– Точно, – отозвался Богунов. – Пусть будет живой ориентир для душманов. Подумают, что мы еще спим.

– Осенев, – негромко сказал Шульгин. – Слушай приказ. Гюльчатай оставляем на позициях. Для маскировки. Пусть спит по-мирному.

– Товарищ лейтенант, – жалобно прошептал Осенев. – Может, не надо оставлять? Может, не надо такой маскировки? Нельзя же та-ак… – Лицо у него сжалось, мелко задрожали губы. – Она же не выдержит, товарищ лейтенант. Сердце же у нее…

– Чего сердце, – зло прошипел Матиевский. – Какое у осла сердце? Дурак ты, Осенев…

– Сердце у нее не выдержит, – жалобно сказал пулеметчик.

– Во-о, дает, – сдавленно хохотнул Матиевский. – Сердце у осла не выдержит. Да это же осел… Иа-а-а… Во-о, дает…

Осенев растерянно вытянул шею. Лицо у него залилось краской. Ресницы затрепетали мотыльком.

– Товарищ лейтенант…

– Разговорчики, – сердито отрезал Шульгин. – Вы не представляете, Осенев, о чем просите! Вы видели это ущелье?

– Только ноги ломать, – убежденно сказал Богунов.

– Вот-вот, – кивнул головой Шульгин, – и ноги можно сломать, и головы не сносить. А нам нельзя будет даже оглянуться. Вы еще пожалеете, что нет крыльев за спиной. Даже и не просите…

Осенев опустил плечи, со слезами на глазах посмотрел на спящую Гюльчатай. Тяжелый вздох вырвался у него из груди.

– Вот это любовь, – опять хохотнул Матиевский.

Заскрипел микрофон радиостанции. Шульгин щелкнул тангентой.

– Все, орлы. Дождались. Получен приказ на отход. Теперь или грудь в крестах…

– Или голова в кустах, – добавил Богунов. – Только бы Гюльчатай не разбудить.

Звонкая тишина повисла над ущельем. Штурмовая группа лейтенанта Алешина успешно прошла по отмелям горную реку, проваливаясь в речные вымоины, выныривая, прижимаясь локоть к локтю, и с ходу врезалась в расщелины отвесных склонов. Стремительно поднялся в горы алешинский взвод, трясясь в лихорадочном ознобе от ледяной воды, вскарабкались солдаты по отвесным скалам, протерли горные кручи животом и, наконец, зацепились за горный хребет, перебили его саперными лопатками.

За взводом Алешина поднялись на вершину другие группы. Обложились вещевыми мешками. Обнажили черные спины лопаток. Взятая без боя высота оскалилась стволами русского оружия.

И началась самая страшная часть операции: отход группы прикрытия. На боевых операциях именно эти прикрывающие отход группы чаще всего поливали своей кровью скаты высот. Их расстреливали в затылок, косили очередями сверху вниз, укладывали огнем навзничь, беспомощных, неспособных ответить на удар в спину. И если душманы точно угадывали время отхода прикрытия, то выходили из такой передряги живыми редкие счастливцы.

Поэтому шульгинские солдаты подавили нервные вздохи. Бросили в душманскую сторону угрюмые взгляды. Залегли. Осторожно, один за другим, спустились в снежную щель. Осенев отходил последним. Медленно вылез он из окопа. Тихо взялся за ручку ротного пулемета. Беззвучно перевалил за сугроб, прикрывающий снежную расщелину. Но только он расстелил ОЗК на снежной дорожке, как дикий ослиный рев прорезал горный воздух.

Богунов схватился за голову. Матиевский покатился лицом в снег. Шульгин машинально снял автомат с предохранителя.

Обиженный рев ослицы повис на самой высокой ноте.

Шульгин замахал руками.

– Вот же зар-раза! – зашипел он сердито. – Ну, что вы сидите?.. Давайте ее сюда… Эту дурищу…

– Гюльчатай, – взмахнул руками Осенев и обрадованно присвистнул.

И тут же, разбивая снежный занос, в расщелину ворвалась Гюльчатай. Она с размаху ударилась о сидящего Богунова, свалила сержанта на бок, колени у нее подкосились, и ослица рухнула ничком прямо на расстеленный ОЗК.

– Вали ее, ребята, вали-и-и, – вскричал Богунов, – не давайте ей встать. Тяни ее, тяни-и-и…

– Живо-живо, орлы, – взвизгнул Матиевский.

– Вперед, молодцы, – скомандовал Шульгин.

– Мы не молодцы, мы трупы, – захохотал Богунов и прыгнул на свой ОЗК.

Тут же следом за сержантом тронулся настоящий снежный поезд. Гюльчатай понеслась вниз на скользкой резине плаща, взбрыкивая коленками. Осенев прижимал ей голову, ухватившись за хрящи серых ушей. Шульгин прыгнул на свой плащ головой вниз и уже на ходу завертелся, устраиваясь удобней. Матиевский отталкивался от налетающих сугробов руками и яростно жмурил залепленные снегом глаза.

На их счастье, снежная колея, разъезженная ротой, стала достаточно глубокой и скользкой. Серые фигуры солдат вместе с взбрыкивающей ослицей неслись по ней как по водосточной трубе. Лица обжигало студеным ветром. Все в глазах размывалось, кружилось и опрокидывалось за спину.

Шульгин потерял тангенту радиостанции и теперь безуспешно ловил ее, взлетающую перед глазами. Матиевский нервно скалил зубы и лупил по снегу свободной рукой. Кисточка ослиного хвоста взлетала у него перед глазами. Осенев прижимался к морде ревущей Гюльчатай и прятал в короткой шерсти блаженную улыбку. Богунов размазал по своему лицу усмешку, похожую на застывшую гримасу.

И чем ниже спускались они по снежной колее, тем ярче разливался румянец на солдатских щеках. Все- таки были они еще, в сущности, мальчишками. И совсем недавно, наверное, скатывались с ледяных русских горок на затертых дощечках.

«Метель», настоящая русская «Метель» неслась по снежному откосу афганских гор.

– Капитан Кошевский здесь остановился? – мягкий бархатный голос просочился в небольшую комнату деревянного модуля. От стука в дверь задрожали длинные начищенные гильзы, подвешенные вокруг лампы под потолком. Тонкие тени понеслись по затертым обоям.

– Здесь он, товарищ майор. Туточки он… – растерянно забормотал заспанный прапорщик, зашарил под небритым подбородком рукой, пытаясь нащупать расстегнутые пуговицы. – Зараз разбужу…

– Расслабьтесь, прапорщик, – покровительственно лег бархатец голоса в темноту комнаты, – расслабьтесь… Капитан Кошевский отдыхает?..

– Так точно! Засиделись вчера трошки, – покраснел прапорщик. – Деловые были разговоры. На пользу службы, понимаешь…

– Знаю-знаю эти деловые разговоры, – засмеялся майор, хлопнул прапорщика по мятому полевому погончику. – Оставьте нас одних, прапорщик. Ненадолго. Через полчаса организуйте нам хороший завтрак. Пол-литра за мной.

Он вытащил из планшета нарядную бутылку «Пшеничной». Усмехнулся судорожным движениям прапорщика, разом влетевшего в сапоги и рванувшего за собой тонкую фанерную дверь.

– Вставайте, Кошевский, – сказал он вполголоса.

Тот долго тряс головой, потом картинно раскинул руки:

– Товарищ майор, вы как из-под земли…

– Это точно, товарищ капитан. Из-под земли. Разведслужба не может спать до пятых петухов. Вставайте, вставайте, мой дорогой. Я вам кое-что принес.

Майор расстегнул планшет, вынул объемную пачку афганей.

– Местная валюта. Афгани. Получайте свою долю, Евгений Михайлович. Здесь хватит еще на один «Шарп».

Кошевский протянул к деньгам руки, прошерстил указательным пальцем по торцу толстой пачки.

– Неплохо, товарищ майор. Надеюсь, вам тоже осталось.

– Не жалуюсь, – майор присел на табуретку. – Моя информация, ваши деловые связи. Все как обычно…

– Не все, – с досадой сказал Кошевский. – Сошла моя рыба с крючка. Сорвалась…

– Это вы о ком? – улыбнулся майор. – О том лейтенантике? Пустяки. Сорвалась сегодня, завтра