диване приляг. Ладно?
За последнее время у Павла Александровича произошло много знаменательных событий. В основном, можно сказать, приятные.
Начать с того, что он благополучно избежал «Максимовского расстрела». А вот Мазепа и Донецков — нет. Киллер был точен: загнал каждому по стреле в лоб так, что ни о каких шансах на спасение и речи не было.
То, что он положил еще несколько человек, например, Шувалова, Грачева особо не трогало. Но вот Мазепа и Донецков…
Конечно, это были старые соратники, и чувство сострадания и жалости Павлу Александровичу иногда не было чуждо. Но вот последнее время доходили до него неясные слухи, что партнерам начало надоедать их второстепенное положение. А это означало, что они будут требовать выделения доли… А это очень серьезные доли… И «Деметра» могла «поплыть»…
Правда, слухи были пока не подтверждены, но что-то подозрительное Грачев ощущал и сам. Конечно, он постарался бы не допустить распада компании, но как? А теперь местные максимовские идиоты избавили его от всех забот.
Конечно, если бы и он был бы на этом злосчастном празднике, то для него это также могло бы кончиться печально. Но… Что получилось, то получилось.
А теперь Грачев встретился с наследниками покойных, пообещал им дальнейшее расширение фирмы, увеличение дивидендов. Они смотрели на него как на благодетеля. Так что возможности каких-то неожиданных выходов из компании и разделов в ближайшее время можно было не ожидать.
Банда Коли Коршунова была разгромлена. Сам Коля сумел уйти в неизвестном направлении, но Грачев его не боялся. Зато к делу удалось притянуть бывшее руководство элеватора, и, разумеется, даже минимальные возможности реванша с их стороны были полностью нейтрализованы.
Дело с аварией полностью замяли. Сначала даже хотели было перевернуть его так, что это Кузин, имевший, как неожиданно оказалось, некие отношения с местной бандой, совершил покушение на Катю, но потом поняли, как абсурдно это будет выглядеть, и решили до таких крайностей не идти.
Просто все замяли, сняли с Кати все подозрения… И она отблагодарила Грачева так, что он даже и не знал — радоваться ему или огорчаться. Она забеременела от него.
С одной стороны, ему было приятно — ребенок от любимой Кати. С другой — теперь уже точно предстояли пренеприятнейшие объяснения с супругой. (Пока еще супругой — Павел Александрович начинал серьезно задумываться о разводе).
Да, и вот еще что. Возникла мысль прикупить два местных хозяйства, земли которых прямо прилегали к элеватору. Почва здесь была бедная, крестьяне сидели по уши в долгах, и уже сами засылали ходоков к «Деметре» по поводу того, чтобы отдаться чуть ли не даром.
Грачев советовался со своими агрономами, и они, в принципе, давали гарантии, что в полтора раза поднять урожайность могут точно. А вот больше — этого обещать нельзя.
Сам же Павел Александрович смотрел гораздо дальше. Здесь, в этих местах, протекала очень чистая, местами довольно глубокая и широкая река. Расстояние до города было несерьезным — где-то километров пятьдесят. И если в этих местах построить дачный поселок, да подвести к нему коммуникации… Местные-то вряд ли бы осилили, им это не по зубам. А вот у «Деметры» денег хватит. В таком месте и сам Павел Александрович не отказался бы заиметь себе что-то вроде летнего дворца.
Да и жить там с Катей… Оставив городскую квартиру супруге и детям.
В общем, покупать было нужно. Тем более, что и сами хотят.
Мало того, Павел Александрович задумал новый, но теперь уже персональный проект. Нежданно — негаданно, достаточно не старый, и на вид весьма крепкий мужик, депутат областной думы по максимовскому району взял, да и крякнулся от инфаркта. Скоропостижно. Открылась вакансия. Грачев подумал, подумал, и решил, что пора бы уже и самому в депутаты. И тщеславие утолить немного, и для дела весьма полезно. Депутатство для бизнеса — это большое подспорье.
