойдет совсем о другом. Я уточню: нам крайне важно знать, был ли у вас жених — военный летчик? Армянин по национальности?

— Аракел?! — взволнованно вскрикнула актриса. — Бога ради, почему вы спрашиваете? Меня? Что вы о нем знаете?

— Значит, был? — полуутвердительно повторил свой вопрос майор. Он был явно удовлетворен услышанным.

— Жених? Это, пожалуй, не совсем так, но какую это играет роль? Где он? Что с ним? Почему вы спрашиваете о нем меня, именно меня? Нет, вы должны мне объяснить, все объяснить!..

— Татьяна Владимировна, милая, — примирительно сказал Скворецкий, — так мы далеко не уйдем. По существу вы не ответили толком на мой вопрос и сами засыпали меня кучей вопросов. Я вам охотно все разъясню, насколько это в моих силах, но давайте придерживаться порядка. У меня такое предложение: