Но «Острый» докладывал складно, не сбиваясь. Справившись с охватившей его вначале робостью, Буранов разошелся и не без лихости рассказывал о своих похождениях. Он доложил, как переходил фронт, как устроился у «Сутулого», на Солянке, а затем перебрался к «Быстрому». Подробно рассказал об убежище «Быстрого» на Пресне, о внешнем виде Малявкина, отпустившего бороду и бакенбарды. О «Быстром» генерал расспрашивал обстоятельно, с пристрастием: как? Где? Что?

«Острый» отвечал без запинки. Надежно ли устроился «Быстрый»? Да, надежно. «Крыша» — отличная. Никаких подозрений. Рация — в порядке. Сам проверил. Две недели, как было приказано, он, «Острый», изучал обстановку, окружающую «Быстрого», условия для работы. Условия вполне подходящие. Работать можно. Слежки нет, это точно.

Сам «Быстрый» — толковый парень. Правда, немножко скис. Засиделся. Рвется назад. Жалуется на отсутствие заданий. Впрочем, эту тему Осетров особо не углублял, это не входило в его задачу.

— Так, так, так, — благосклонно кивал генерал, постукивая карандашом по столу. Взгляд его так и сверлил агента. Тот, судя по всему, рассказывал правду. — Задание? Будет «Быстрому» и задание. Все в свое время. Кюльм, это можете не переводить. Спросите-ка, как насчет «Сутулого»? Назвал он его «Быстрому»?

Кюльм перевел вопрос генерала.

— Так точно, — оживился «Острый». — Назвал. За день до отъезда. Все, как было велено. «Сутулый» — тертый калач. Я, между прочим, использовал его для проверки версии «Быстрого». На всякий случай…

— Кюльм, — насторожился генерал, — что он еще говорит? Какая проверка? Разве ему поручалась проверка не обстановки, а самого «Быстрого»? Давалось такое задание? Кем? В чем дело?

— Не понимаю, господин генерал, — развел руками Кюльм. — Агента перед выброской инструктировал я сам. Лично. С майором Шлоссером. Задание было определенное: передать питание к рации, проверить ее местонахождение и присмотреться к обстановке, в которой живет «Быстрый». Мотивировали так: мы готовим «Быстрому» новое задание, надо посмотреть, позволят ли условия выполнить его. Все. Ни намека на недоверие «Быстрому» не было, ни о какой проверке самого агента речь не шла, если не считать уточнения обстоятельств гибели «Музыканта».

«Острый», ни слова не понимавший по-немецки, уловил в тоне генерала раздражение. Он испуганно моргал, переводя взгляд с генерала на полковника, силясь понять, чем не угодил своим хозяевам.

— Значит, — спросил генерал, — задания на проверку он не получал? Так что он там за проверку еще затеял? Переведите, Кюльм.

Полковник Кюльм пристально посмотрел на агента.

— Повторите, — сказал он, — какую версию вы проверяли. Как. Поподробнее.

«Острый», не уловив в тоне полковника угрозы, несколько приободрился. Он был рад прихвастнуть проявленной инициативой и ничего, кроме одобрения, не ждал. Как и было приказано, говорил «Острый», он подробно расспросил «Быстрого» о том, что произошло на продскладе, как их с «Музыкантом» задержали, при каких обстоятельствах «Музыкант» погиб, а «Быстрому» удалось бежать, где и как тот устроился, где скрывался после побега.

«Быстрый», по словам Осетрова, подробно рассказал об этом происшествии, ответил на все вопросы. И тут «Острого» осенила идея: а не провести ли на самом продовольственном складе проверку версии «Быстрого»? С этой целью он и решил направить на Ленинградский вокзал «Сутулого», чтобы тот там обо всем расспросил работников продовольственного склада. «Сутулый», правда, поначалу возражал, идти не хотел, но потом подчинился, пошел…

— Идиот! — на чистейшем русском языке внезапно взвизгнул генерал Грюннер, брызгая слюной. — Послать «Сутулого» на продсклад! Нет, это надо додуматься! Кто разрешил? Кто, спрашиваю? Осел! Я прикажу тебя расстрелять, мерзавец!

У «Острого» от страха отвисла нижняя челюсть, руки била крупная дрожь. Он силился что-то сказать, объясниться, но не мог вымолвить ни слова. Майор Шлоссер втянул голову в плечи, избегая взгляда разгневанного генерала. Только полковник Кюльм не терял самообладания. Он знал генерала Грюннера не первый год, не первый год они работали вместе.

— Дорогой генерал, — Кюльм, слегка улыбнулся, — не будем спешить. Расстрелять его всегда успеем. — Он пренебрежительно кивнул в сторону «Острого». — Надо же выслушать подробности, разобраться, может, все и не так страшно.

— Еще слушать его… — проворчал генерал, — это ничтожество. Ладно, пусть рассказывает…

Дрожа и заикаясь, путая слова, агент принялся оправдываться: он же хотел как лучше, старался, жизнью рисковал… Глаза «Острого» испуганно перебегали с одного немца на другого.

— Хватит, — грубо перебил Грюннер. Он не скрывал больше, что владеет русским языком. — Довольно болтать. «Хотел как лучше»! С-скотина! Выкладывай, с каким заданием послал «Сутулого» на продовольственный склад, что он там говорил, как держался?

— «Сутулый» — сапожник, — начал «Острый». — Я и решил его использовать. Я поручил ему…

— Но он же отказывался идти, — перебил генерал, — отказывался, осел вы этакий?!

— Так точно, отказывался, но я приказал…

— «Приказал»!.. Ладно, что было дальше?

«Острый» в деталях рассказал, как сапожник «искал» пропавших «заказчиков», как узнал, что те попались на подделке аттестатов. Все прошло хорошо, очень хорошо, проверка удалась. «Острый» никак не мог понять, чем он так прогневил господина генерала.

— Вот видите, господин генерал, — переходя вновь на немецкий, примирительно сказал Кюльм. — Если этот мерзавец не врет — а вряд ли он сумел бы так складно соврать, да и смысл какой? — все действительно не так страшно. Я полагаю, операцию можно продолжать без особой опаски.

— «Продолжать»… — никак не мог успокоиться генерал. — «Продолжать»… Ну, а если возьмут русские «Сутулого», как мы узнаем, «Быстрый» его выдал или это результат идиотского посещения продсклада? Нет, не говорите, этот кретин провалил все дело. Он заслуживает расстрела.

— Господин генерал, зачем спешить? — снова вмешался Кюльм. — Ведь «Сутулый», как кажется, пока не арестован? Может, и вовсе не будет арестован? И потом: клянусь богом, но в том, как «Острый» изложил картину посещения «Сутулым» продсклада, я, будь на месте русских, не усмотрел бы причин для его ареста. А этот… — он кивнул в сторону понуро сидевшего «Острого», — этот никуда не уйдет. Расстрелять его или отправить в крематорий мы всегда успеем.

— Хорошо, — согласился наконец генерал. — Подождем. Но-о… смотрите, Кюльм. Я с вас спрошу.

Кюльм молча, с почтительным видом нагнул голову. Грюннер нажал кнопку звонка.

— Уберите, — сказал он выросшему в дверях адъютанту, делая брезгливый жест в сторону «Острого». — Его потом возьмет майор Шлоссер…

Адъютант тронул двумя пальцами за плечо «Острого» и указал на дверь. «Острый», не зная, что его ждет, медленно поднялся и подобострастно согнул спину в поклоне, прощаясь с генералом и полковником. Те смотрели сквозь него с бесстрастным выражением, будто это было пустое место. Да так оно и было: проштрафившийся агент был списан со счета.

Волоча ноги, сгорбившись, «Острый» поплелся за щеголеватым адъютантом. Он ничего не мог понять. Чем он провинился? Что сделал плохого? Ведь он старался, так старался… Ясно было одно: в его шпионской карьере свершился крутой перелом. Не к лучшему…

Как только дверь за «Острым» закрылась, полковник почтительно спросил:

— Судя по тому, господин генерал, Как близко к сердцу вы приняли всю эту историю, вы полагаете, что «Сутулый», явившись на продовольственный склад…

— Да, Кюльм, да. Тысячу раз да, черт побери!

Все замолчали. Наконец генерал вздохнул, сделал неопределенный жест рукой и сказал:

— Ладно, подождем. Надо выждать, иного выхода у нас нет. Будем надеяться, что этот кретин не спутал наши карты. Как, кстати, с «Кинжалом»? Как идет подготовка? Докладывайте, Шлоссер. Или вы, Кюльм?

— Нет, — уклонился от ответа полковник. — Пусть докладывает майор. Он лично, непосредственно занимается подготовкой агента.