А чем он не депутат? Тем более, что Павел Александрович многих депутатов знал лично, и никакого уважения к ним не испытывал, а большинство вообще считал глупее себя. Иногда — намного.
Так что нужно было рискнуть с выборами. Конечно, затраты… Но теперь он в «Деметре» безоговорочно главный, и чтобы не решил сделать, куда бы не собрался деньги потратить — никто против и слова не скажет.
Как-то все так удачно пошло в последнее время, что даже тревожно становилось: «А в чем, собственно говоря, подвох»?
На следующее утро продолжения не последовало. Профессор коротко попрощался, и ушел. У Кирилла болела голова, немного мутило, потому гостя он задерживать не стал, закрыл за ним калитку, и снова лег в постель.
Меланхолично стучали ходики, по улице проехала машина, а в остальном было очень тихо. Кирилл уснул. Проснулся он через несколько часов, солнце уже было высоко, где-то далеко визжал деревообрабатывающий станок. Наверное, он и разбудил.
Тошнота прошла, голова также перестала болеть, но навалилась страшная тоска. Ничего не хотелось. Хотелось тихо плакать, и чтобы кто-нибудь пришел и пожалел. Но никто не приходил, некому было прийти. Взгляд случайно упал на семейную фотографию. Сначала, сгоряча, Кирилл хотел ее убрать, но как-то не поднялась рука. А теперь уже и не хотел. Иногда он разговаривал с Ингой, и порой ему казалось, что он даже слышит ее ответы. Возможно, кто-то сказал бы, что он сходит с ума, но так сходить с ума было даже приятно… Так Инга была живой — пусть даже только в его воображении.
Кирилл поднялся, сходил на кухню, достал из холодильника банку холодной воды, и выпил почти всю.
Затем он увидел на кухонном столе листок бумаги и ручку. Он что-то вчера писал, и оставил это прямо среди неубранной посуды. Кирилл взял бумагу. Неровным почерком, вкривь и вкось там было написано:
«Протест — это когда я заявляю: то-то и то-то меня не устраивает.
Сопротивление — это когда я делаю так, чтобы то, что меня не устраивает, прекратило существование.
Протест — это когда я заявляю: всё, я в этом больше не участвую.
Сопротивление — это когда я делаю так, чтобы и все остальные тоже в этом не участвовали.
Кирилл перечитал текст несколько раз. Потом он сел на табуретку, подпер голову рукой, и глубоко задумался…
На следующий день Мелехов достал и пересчитал оставшиеся у него наличные деньги. При должном уровне экономии он мог протянуть без работы еще пару месяцев. С учетом помощи родителей — еще, наверное, месяц. Хотя сесть папе и маме на шею было, по меньшей мере, стыдно. Младшая сестра училась в городе, на платном отделении, и сейчас все средства семьи уходили на ее содержание.
— Два месяца, — пробормотал Кирилл.
Он аккуратно сложил купюры, и снова убрал их в ящик письменного стола. На глаза ему попался военный билет. Мелехов перелистал его и чему-то улыбнулся про себя.
На следующий день он пошел в местную районную библиотеку. Кирилл собирался посмотреть подшивки областных газет за несколько последних лет. Его интересовало все, что касалось «Деметры» и ее руководителей. Подшивки были толстые, но времени у Кирилла было много. Он никуда не торопился. Народу в читальном зале было немного, на Мелехова никто не обращал внимания, он тихо сидел в уголке и шелестел страницами. Интересующая его информация встречалась не часто, но кое-что попадалось.
Сначала в газетах возник Грачев. Его имя было связано с областной агропромышленной корпорацией.
Он был там на вторых ролях, но иногда мелькал в новостных сводках, а однажды дал областному официозному рупору интервью. Ничего умного — «на фоне отдельных недостатков все хорошо, и мы с