Глаза Рады, полные тревоги, впились в его лицо.
— Мое прошлое, Рада, было еще более тяжким и бурным. Знай, что я восемь лет пробыл в заключении, в Азии, как политический преступник… и бежал из Диарбекира!
Девушка молчала, пораженная.
— Скажи мне, Рада, монахиня говорила и об этом?
— Не помню, — сухо ответила Рада.
Немного помолчав в мрачной задумчивости, Огнянов продолжал свой рассказ:
— Она меня называет разбойником и убийцей… Сама не знает, что говорит: не так давно обзывала меня шпионом. Но послушай…
Тут Рада почувствовала, что на душе у него есть что-то еще более страшное, и побледнела.
— Послушай, я убил двух человек, и это было совсем недавно.
Девушка невольно отодвинулась от него.
Огнянов не смел на нее взглянуть; он говорил, обернувшись к стене. Сердце его разрывалось на части, словно его терзали железными клещами.
— Да, я убил двух турок; я, который мухи не обидел…
Я был вынужден их убить, потому что они на моих глазах хотели изнасиловать девочку… и на глазах у ее отца, которого
они
связали. Да, я убийца, и мне опять грозит Диарбекир или виселица.
— Говори, говори… — прошептала она, сама не своя.
— Больше говорить нечего, теперь ты знаешь обо мне все, — дрожащим голосом ответил Огнянов.
На лице Рады он прочел страшный приговор и ждал его теперь из ее уст.
Рада бросилась ему на шею.
— Ты мой, ты самый благородный! — крикнула она. — Ты мой герой, мой прекрасный рыцарь.
И они обнялись крепким, страстным объятием, трепеща от любви и счастья.
ХІ
I
І. Брошюра
С лестницы послышались тяжелые шаги. Кто-то взбегал по ней так быстро, что дрожал весь этот деревянный дом. Рада вырвалась из объятий Огнянова.
— Это доктор мчится, — сказал Бойчо, прислушавшись. Рада отошла к окну и пылающей щекой прижалась к стеклу, чтобы скрыть свое волнение.
Доктор, как всегда, шумно ввалился в комнату.
— Читайте, — проговорил он, подавая Огнянову какую-то брошюру. — Огонь, братец, огонь! С ума сойти можно!.. Поцеловать бы ту золотую руку, что это написала!
Огнянов раскрыл брошюру. Она была издана эмигрантами в Румынии. Как большая часть подобных книг, эта брошюра была довольно посредственным произведением, полным избитых патриотических фраз, приторной риторики, отчаянных восклицаний и ругательств по адресу турок. Но она возбуждала громадный энтузиазм болгар, жадных до каждого нового слова. Судя по жалкому состоянию страниц, испачканных, измятых, почти истлевших от множества прикосновений, она прошла через сотни рук и зажгла тысячи сердец.
Соколов от этой брошюры был как пьяный. Даже Огнянов, более искушенный в литературе, увлекся, просмотрев несколько страниц, и не мог уже оторвать от них глаз. Доктор ревниво смотрел на него и, не вытерпев, выхватил у него брошюру.
— Послушай, послушай, дай я тебе почитаю! — крикнул доктор и начал читать громким голосом, воодушевляясь все больше и больше; при каждом сильном выражении он левой рукой рассекал воздух, топал ногами и метал пламенные взгляды на Раду и Бойчо, которые позабыли о своих недавних сладостных волнениях и заразились его воинственным пылом. Комната да и вся школа сотрясались от его раскатистой октавы. Прочитав большую часть брошюры и дойдя до длинного стихотворения, которым она заканчивалась, доктор, весь дрожа и обливаясь потом, оборвал чтение и повернулся к Огнянову.
— Огонь, братец, огонь! На, читай… Я устал… Нет, дай я сам; ты читаешь стихи, как поп Ставри «Отче наш»; испортишь все впечатление. Нет, читай ты, Рада!
— Возьми брошюру, Рада, ты хорошо читаешь стихи! — сказал Огнянов.
Девушка начала читать.
Как и прозаическая часть брошюры, стихотворение было написано достаточно бездарно: в нем было много восклицаний, много искусственного пафоса. Но читала его Рада хорошо и с чувством. Ее звонкий вибрирующий голос придавал жизнь и силу любому стиху.
Доктор глотал каждое слово и громко топал ногой. На самом интересном месте дверь открылась без стука, и вошла старуха, которая прислуживала в церкви.
— Вы меня звали? — спросила она.
Бросив на старуху свирепый взгляд, доктор молча вытолкал ее вон, захлопнул дверь и опустил щеколду. Бедная старуха сошла к себе вниз совсем растерянная и приказала детям церковного сторожа не шуметь, потому что учительница дает урок учителю и доктору.
— Кого опять черт несет? — заорал в отчаянии Соколов, снова услышав чьи-то шаги. — Вот я его выброшу в окно! — И он открыл дверь.
Вошла девочка с письмом в руках.
— Кому это? — буркнул доктор.
Девочка подошла к Раде и отдала ей письмо.
Рада, увидев на конверте незнакомый почерк, удивилась, но вскрыла письмо и стала читать.
Бойчо смотрел на девушку в недоумении. Он заметил, что на лице у нее проступили красные пятна, потом появилась улыбка.
— Что это? — спросил Бойчо.
— Письмо. На, читай! Он взял листок.
Это было любовное послание от Мердевенджиева. Бойчо громко рассмеялся.
— Уж этот Мердевенджиев! Теперь он мой соперник, Рада, и к тому же — опасный. Удивительно, как только эта пустая голова смогла сочинить такое послание. Не посмотреть ли в письмовнике, с каких страниц оно списано? Рада, смеясь, разорвала письмо.
— Зачем ты его разорвала? Ответь! — сказал ей Соколов.
— Что же ему ответить?
— Напиши: «О-о-о-о сладкоголосый соловей! О-о-о-о музыкальнейший селезень! О-о-о-о-о нежносердечный удод! Мне выпала высокая честь сегодня, часов в шесть…» — дурачился Соколов, но, взглянув на часы, не кончил фразы и обратился к Бойчо: — Видишь, какой он подлый человечишка?.. Видишь, какой это гнусный интриган? Может, он шпион, а? Поздравляю вас в таком случае! Слушай, когда ты сегодня придешь в школу, плюнь ему в лицо. На твоем месте я бы дал ему по
Вы читаете Под игом
